Библиотека

Глава VIII. Снизу вверх

Пристально и подолгу рассматриваю я картины великого Питера Брейгеля “Нищие” и “Слепые”. На них, как живые, запечатлены инвалиды далекого прошлого. Среди множества калек на этих замечательных полотнах только один человек выглядит более или менее здоровым.

Обмотанные тряпками культи, пустые глазницы, поднятые к небу, искаженные лица — все это правдиво и сурово передано рукою гениального мастера. Эти калеки, отмеченные и обделенные судьбой, отверженные от всего мира, объединены физическими недостатками и взаимовыручкой.

Вот они бредут со стонами и проклятьями, а может быть, и с солеными шутками. Ведь как человеку трудно ни бывает, а выручает подчас веселое словцо, вызывающее улыбку или смех. И пусть часто этот смех имеет привкус горечи, все равно он помогает хотя бы на время принять жизнь такой, как она есть.

Веселой минутой жив человек! И в средние века бывало:

На мосту плясали,
Всю ночь проплясали
Палачи и старухи,
Висельники и шлюхи,
Сифилитики, паралитики,
Воры, синие от сивухи

В те далекие времена и много после инвалиды находились на самом дне общества.

В животном мире длительное существование больных и искалеченных особей, как известно, невозможно. Естественный отбор быстро приводит их к гибели.

Нищенское существование и быстрая смерть были уделом инвалида на протяжении многих веков истории человечества.

Сейчас мир изменился до неузнаваемости. Каково же положение инвалидов в современном обществе? Меня этот вопрос живо интересует с одной целью: хорошо бы собрать воедино весь положительный опыт социальной реабилитации, накопленный в нашей стране и за рубежом, способствовать его распространению, чтобы он коснулся все большего и большего числа инвалидов, принес им пользу.

Так как у меня травма спинного мозга, то заботы и проблемы спинальников мне ближе и больше всего известны. Поэтому в дальнейшем о них и речь.

Значительные средства затрачиваются в нашей стране на строительство лечебных учреждений, на социальное обеспечение. Материально инвалиды стали жить гораздо лучше.

Но так уж устроен человек, что среди жизненно важных его проблем есть еще одна: любой спинальник ищет пути, как стать полноценным и полезным членом общества, бывать среди людей, а не прозябать в четырех стенах своей комнаты, трудиться и общаться в коллективе, заниматься физкультурой не только дома, но и участвовать в спортивных, состязаниях с себе подобными или в совместных спортивных играх со здоровыми людьми.

Нас так же, как и здоровых людей, интересуют концерты и диспуты, выставки и музеи, туризм и даже мода. Как же все это увидеть, как во всем этом участвовать? Слышу голоса скептиков:

— Для этого нужно преодолеть разобщенность, громадные физические и экономические трудности и вдобавок не менее сложные психологические преграды. Нужно ли это? Может, довольствоваться тем, что уже есть?

— Это необходимо, — говорят инвалиды и медики, те, кто понимает колоссальное значение возвращения множества людей к нормальной и полезной для общества жизни.

И многое здесь зависит от самого человека.

Да, чтобы добиться социальной реабилитации, спинальник в первую очередь должен сам страстно желать этого, проявить волю и настойчивость, высокие личные качества и мотивы. Ему придется преодолеть комплекс неполноценности и естественную стеснительность, запастись терпением и терпимостью, иначе нервная система не выдержит перегрузок.

Положение инвалида подчас сходно с положением ребенка. Ему некоторые добренькие люди не отказывают в различных обещаниях и посулах и так же часто не выполняют обещанное. Надо и к этому привыкнуть, глубоко понимать не только себя, но и психологию окружающих.

Ко многому я привыкал, но только не к одному — только не к бездействию. Оказавшись в доме без лифта, в замкнутом пространстве своей квартиры, я сразу стал разрабатывать планы “побега” из нее.

