Образование

Годы труда и минуты счастья

Я вспоминаю самый счастливый день, точнее самый счастливый момент в моей жизни - это был тот момент, когда я узнал, что поступил на математико-механический факультет Ленинградского университета. Я не помню более радостного мгновения, буквально мгновения. Мне достаточно трудно далось это поступление. Я не мог учиться в обычной школе. Ходить я начал на костылях и очень медленно лет в 12, и к тому времени стало ясно, что учиться в обычном режиме общей школы для меня невозможно. В младших классах я мог учиться благодаря своей учительнице и одноклассникам, которые водили меня за руку по школе. А в 6-м классе, когда была введена кабинетная система, со мной случилось несчастье - я упал и очнулся только через несколько часов. Заключение врача было однозначно - ходить в школу мне нельзя. До 8-го класса учителя приходили ко мне домой, в 8-м классе я уже мог ходить, но школа, в которой я учился, была восьмилетка, и чтобы продолжать учиться, мне нужно было перейти в другую школу. Но брать меня туда не хотели, и завуч одной из школ объяснял маме: «Ну зачем его дальше учить - ведь он у вас инвалид - пусть сидит дома, подберите ему какую-нибудь легкую работу, пусть займется хотя бы фотографией - и все будет в порядке». И мама прямо в присутствии завуча обернулась ко мне и спросила: «Тебе понятно?». Я все понял - рассчитывать можно было только на себя. И я устроился в 9- ый класс школы-интерната. Это тоже было непросто. Как раз в том году 9-ый класс распустили и, хотя, как я выяснил в Министерстве образования, меня были обязаны принять в школу, но 1 сентября мне очень по-доброму объяснили, что принять меня никак не могут. Я хотел поговорить с директором, но мне сказали, что директора в этот день не будет. Вышел я с таким приговором в 10 часов утра из школы и направился в Городской отдел образования. С трудом добрался я до Исаакиевской площади - в автобус или троллейбус я без посторонней помощи войти не мог. Нашел с помощью милиционера, дежурившего у входа, кабинет инспектора - помню ошалевшие глаза милиционера и такие же ошалевшие глаза женщины- инспектора - в то время появление в таком важном государственном учреждении инвалида было из ряда вон выходящим событием. Инспектор сняла трубку и позвонила директору школы-интерната - он оказался на месте. Инспектор объяснила директору ситуацию и спросила, что делать. Директор сказал, что мальчик может завтра к нему придти, и вопрос будет решен. Услышав такой ответ инспектор добавила: «Я надеюсь, что мальчик уже больше ко мне не придет». Директор заверил ее, что, конечно, мальчик к ней больше не придет. Так я был принят в школу-интернат - и приходил туда самостоятельно на индивидуальные занятия с учителями. Педагоги там были разные. Хорошо помню завуча школы - преподавательницу литературы (класс, в котором она была классной руководительницей, как раз и расформировали). В первый раз я встретил ее в коридоре, она предложила мне приходить к 7 часам вечера и на первом занятии дала задание. Надо сказать, что если с математикой у меня все обстояло благополучно, то с русским языком и литературой всегда были сложности - я не умел писать развернутые многостраничные сочинения. Но моя короткая работа учительнице понравилась, и она стала серьезно со мной заниматься и даже сумела найти возможность заниматься со мной днем - по вечерам мне было возвращаться домой страшновато. И раз в неделю она запиралась со мной в кабинете и целый час рассказывала мне о литературе. Потом она сама кратко, на одной - полутора страницах записывала конспект занятия и давала мне задание. С ее помощью я понял, что такое Лев Толстой, что такое Достоевский. И я жалею, что мы не успели с ней поговорить о Чехове - наверное поэтому я Чехова до сих пор не полюбил. В связи с этим я вспоминаю, как, учась еще в прежней школе в 8-м классе, я легкомысленно сказал учительнице, которая приходила ко мне домой, что я прочел роман «Герой нашего времени» и он мне не понравился. - «А сколько раз ты прочел?» - «Один». - «Прочти еще раз». Я прочел этот роман еще не один, а пять раз подряд - и теперь это одно из моих самых любимых произведений.
