Библиотека

Жизнь первая. Игрок

Твой успех в этом мире определяется не тем,
когда ты начинаешь, а тем, когда ты выходишь из игры.
Р. Бах. Ничто не случайно

Глава 1. Двойная сплошная

Чтобы найти верную дорогу, сначала надо заблудиться.
Бернард Бербер. Книга Путешествия

Жизнерадостный дятел в лихо заломленной ярко-красной «беретке», лукаво поглядывая на меня смоляно поблескивающим чёрным глазом, лихо выбивал на сосне дробь одному ему известного музыкального творения. Время от времени, оторвавшись от поисков вожделенных жучков, он озирался, перемещался на пару шажочков вверх-вниз и вновь принимался за дело с неутомимостью, явно достойной лучшего применения. Мартовское солнце пригревало уже вполне по-летнему, вот-вот должны были проклюнуться первые почки, просохнуть земля в парках, приняв в себя последние снежные островки, готовились окончательно иссякнуть ещё недавно бурные мутные потоки талой воды. Над всем этим великолепием раскинулось во всю ширь пока ещё холодное, но исполненное такой бездонной синевы небо Весны. Я поднял глаза к перьям высоких облаков, стремящихся куда-то на Запад, к неким землям обетованным, облаков, не знающих в своем неуклонном беге ничего, кроме вечных ласк нескончаемого стратосферного ветра. Меня переполняло чувство единения с ними, вечными скитальцами небес, я готов был, как в том далёком детском сне, невесомо воспарить над крутыми крышами Старого Арбата и устремиться навстречу Солнцу, я уже сделал первый шаг по нагретому весенним теплом асфальту парковой аллее, чтобы потом разразиться безудержным бегом навстречу солнцу, когда мозг разорвал осатанелый тепловозный гудок...
...Полосатый жезл с упорством реального дятла барабанил в стекло водительской дверцы моего «порша».
— Гражданин, с вами всё в порядке? — на лице заглядывающего в
салон «гаишника» явственно проглядывался неподдельный интерес. За его спиной, в пелене обильного февральского снегопада, проглядывался медленно ползущий автомобильный поток на фоне культовых Рабочего и Колхозницы. Значит, проклятая пробка всё-таки двинулась, а я банально задремал... Какой уж тут порядок!
Но в ответ стражу порядка я, естественно, кивнул. Сзади опять взрыкнул паровоз... Я глянул в зеркальце: громадный «рено-магнум» навис над моим «кайеном» подобно Эвересту и неистово мигал всей своей многочисленной иллюминацией. Фура явно очень спешила по одной ей ведомым делам, и я очень некстати оказался на траектории её бесконечного бега.
Полосатый жезл махнул в сторону обочины:
— Прижмитесь, пожалуйста, и предъявите документы...
Я вздохнул, включил правый поворот, вывернул руль и осторожно, стараясь не слишком хамить, стал выползать из второго ряда, в котором торчал уже, наверное, часа полтора, в сторону тротуара. Пропустив расписанный «под хохлому» троллейбус, я неожиданно быстро умудрился припарковаться в длиннющем «кармане» за остановкой, позади запорошенного снегом патрульного «форда-фокус», из которого выглядывала луноликая физиономия напарника моего полисмена. А сам неугомонный инспектор был уже тут как тут. Стараясь по вполне понятным причинам не выдыхать в сторону патрульного, я достал из барсетки права и документы на машину, приопустив стекло дверцы, передал их закатанному в тулуп по самый нос стражу правопорядка.
Просто удивительно, насколько зима всегда преображает простых и в миру даже достаточно элегантных инспекторов ДПС! В своих казённых тулупах на обочинах российских дорог они становятся похожи, как метко подметил один мой знакомый, на беременных баб, косолапо мнущих валенками вечно переметённые снегом обочины, не знающие лопаты снегоуборщика. Этот образ за десятилетия прочно впечатался в генную память всех российских водителей и, наверное, придумай какой-нибудь Юдашкин в купе с Карденом для ГИБДД что-то безумно нетрадиционное и самое распрекрасное в плане униформы, весь вековой уклад на трассах в одночасье рухнет, поскольку нетленный «беременный» инспектор олицетворяет для поколений шоферской братии Закон и Порядок...
В моём случае общение с «гаишником» грозило перейти от умосозерцательного в плоскость чисто правового, поскольку, рассмотрев мои документы, младший лейтенант сунул их в рукавицу, махнул мне рукой.
— Гражданин, пройдёмте для выяснения...
Вот уж этого мне хотелось меньше всего! Правил я, в принципе, не нарушал, что задремал посреди проспекта Мира — так то с каждым может случиться, постой вон столько часов в московских пробках... Так что оправдываться перед законниками мне было не в чем. Но к общению в тесном пространстве служебного автомобиля я был категорически не готов. Реклама про то, что «.. .свежее дыхание облегчает понимание», сегодня была не обо мне. После вчерашнего...
Поэтому, натянув перчатки и заглушив двигатель, я стал выбираться из салона не столь поспешно, как того бы хотелось инспектору, всем своим видом показывая, что полностью готов к общению, но только здесь, в пределах ауры, так сказать, моего элегантного «кроссовера».
