Библиотека

Разговоры, друзья и смерть

Время шло. Часы, недели месяцы медленно наполнялись событиями. У меня уже не было чувства, что день тянется целую вечность, думы о бессмысленности моего существования заменялись надеждами на что-то большое и важное для меня. Сестры стали присылать ко мне раковых больных, которые хотели хоть с кем-то поговорить, излить душу. Ведь часто они не могли быть откровенными даже со своими близкими. Они должны были быть сильными, как и я, благоразумными. Как и мне, им приходилось защищать себя от еще более сильного страдания. С этими страдальцами я философствовала ночи напролет, так как успела накопить большой практический опыт борьбы за выживание. Мы говорили о Боге, о добре и зле, вообще о смысле жизни. Правда, я тогда сама еще не была достаточно крепкой в своих убеждениях, так что каждая наша беседа продвигала меня немного вперед. Часто я проживала с этими людьми последние часы их жизни... Бывало, что кто-то из них звал меня в свою последнюю минуту. Так постепенно я привыкла к смерти, она меня больше не ужасала. Скорее, она настраивала меня на печальный лад и навидила на размышления о собственной жизни и смерти.

Смерть стала почти ежедневным явлением в жизни, я была невольным свидетелем последних разговоров между супругами или родителями и детьми. Это меня глубоко травмировало. Я ощущала страх перед неизвестностью, но, в то же время, и благодарила Бога за избавление от мучительных страданий.

В моей памяти встают различные картины, ситуации. Пациенты, которые просили оставить их умирать в тишине, врачи, боровшиеся до последнего удара пульса, против воли больного, за жизнь. Визгливые медсестры, которые не хотели мне второй раз умыть лицо, хотя оно все горело. Многочасовое лежание в собственных испражнениях, переживания врачей, если кому-то отказывали в уходе... Я начинала сомневаться, такова ли воля Господня? Хотелось с кем-то поговорить на эту тему. И однажды утром, после очередного смертельного исхода, ко мне пришел молодой католический викарий. Я попыталась обсудить с ним некоторые мучившие меня вопросы. Но дискутировать с ним было невозможно, так как он считал себя во всем правым. Обессиленная переживаниями от всего случившегося, я не в силах была выслушивать его поучения и простилась с ним. Как мог он так слепо подходить к фактам! Это было мне непонятно. От представителя церкви я ожидала большего.

К счастью, вскоре после этого случая появился мой "ангел-хранитель". С ним я могла говорить обо всем. С самого начала он сделался моим спасителем. Когда я, с прерывистым дыханием, учащеным пульсом и горящей головой, хватала ртом воздух, он быстро приходил на помощь, восстанавливал мое дыхание. Он массировал мне живот, если не работало пищеварение, охлаждал мои горящие суставы лавандовым спиртом, очищал легкое от скопившейся там слюны...

И сейчас Урс каждый день усаживает меня в мое кресло. Кроме того, он должен подавлять мои вспышки и срывы, утолять мой голод. Вообще, не знаю, что бы я без него делала. Со временем у меня появились молодые медсестры и друзья, которые часто ищут у меня помощи. У меня было достаточно времени, чтобы прислушаться и разобраться в своих ощущениях, а теперь я помогаю сделать другим. Никого я еще не остановила, если человек хотел выплакаться, излить мне свою боль или рассказать, что у него на душе. И никогда я не старалась уйти от этого, наоборот, просила не щадить меня, свободно говорить о своих нахлынувших чувствах и переживаниях. В результате откровенного, искреннего разговора выяснялось, что произошло и каковы последствия.

В связи с этим мне вспоминается вылет в Берн, к медвежьему капкану. Это был особенно хороший, солнечный день. С большим напряжением мы смотрели вперед, чтобы разглядеть молоденьких медвежат. И вдруг я поймала на себе пристальный взгляд одной женщины. Я смутилась, боясь оказаться раздражающим, мешающим объектом. Но ничего подобного не произошло. Когда сопровождающий повернул мое кресло так, что я оказалась лицом к ней, женщина обрушила на меня целый поток слов. Она считала, что у меня особая сила и дар читать по руке и по картам, и она хотела мне много заплатить, чтобы я предсказала ей ее судьбу. Тогда, помню, это меня очень смутило, но сейчас я бы с удовольствием побеседовала с этой дамой.

В той комнатке, которую предоставили мне в госпитале, было огромное, чуть ли не во всю стену, окно. Летом и зимой я сидела перед ним и в промежутках между чтением, письмом или прослушиванием радиопередач наблюдала за изменениями в природе. Много различных птиц жило на деревьях и кустарниках, в изобилии росших перед окном, так что я познакомилась почти со всеми видами птиц. А чудесное окно служило мне не только окном в мир, но и зачастую входом для моих друзей. Когда поздно вечером все двери были закрыты, мои посетители проникали через эту лазейку.

Как ястреб выслеживает добычу, так я должна была тщательно следить за этим окном, чтобы его случайно не закрыли, не загородили от меня. Когда это все-таки случалось, мои друзья стояли под окном, а я лежала в комнате одна. И только после того, как приходил ночной сторож, я могла ему крикнуть, чтобы он открыл окно. Ужасное чувство, когда люди разделены стеклянной перегородкой! Это искусственно создаваемое одиночество. Но такое положение сохранялось очень долго, пока я не отвоевала себе свободу, когда уже не должна была выпрашивать, как милостыню, каждый визит, который выходил за рамки нормированных посещений. До сих пор воспоминания об этом разрывают мое сердце на части.

Я хочу вам объяснить, как я работаю. Еще в больнице с помощью одной женщины, врача-терапевта я научилась печатать на машинке. Вообще эта женщина многое для меня сделала. Она не принуждала меня делать какую-то бесполезную работу, которая не требует от меня напряжения. Она меня убеждала в том, что я должна заниматься каким-то делом, а не прозябать в безделье. И я стала печатать на электрической машинке, которую приводила в действие специальным трубчатым рычажком, находившимся у меня во рту и управлявшимся дыханием. Второй такой же рычажок служил для переворачивания страниц.

Это требовало от меня огромного напряжения, так как я все время лежала в постели и с большим трудом даже поворачивала голову. Позже, когда я смогла работать в сидячем положении, дело пошло лучше.

Я упражнялась всегда в присутствии моего врача-терапевта, которая была со мной очень терпелива. А у сестер не было времени заниматься моим обучением. И как бы ни было трудно, я все же достигла относительного успеха - могла напечатать страницу за 45 минут!

Теперь у меня более совершенные приспособления, я использую компьютер, который управляется моим дыханием. С помощью специального прибора я несколько раз сильно дую, и компьютер переводит мои сигналы в буквы. В свое время мне понадобился целый месяц, чтобы освоить этот сложный вид письма, который требует массу терпения и аккуратности. Конечно, я не могу печатать быстро, но 140 ударов в минуту - эта скорость меня вполне устраивает. Ведь по сравнению с предыдущей это прогресс. Так же, с помощью дыхания, управляю я аппаратом для чтения, который сам переворачивает страницы.