10-й же класс, выпускной, я кончал в вечерней школе. Тогда я уже мог ходить. Но чего я не мог - это ходить по снегу, поэтому зимой меня возил в школу кто-то из родителей или мне давали деньги на такси. На первом собрании в вечерней школе учительница сказала нам: «Чтобы поступить в институт, вам придется после окончания вечерней школы еще походить на подготовительные курсы». Я внутренне усмехнулся - неужели мне, такому умному, придется еще ходить на подготовительные курсы? А на деле так и получилось, но об этом я расскажу немного позже.
Когда я кончил вечернюю школу, то понял, что мне нужно заниматься точными науками. В какой-то момент я, правда, еще сомневался, чем заниматься - точными науками или историей. Я очень любил историю и продолжаю ее любить, но понимал, что написать много и красиво, а именно это, как мне казалось, требовалось для того, чтобы поступить на исторический факультет, я не смогу. Я отправился подавать документы в Ленинградский электротехнический институт имени Ульянова-Ленина. На первом этапе все было великолепно - у меня приняли документы и попросили зайти через несколько дней. Я пришел через несколько дней и мне предложили пройти в медицинскую часть за медицинской справкой. Я пошел в медицинскую часть и местный эскулап беседовал со мной так, как если бы существовало только два варианта: или я умру прямо сейчас в его кабинете, или сразу за дверью. И он дал мне понять, что он очень не хочет, чтобы это произошло при нем, а уж о моей учебе в институте не может быть и речи. Интересно, что кандидатскую диссертацию я защищал в этом же самом ЛЭТИ.
Какие-то знакомые мне сказали, что на математико- механический факультет университета меня с моим заболеванием могут взять. Наученный горьким опытом, я заранее прошел университетскую медицинскую комиссию и там на вопрос, не будет ли у меня медицинских проблем с поступлением, получил разъяснение, что поскольку я поступаю на математику, а не на механику, проблем не будет. Я поинтересовался, почему могли возникнуть проблемы при поступлении на механику, и получил неожиданный ответ: «А у Вас же очки». Я впервые встретился с ситуацией, когда проблемы могли возникнуть у меня из-за очков, а не из-за трудностей с передвижением.
В вечерней школе я получил лучший аттестат, был этим очень горд и думал, что поступлю на матмех с легкостью. Когда же я посмотрел экзаменационную работу за прошлый год, то сразу понял, что мне такие задачи не одолеть. Но я решил все-таки идти до конца и пошел сдавать письменную математику. Получил свои 2 балла, попробовал сдать на вечерний - тоже 2 балла, а после этого начал заниматься на подготовительных курсах и на следующий год на вступительном письменном экзамене по математике получил тройку - отметка для матмеха вполне нормальная. Затем я успешно сдал устную математику, физику, а по сочинению неожиданно получил двойку. И если в первый год моя двойка по математике никакого сочувствия у членов приемной комиссии не вызвала, то теперь меня жалели - считали, что мне не повезло. Я посмотрел свою работу - двойка была «честная» - никто ко мне не придирался - в работе было много ошибок. И уже на следующий день я пошел снова сдавать математику - на заочное отделение. На этот раз я сдал экзамены нормально - уже на четверки. Осталось сочинение. Писать я мог только очень медленно и понимал, что написать сочинение за отведенное время лучше, чем я это сделал при поступлении на дневное, не смогу. Поэтому я пошел в деканат с просьбой или разрешить мне сдать экзамен устно, или предоставить большее время. Сотрудник деканата сам решить этот вопрос не мог и ушел советоваться. Отсутствовал он целый час, а вернувшись сказал - «Идите и пишите». - «Но я же не напишу.» - «Идите и пишите». - «Но если я не напишу, я снова приду к Вам». - «Хорошо». Пошел я писать сочинение и получил тройку. А потом узнал, что после экзаменов по математике и физике конкурса уже не было, и двоек по сочинению было решено не ставить. И вот тот момент, когда я узнал, что меня приняли на заочное отделение матмеха университета, был самым счастливым моментом в моей жизни. Это было кратковременное, но очень сильное ощущение.