“Даже из специально охраняемых тюрем, — соображал я, — свободолюбивые люди выбираются, неужели же я не смогу спуститься и подняться на второй этаж?” Конечно, вся надежда на помощь друзей, но нужен реально выполнимый проект “побега”. Его я продумывал день за днем, год за годом.

Сделать лифт с выездом с балкона, как у Эдика Аракеляна? Нет, у него балкон выходит во двор, а у меня на улицу, висит прямо над тротуаром. Этот вариант отпадает, так как нельзя ставить под угрозу жизнь других людей.

Я вспомнил один английский фильм, где показан адвокат, которому трудно передвигаться. Активный человек ведет дела и с одного этажа на другой ездит в кресле, движущемся по направляющим, прикрепленным к перилам лестницы. Вот бы и мне так! Но у того адвоката лестница находилась внутри собственной квартиры, а общую лестницу в доме нельзя загромождать, ею пользуется множество людей. Значит, и этот вариант не годится.

Я и мои друзья стали искать описания устройства для езды по лестнице. Ни одна заметка в журнале, ни одна статья в газете не прошла мимо нас. В результате мы нашли целый ряд конструкций колясок для езды по лестнице.

Вот вездеход немецкой фирмы “Мейра”. Он передвигается по лестнице и горизонтальным площадкам, разворачивается на пятачке в 110 сантиметров. Но это самостоятельная машина с тремя электродвигателями, весом 86 килограммов. Такую машину нельзя сделать кустарно. Да и где ее хранить? Другие специальные коляски попроще, но возникают те же возражения, кроме того, некоторые из них еще требуют значительных усилий от самого инвалида или сопровождающего его человека. Положение порою казалось безвыходным. Я перебирал и рисовал варианты с установкой направляющих, по которым будет двигаться подъемник, сбоку — на стене лестницы, сверху — на потолочном параллельном марше. Может, в кухне вместо выходящего во двор окна прорубить дверь и опять же вернуться к лифту? Все сложно. А нельзя ли что-то попроще?

Надо спускаться на той же коляске, в которой я езжу по комнате. Но как? Положим на ступени лестницы две доски, и будет скат. Но коляска на трех колесах, по чему же пойдет третье колесо? Да и голова сильно запрокинется, если спускаться спиной под уклон.

И тут пришла в голову спасительная идея: к раме нужно крепить съемную подставку с двумя рояльными колесами, приподнимающую заднее колесо коляски. Коляска поедет по двум доскам, сидеть я буду в естественном положении, не запрокидываясь, станет легко маневрировать на узкой промежуточной площадке между первым и вторым этажами. Тянуть коляску, конечно, положено лебедке с тросом..? Так все это представлялось в воображении. Но ведь ничего этого не было в действительности.

За дело взялись конструкторы Венциан Межебовский, Борис Лебедев, Валентин Макаров и Евгений Тентлер. Друзья ездили в различные организации, доставали нужные детали, разрабатывали и вычерчивали устройство. Когда они приезжали ко мне и начинали все примерять на лестнице, громко споря между собой, то в дверях появлялись встревоженные лица соседей: что тут затевается? Но, узнав о нашем проекте, они встречали его с большим пониманием и сочувствием.

Много вечеров затратили мои друзья, пока наконец Борис Лебедев, сев в коляску, первым спустился по лестнице нашего дома. Первый спуск и подъем мы отметили бутылкой “Шампанского”.

Так я оказался на улице, среди людей. Сколько я встретил старых знакомых, сколько появилось новых! Трудно описать все пережитые мною чувства, да и не в этом суть. А суть в том, что нужно страстно желать и искать контакта с людьми, преодолеть все трудности на пути к нему.

Вот мы и подошли ко второму условию, без которого невозможна социальная реабилитация, а именно: устремления инвалида должны поддержать родные, друзья, все общество, окружающее его. Без своих друзей я бы и по сей день не смог осуществить “побег” на улицу. Имея за спиной преданных близких родственников и многочисленных друзей, я кое-чего добился. Но было бы кощунством ставить эти достижения в пример множеству спинальников, живущих в неизмеримо худших условиях, чем я.