Лейтенант притормозил, также, по-видимому, проникнув в суть моего языка жестов, снисходительно окинул меня взглядом от ботинок до встрепанной шевелюры... Нехороший это был такой взгляд, тянул «баксов» на сто, если не больше... Но я морально к этому был готов. Как говорится, любишь кататься — люби и саночки возить! В моём случае это значило примерно следующее: любишь, мать твою, шляться ночами по всяким там богемным и прочим злачным местам, то полюби поутру и инспектора ГИБДД, который будет стоить тебе вряд ли меньше, чем вчерашний вечер в кругу столь же продажных особ.
Я сумрачно полез в карман и, достав объёмистый бумажник, по возможности на вдохе поинтересовался деловито:
— Сколько?
— Двести, — стремительно прилетел ответ. Я кивнул и выдернул из пачки две купюры.
— Евро, — в голосе инспектора даже не просквозило намёка на издёвку, словно он оглашал всем известную истину, недоступную доселе лишь мне, убогому. — Мы же с вами, гражданин, не в Америке, — неожиданно снизошёл он до разъяснений такого внезапного повыше -ния тарифов.
— Ага, — пробормотал я, ковыряясь в бумажнике производя, так сказать, конвертацию валют. — В Ницце мы, а я-то, дурак, за пробкой и не разглядел... Вон же и ВДНХ, кстати...
Лейтенант прищурился:
— Издеваемся, уважаемый?
— Ни в коей мере, — я протянул ему вожделенные дензнаки, разумно прибавив к сумме дополнительные двадцать евро, логично предполагая, что «...язык мой — враг мой», и на прежней цифре общение
наше может и не завершиться. В этот самый момент в салоне разразился воплями мой мобильник.
Мы оба — инспектор и я — посмотрели в сторону машины. Деньги стремительно растворились во всё тех же волшебных рукавицах лейтенанта, я поспешно спрятал в карман свои документы. «Гаишник» снисходительно козырнул мне и, повернувшись неимоверно широкой спиной, зашагал вдоль обочины, небрежно постукивая полосатой па-лочной-кормилицей себя по тулупистому бедру.
Мобильник надрывался... Я неторопливо сел в машину, аккуратно прикрыл дверцу, запустил двигатель и только потом взял трубку:
— Котов на проводе...
— Котов, ты скотина, — бесцветным голосом констатировала на другом конце Планеты верная жена, моя «неистовая Пенелопа». — Мало того, что не явился домой ночевать, ты ещё умудрился опоздать на работу! Ты где мотаешься, сволочь?
Я пожал плечами, словно она могла оценить этот преисполненный изящества жест.
— Стою в пробке напротив выставки достижений хозяйства моего любимого народа... Только что осчастливил на две сотни европейских рублей парочку инспекторов ДПС. Собираюсь в офис. А ты где, душа моя?
— Я-то как раз давным-давно в офисе, мы все ждём твоего явления, как соловей лета...
— Что так?
— А ты забыл, милый, что на завтра намечены слушания в мэрии по поводу тендера? В котором ты, кстати, вознамерился участвовать. А у тебя, родной, ещё и конь не валялся, проект в зачаточной стадии, служба Заказчика мышей не ловит, специалист по электронным торгам в глубоким запое... Мне Борис только что плакался, что не может вторые сутки до тебя дозвониться, ты вечно недоступен... Как это всё прикажешь понимать?
Я влился-таки в автомобильный поток и устремился в сторону Ярославки. До Мытищ мне тащиться еще почти час в таком темпе, успею попить кофе, благо с термосом никогда не расстаюсь.
Но отвечать на вполне обоснованные обвинения жены я в движении, да ещё и по телефону я был категорически не готов, поэтому ограничился коротким:
— Через полтора часа подъеду — обо всём поговорим на месте.
И положил трубку, дабы не плодить сущностей сверх меры... На всякий случай.
Чтобы не начать заводиться, я переключился на свежие воспоминания об общении с патрульными. Невольно пришла на память история моего одноклассника, Федьки Скворцова, о том, как его дядя, заслуженный работник МИДа, в начале девяностых столкнулся с новой формацией дорожных инспекторов. Михаил Григорьевич всю жизнь привык ездить с «МОСовскими» номерами, обладателей которых не только не тормозили даже высшие чины ГАИ, но ещё и честь норовили вслед отдать. И вот, едет он как-то по ночной Москве на своём хрен знает какой марки «мерседесе», как вдруг с обочины ему машет такой же вот «полосаткой» унылый гаишник. Федькиного дядю да такой степени поразил сам факт, что некий чин пытается его остановить, что он даже притормозил перед болезным и, приопустив стекло, сочувственно так вопросил:
— Тебе чего?
На что тот, ничтоже сумняшеся, ответствовал:
— Дай что-нибудь...
Двойного шока Михаил Григорьевич перенести уже не мог и, протянув бедолаге двадцать долларов, скептически поинтересовался:
— Хватит?