Потом были годы учебы. В принципе я мог бы спокойно кончить заочное отделение, но очень скоро узнал, что на заочном отделении нет распределения. Я понимал, что сам я работы не найду и после первого курса, хорошо сдав сессию (всего с одной четверкой), пошел в деканат и сказал, что хочу перевестись на дневное. Мне разъяснили, .что сделать это можно, но только после 3-го курса. Я заявил, что за год пройду два курса и через год переведусь. Мне спокойно ответили: «Что ж, дерзайте, молодой человек». Я действительно справился с поставленной задачей и через год сдал экзамены сразу за два курса. Надо признаться, что у меня был дополнительный, а может быть, даже главный стимул - на дневном отделении курсом старше училась симпатичная девушка, которую я хотел чаще видеть. Последний экзамен за 2-й курс я сдал в середине мая. И на сдачу экзаменов за 3-й курс у меня осталось совсем мало времени. Сейчас я понимаю, что если бы я так не торопился, то получил бы более глубокие знания. Но я не жалею (я вообще стараюсь ни о чем в жизни не жалеть) и считаю, что если понадобится, я смогу восстановить пробелы. Но я переутомился и через год мне пришлось взять академический отпуск - так что в результате я окончил университет тогда, когда и был должен первоначально.
Когда я учился на дневном отделении, ко мне очень хорошо относились однокурсники, но полноценным членом коллектива я не был. Я не мог позволить себе роскошь пойти вместе с сокурсниками в кино или на вечеринку, и не потому что меня с собой не брали, а потому что физически мне это было очень трудно. У меня хватало сил только на учебу. Я медленно ходил, медленно писал. Помню, как в конце мая я переписывал конспекты. И вдруг пошел снег. Когда я дошел от остановки, у меня голова была покрыта ледяной коркой. У мамы работа начиналась в 7.15. Она довозила меня до Петроградской и ставила меня на стоянке такси. Вечером она заезжала за мной. Приезжал я в Университет в 8 утра, уходил в 9 вечера. Только когда я кончил институт, я смог позволить себе ходить в театр и музеи. Помню один летний месяц, когда мне удалось сходить в театр пять раз. Товарищи, щадя мое самолюбие, вопрос моего здоровья никогда со мной не обсуждали.
Когда после академического отпуска я вернулся в университет, то попал уже в другую группу и помню, как болезненно переживал, видя, что мои бывшие однокурсники уже заканчивают университет. Были случаи, когда с однокурсниками у меня находилось общее дело и тогда мы становились если и не друзьями, то хорошими приятелями.
После университета я прошел распределение и получил работу. В деликатной форме представитель организации, в которую меня взяли, объяснил мне, что работать как все, приходя каждый день на работу, мне будет трудно и поэтому я как математик буду должен помогать тем, кто будет создавать мне льготные условия, оставаясь на вторых ролях и не рассчитывая на карьерный рост. Если перевести это на обычный язык, на «Ленинец» меня взяли для того, чтобы я помог сделать диссертацию одному из начальников. Но пока я оформлял допуск, этот начальник благополучно ушел, и я оказался без дела в лаборатории, которая занималась электроникой и в которой мне делать было абсолютно нечего. Два раза в неделю я приходил на работу, спрашивал у начальника, есть ли для меня сегодня работа, получал ответ «Нет» и отправлялся в соседний отдел болтать с девушками. Начальство соседнего отдела не имело ничего против, так как девушкам работать я старался не мешать, а при случае мог и помочь, используя свои математические знания. После обеда я опять приходил к своему начальству, спрашивал, нет ли для меня работы и, получив отрицательный ответ, отправлялся в другой отдел болтать с девушками, опять же стараясь не мешать им работать. Это было нетрудно, так как девушки обычно что-то паяли (я до сих пор не знаю, что именно), а язык у них был свободен. Но вскоре мне это надоело, и я решил пойти учиться. Пришел на психологический факультет Университета и попросил взять меня на второй курс. Мне сказали, что взять меня могут только на первый и для этого мне надо сдать все вступительные экзамены. Я понимал, что сочинение мне не написать, и от идеи получить образование психолога отказался. Тогда, я решил пойти в Политехнический на курсы повышения квалификации, чтобы получить специальность электронщика и иметь возможность вписаться в тематику отдела, в котором я работал. Но для того, чтобы меня приняли на курсы, нужно было получить разрешение моего более высокого начальника, а высокий начальник сказал: «Нет. Вы потеряете свою квалификацию математика, а что касается работы, то я Вам ее найду.» И действительно, через некоторое время в лабораторию зашел человек и дал мне задачу, связанную с программированием и работой на компьютере.