Тем, кто находится в домах инвалидов, кто живет в одиночку и всеми силами старается не очутиться в доме инвалидов, перед которым у него инстинктивный страх, тем, кто живет на попечении престарелой матери, уже тоже больной и нуждающейся в помощи, — всем им необходима специальная помощь общества.

Помню один из вечеров в санатории “Латвия” в Кемери. Осень выдалась тогда чудесная. Щедро одарила она яркими красками деревья и кусты кемерийского парка. Пунцовые гроздья рябины выделяются на желтом фоне увядающих берез.

Мы сидим на своих колясках рядом со скамейкой, расположенной под Ветвями ивы. На скамейке устроилась Лина, слева от нее расположился Геннадий. Он приехал в санаторий из Кронштадта. В прошлом моряк, с бородой и усами, он и сейчас выглядит эдаким морским волком.

Колесо к колесу подъехал к Геннадию смуглый седой мужчина, Айтбай Мусаевич Бекимбетов. В Каракалпакии, где он живет, его с гордостью называют “наш Островский”.

Во время наводнения разбушевавшаяся Амударья прорвала дамбу и затопила поля. Стремительная волна сбросила с коней и разметала по степи возвращающихся домой трех всадников. Один сразу погиб, двое других добрались до одинокого дерева. Молодой Айтбай был сильнее своего товарища, много часов он простоял по пояс в воде, держа на плечах ослабевшего пожилого человека — дерево не могло выдержать сразу двоих.

Только через трое суток люди отыскали в степи бедствующих путников. У Айтбая от долгого пребывания в воде распухли ноги, а затем от переохлаждения нарушилась проводимость спинного мозга, и ноги полностью парализовало. С тех пор минуло почти двадцать лет. За это время Айтбай Мусаевич Бекимбетов написал несколько романов, одиннадцать повестей и множество рассказов, стал признанным писателем.

Рядом со мной сидит москвичка Нина. Ее парализовало в детстве, когда ей было всего двенадцать. Сначала она училась, заканчивала школу, потом начала работать в инвалидной артели. В этом году после долгих хлопот производство выделило ей путевку, и она впервые вдруг очутилась в огромном и прекрасном мире.

Ее неудержимо тянет к природе, к неизведанным ранее впечатлениям. Глаза ее всегда широко и удивленно раскрыты, словно собираются выпорхнуть наружу коричневыми бабочками. Нина исколесила все парковые дорожки, с помощью своей сестры добралась на коляске до взморья, а на такой дальний путь редко кто решается. Были у нее разные встречи, в основном приятные, но последняя ее жестоко поразила.

— Понимаете, — рассказывает она, — еду я по улице, а навстречу какой-то молодой человек с двумя девицами, порядком раскрашенными. Он вдруг делает широкий жест в мою сторону и, точно сплевывая, цедит: “И зачем они тут только ездят? Сидели бы у своего санатория”. Сначала я и не поняла, что это он обо мне говорит, а когда опомнилась, они уже были далеко.

— Дал бы я такому гаду по морде, — говорит Гена. Лицо его краснеет от гнева, руки напружиниваются мускулами.

“Да, — думаю я, — Гена вполне мог бы тому подонку съездить по морде, если бы дотянулся”.

— Ну, это, Нина, редчайший случай, не огорчайся, — успокаиваю я обиженную девушку. — Кругом много хороших и отзывчивых людей, и на улице, и в нашем санатории.

— Ложка дегтя портит бочку меда, — не успокаивается Гена, — кроме хороших и плохих, еще достаточно и равнодушных вокруг. Когда я вижу кругом проклятые ступени перед кафе, магазином или почтой, я их рассматриваю с обидой, как будто они специально сделаны, чтобы не допустить меня внутрь здания. Умом понимаю, что это не так, просто о нас не подумали, а чувствую к этим ступеням неприязнь.

— Да, а почему спинальников не пускают в клуб санатория и в кинотеатр?— спрашивает Нина, и глаза ее еще шире раскрываются.

Я этим тоже интересовался, даже говорил с главврачом.

— Главврач как-то невнятно ссыпалась на требования противопожарной безопасности, — говорю я.

— Так кто же не сумеет спастись во время пожара, — напирает на меня Геннадий, — мы, на колясках, или здоровые люди? Ведь в холле, где нам в десятый раз показывают “Приключения Шурика”, яблоку негде упасть, вот уж где и речи не может быть о противопожарной безопасности.

— Все это лень и равнодушие, — вмешивается в разговор Лина, — от нежелания организовать все как следует. Вполне можно убрать в кинозале, который редко и наполовину заполняется, несколько кресел, и. освободилось бы место для четырех-шести колясок. За несколько сеансов, глядишь, все желающие посмотрели бы то, что они хотят.

— Здоровые люди не привыкли нас видеть в своем обществе, — говорит Айтбай Мусаевич, — им кажется, что наше место в больнице. Если перед отарой где-нибудь высоко в горах появится верблюд, то он вызовет всеобщее любопытство и удивление у овец, собак и чабанов, — так и мы.

— Ну, а если верблюд станет ходить за отарой день за днем, тогда как? — спрашиваю я.

— Тогда через некоторое время к нему привыкнут и даже удивятся, если он исчезнет, — говорит Айтбай Мусаевич.

— Смотрите, смотрите! — вдруг кричит Лина и запрокидывает голову.

Мы все смотрим вверх. С громким курлыканьем над нами летят журавли. Один, второй, третий клин, устремленные острыми углами на юг. Вмиг забыты все огорчения и разговоры, счастливые глаза прикованы к голубому осеннему небу, к птицам, от одного появления которых все оживает в душе и звенит радостью

В Кемери я близко познакомился с заведующей спинальным отделением санатория Зентой Эдуардовной Неймане. Человек широкого кругозора, она сторонник комплексной реабилитации спинальных больных. Незадолго до этого она вернулась из зарубежной командировки, где продолжительное время подробно знакомилась со спинальными реабилитационными центрами.

Мы сидим у нее в кабинете, рассматриваем фотографии и проспекты.

— Справа на этом снимке виден восьмиэтажный корпус для одиноких инвалидов, — показывает Зента Эдуардовна Па современное здание, расположенное в живописном месте. — Рядом дом для семейных инвалидов, все квартиры его полностью приспособлены к их нуждам: свободные проезды в лоджии и в бытовые помещения, лифт, наклонные выезды на улицу. В центре — одноэтажное здание, где расположены производственные мастерские, здесь находятся специальные полуавтоматические станки, на которых работают инвалиды, даже шейники. Кроме этого, имеется спортзал и помещение для культурных развлечений. И, наконец, слева — лечебный корпус, где инвалиды проходят время от времени необходимый курс лечения. Имеются также гаражи для личных машин.

— Здорово, — не удерживаюсь я от восхищения. — А где же все это расположено?

— На севере Чехии, вдали от больших городов, — продолжает Зента Эдуардовна, — местность очень красивая.

— Для инвалидов лучше не придумаешь, — говорит Лина, — а как же устраиваются с работой члены их семей, где учатся дети?

— Часть родственников работает в качестве обслуживающего и медицинского персонала, другие ездят в соседний городок.

— Найдется масса желающих жить и работать в таком месте, — говорю я, — но подобные комплексы нужны и внутри больших городов. Здесь и здоровым членим семьи проще устроиться.

— Именно так и рассудили в республиканском Министерстве социального обеспечения Латвии. По нашей инициативе и просьбе спинальников в одном из районов Риги будет строиться похожий микрорайон для инвалидов, — заключает свой рассказ Зента Эдуардовна.