Года два я еще числился в той же лаборатории, но времени на разговоры с девушками у меня уже не оставалось. Тогда в организации был всего один большой компьютер, которым пользовались человек двадцать, и в неделю мне полагалось пять часов, и эти пять часов я выбирал за один присест, и за это время сменялось два-три оператора. Я мог бы набирать и сам, но делал это слишком медленно, а машинного времени было жалко, и мне любезно помогали. Задача, которую я решал, была связана с инициативной темой начальника, посвященной проблеме предполетной подготовки штурманской карты, позволяющей осуществлять во время полета наведение на цель в режиме реального времени. Задача эта была интересная и важная, но ни в какие планы она не входила, так как было неясно, удастся ли ее решить. 3 года я занимался этой задачей, но за это время произошла авиационная катастрофа, в которой погибло все высшее начальство Тихоокеанского военно-воздушного флота, после которой начальник к решаемой мной задаче быстро охладел - видимо среди погибших был заказчик. Мне было обидно - работа мною была сделана, но она никому не понадобилась. Конечно, сегодня на современных машинах эту задачу можно было сделать гораздо быстрее. Но я считаю, что работа над задачей была для меня очень полезна, тем более, что в процессе работы и у меня, и у начальника появлялись новые идеи, которые интересно было реализовывать. У меня была даже мысль защитить по этой работе диссертацию, но тема мне показалась слишком приземленной, и я решил этого не делать. Надо сказать, что параллельно с выполнением основной работы я время от времени решал отдельные исследовательские задачи, но это было скорее гимнастика для ума, чем целенаправленная научная работа. А потом пришел к нам в лабораторию новый человек, который собирался писать докторскую диссертацию. И поскольку я к этому времени остался без дела, меня в некотором роде прикрепили к нему. Он сразу стал меня уговаривать собрать накопившийся у меня материал и как-то его оформить. Самое интересное, что когда мы стали разбираться с ним, выяснилось, что когда он писал кандидатскую диссертацию и обрабатывал литературу, вдруг вышла моя статья, в которой была решена одна из задач, решавшихся в его диссертации. Он даже чуть было не выкинул из своей диссертации целую главу, но понял, что поскольку мною задача была решена другим способом, главу можно оставить.
В 83-м году я стал готовиться к соискательству и параллельно активно заниматься созданием общественной организации инвалидов. Начали мы с создания клуба инвалидов «Феникс». Хотя клуб был создан при спорткомитете, и спортом мы действительно занимались (в основном шахматами, но иногда устраивали и авторалли), спортивная работа не была главной. Мы были одними из первых, кто понял необходимость создания организации, объединяющей всех инвалидов и в первую очередь инвалидов, имевших трудности с передвижением. До этого существовало только Всероссийское общество слепых (ВОС) и Всероссийское общество глухих (ВОГ). Сначала наши предложения встречали сопротивление властей, особенно местных. Где-то в 85-м мы написали. письмо Горбачеву с просьбой создать Общество инвалидов. Письмо это дошло до ЦК, но просьбу нашу, как и аналогичные просьбы других организаций, выступивших с аналогичными предложениями, тогда не поддержали, Однако какое-то влияние, видимо, эти просьбы оказали, потому что через некоторое время было создано Всероссийское общество инвалидов (ВОИ). В Санкт-Петербурге (тогда еще Ленинграде) члены клуба «Феникс» играли в его создании большую роль. Я какое-то время работал на районном уровне, был председателем ревизионной комиссии в Калининском районе, как представитель района входил в Городское правление, но после смены начальства в 88 г. отошел от этих дел и занялся диссертацией. 89-й и 90-й год я посвятил завершению работы и написанию диссертации и в 1990-м году диссертация была подготовлена.