Мы ушли от Неймане и долго возбужденно обсуждали увиденное и услышанное. Как хорошо было бы жить в квартире, приспособленной к передвигающемуся на коляске человеку! Я вначале не мог на коляске въехать в ванную комнату, в кухню, на балкон, многое пришлось переоборудовать и переделать, пока открылся доступ всюду. Конечно, можно представить себе такие отдельные квартиры в обычном, типовом жилом здании, но экономичнее строить специальные дома, где жили бы инвалиды и их семьи. В нижних этажах располагались бы магазины и бытовые мастерские, рядом — гаражи. Самое же главное, собрав вместе инвалидов, проще организовать их труд. У кого-то могут возникнуть сомнения: в состоянии ли люди с парализованными ногами заниматься напряженной производственной' деятельностью?

Жизнь уже дала на это утвердительный ответ. Так, в Саках имеется специализированный цех, где спинальники работают штамповщиками. На фотографиях, показанных 3. Э. Неймане, инвалиды работают на малых по габаритам металлообрабатывающих станках, причем станки эти удобно расположены.

В Японии имеется несколько фабрик, на которых работают спинальники. В США инвалид от рождения Генри Вискарди в 1952 году основал мастерскую, в которой инвалиды работали со сложными электронными устройствами, осуществляли банковские и конторские операции, выполняли исключительную по красоте гравировку на стекле.

“Стоимость тех ценностей, — пишет Вискарди, — которые они вернули обществу, составит за 20 лет 112 миллионов долларов. Чувство же собственного достоинства и личного счастья, которое обрели эти люди в процессе труда, отказавшись от положения иждивенцев, не поддается никаким подсчетам”.

Таким образом, несмотря на все свои физические недостатки, инвалиды могут стать полезными обществу, а не его бременем, только требуются большая организаторская работа и средства, которые впоследствии окупятся.

Общее место жительства для спинальников, а именно микрорайоны, реабилитационные центры, не только не изолировало бы их от здоровых людей, но и создало бы реальные условия для их сплочения.

Объединения на основе физических недостатков, такие, как Всероссийское общество слепых и Всероссийское общество глухих, показали свою жизненность и полезность.

Именно таким путем, на мой взгляд, должна быть решена проблема преодоления разобщенности и самой многочисленной группы инвалидов — спинальников, привлечения их к активной общественной жизни.

Общество спинальников помогло бы каждому новому его члену выбрать подходящую профессию, сообщало бы информацию о различных устройствах и приспособлениях, необходимых ему в быту, консультировало бы в сложных юридических вопросах, разъясняя права и льготы, предоставленные законом. Сейчас на это тратятся многие годы познания, каждый проходит весь путь заново, в одиночку, подчас не воспользовавшись опытом других. Общество значительно ускорило бы процесс адаптации и социальной реабилитации спинальников.

Социальная реабилитация инвалидов многогранна, она включает сложные медицинские, юридические, экономические и технические вопросы. Осуществление ее возможно при привлечении к ней внимания общественных и государственных деятелей и организаций. Повседневная жизнь богата большими и малыми событиями, динамична и чрезвычайно интересна. Каждый из нас, инвалидов, стремится принять в ней всестороннее и деятельное участие.

Возвращаюсь мысленно к картинам великого Брейгеля, и передо мной встает тот длинный, нелегкий путь снизу вверх, пройденный инвалидами к своему идеалу. Этот идеал прост и сложен одновременно — жизнь и деятельность обыкновенного здорового человека. С помощью общества инвалиды многого достигли, но усложняется и идеал, так как жизнь обыкновенного человека теперь иная, она содержательнее и мобильнее.

Не видно конца нашему пути, впереди еще самые крутые подъемы. Как бы хотелось, чтобы нашелся современный Брейгель и без прикрас, правдиво и мастерски создал полотно, изображающее инвалидов сегодняшнего дня. Тогда через каких-нибудь сто лет человек будущего общества, перенесший травму, с любопытством и благодарностью рассматривал бы на нем людей, близких ему по пережитым страданиям, проложившим ему ступени к идеалу.