Но в том же 90-м году у меня родилась племянница, у которой с самого рождения я заметил признаки тяжелого заболевания. Для того, чтобы помочь ей, мне понадобилось восстановить свои связи в социальной сфере. Тогда-то я окончательно понял, что от общих проблем инвалидов мне не уйти, и решил восстановить «Феникс» на новых юридических основаниях.
У меня были идеи, которые я хотел воплотить в жизнь. Я обратился к тем, кого хорошо знал, и кто меня ни разу не предал, и предложил им работать со мной. Наученный горьким опытом, я отказался от следования демократическим принципам. На первом этапе мне нужны были помощники, которые безоговорочно выполняли бы мои требования. Тем, кто хотел со мной работать, я говорил «Если ты можешь и хочешь самостоятельно работать, - работай сам, и можешь рассчитывать на мою поддержку и помощь, если не можешь - соглашайся на те жесткие правила, которые я предлагаю». Я не обещал никому гарантированного дохода, но твердо обещал, что никогда никого не обману и не подведу. Закон требовал 10 учредителей. Нашлось 9 человек, которым я доверял и которые согласились на мои требования. К сожалению, одного из них уже нет в живых, один уехал за границу, один вышел из состава учредителей. Но приходят все новые люди и общество живет.
Зарегистрировали мы «Феникс» в декабре 92-го года, а весной 93-го я защитил диссертацию. Путь к защите был нелегкий. Я трижды менял тему диссертации. Трижды менял место защиты. В первый раз, когда я собрался защищать диссертацию, мне объяснили, что я не имею допуска и поэтому справки, необходимой для защиты, мне дать не могут. Наконец после долгих мытарств моему руководителю Владимиру Львовичу Горохову удалось договориться, что меня возьмут на защиту в тот самый институт, куда меня когда- то не приняли учиться. Кафедра располагалась на 6-м этаже, подняться так высоко мне было не по силам, и на кафедру бегала мама. За месяц до защиты у нее случился инсульт. Перед этим она организовала печать автореферата всего за три дня. Получил автореферат я за день до того, как истекал срок рассылки.
Я не буду рассказывать здесь о том, как удалось помочь маме пережить то, что случилось. Скажу только, что очень помогли мои занятия аутотренингом и те навыки, которые я получил на этих занятиях. Они помогли мне оказать маме первую помощь, когда я нашел ее лежащей без сознания на кухне, а затем помогать ей восстановить все функции.
Защита прошла успешно, я стал кандидатом технических наук но к этому времени я понял, что надо выбирать между работой в прежней организации, в которой производство почти остановилось, и работой в «Фениксе».
И как раз в это время я встретил Галину Викторовну Прохорову, и оказался причастным к делу организации обучения группы инвалидов-опорников юридической специальности. Галина Викторовна предложила мне пойти на подготовительные курсы. Я согласился. Два раза в неделю за мной, как и за другими членами группы, приезжал автобус и отвозил меня на занятия. Я слушал лекции, общался с молодыми ребятами. Все это мне было очень интересно. Я сдал вступительные экзамены. И уже был обязан учиться. Я понимал, что не стану работать как юрист. Но я смогу сам разобраться во всей документации. И, кроме того, я стал привлекать ребят, которые со мной учатся, к работе в «Фениксе» и создавать из них команду. И такая команда успешно создается, и она будет работать. Я хотел бы, чтобы после моего ухода дело, которое я начал, продолжалось. А для этого надо, чтобы ребята, которые пока еще почти дети, приобрели опыт, уверенность, чтобы их не смогли сломать.