На что бравый инспектор козырнув, бросил «Спасибо!» и скрылся в сумраке московских улиц. Эту историю Федькин дядька пересказывал всем встречным и поперечным, но белее всего его в ней напрягала не потеря инвалютных сбережений, а то, что постовой даже не потребовал хотя бы для блезира включить фары там, или дворники, протереть номер, к примеру... Вот просто так взял бабки и ушёл... Знал бы он, непорочное и наивное порождение пресловутого «периода застоя», что лет через десять вводить в изумление будет уже патрульный, взяток не берущий! Хотя, права всё-таки моя Светлана: с разгулом плоти пора заканчивать. Мало того, что по утрам приходится прибегать к таким непопулярным мерам, как подкормка московского ГИБДД из личных накоплений, так ещё и дело действительно страдает.
Не для того я столько лет пестовал свою архитектурную студию, расталкивая локтями толпы рвущихся к государеву кормилу, чтобы собственными руками задавить тему, что называется, на взлёте.
Когда мы со Светкой только замышляли наш «Гелиополис»³, то и мечтать не могли о том размахе, с которым я теперь веду дела. Конечно, до грандов московской архитектурной мысли мне, как до Пекина. .. ползком, но свой гешефт от столичного строительного пирога я имею вполне себе регулярно и достаточно. А пирог этот весьма обильный, кто понимает, конечно. Особенно сегодня, с появлением проекта Новой Москвы.
Студию свою мы разместили в Мытищах не случайно. Как говорится, подальше от начальства, поближе к камбузу. Другое муниципальное образование, другие налоги, другая арендная плата. Конечно, из Чертанова сюда добираться нужно полгода, но и эта проблема решилась покупкой местной квартиры, которой мы, в основном, пользуемся в течение рабочей недели. Два шага до работы в прямом смысле этого слова — мечта любого москвича. А всеми прелестями столичной жизни мы наслаждаемся в выходные, посещая Светкиных родителей или предаваясь семейным отношениям в её старом московском жилище. В нашем первом семейном гнёздышке.
Первые заказы нам подтягивал Светкин отец, работавший в то время помощником префекта одного из московских округов. Мало-помалу у нас образовалась собственная клиентская база, я расширил штат сотрудников, особенно проектный отдел, нам удалось сколотить совершенно уникальную команду, скооперировав вокруг себя не только мозговитых «головастиков» в области компьютерного проектирования, но и весьма креативных (если говорить по-современному), а точнее по-настоящему творческих молодых архитекторов, способных, в силу полного отсутствия профессиональных шор, воплощать в жизнь проекты любой степени сложности и дерзости.
А если добавить к этому ещё и прекрасно организованный сметно-экономический отдел, то студия «Гелиополис» за какие-то два-три года стала достаточно известной в определённых, узкоспециализированных кругах, что в нашем нелёгком деле значит гораздо больше, нежели эмпирическая «всенародная любовь».
К этому времени Светлана в силу личных, сугубо семейных обстоятельств отошла от дел, занимаясь в основном домом, в компанию приходила скорее по привычке, нежели в виду производственной необходимости. Я тащил на себе все организационные и проектные вопросы, а коммерцию благополучно спихнул на своего старого друга, с которым мы неразлучны ещё с армии, Бориса Михалёва. Тот после дембеля прозябал где-то у себя в Тамбовской губернии, работая директором по развитию всего, что ещё можно развить, у какого-то бизнесмена-агрария средней руки. Зная его организаторские и коммерческие способности, я перетащил его в Первопрестольную, наделил съёмной квартирой и передал ему все бразды правления в области финансов.
Борис меня не подвёл, и за два года под его чутким коммерческим руководством мы сумели почти втрое увеличить прибыль компании. Хотя к этому не особо-то и стремились, справедливо полагая, что в некоторых ситуациях лучше не высовываться. Но, как бы то ни было, мы сумели в отрасли, прогнувшейся под мировой ипотечный кризис, уловить новые веяния, переключились на малоэтажное строительство в пригородах, малые архитектурные формы типа придорожных кафе и мотелей, а тут и подоспело волевое решение Правительства в виде концепции Новой Москвы, в которую мы уже вцепились не по-детски крепкими профессиональными зубами.
В чём была права Светлана, откостерив меня по телефону, так это в том, что на завтра в мэрии Москвы действительно назначены предварительные слушания по тендеру на проектирование и застройку пары новых микрорайонов столицы, а я вчера (благо было воскресенье), поцапавшись с ней по совершенно мелочному поводу, сорвался в Центр, где и завис благополучно до утра в «Дикой Утке», нахлеставшись бренди в компании каких-то залётных ди-джеев и их порочных подруг, и закончил свою эскападу в салоне собственной машины на платной парковке заведения. По ощущениям — в одиночестве, так что в этом отношении опасения моей жены ничем не оправданы. Зато с дикого похмелья, что, несомненно, учуял тот страж правопорядка, снисходительно принявший от меня маленький знак внимания в обмен на свободу перемещения.
С этим, конечно, пора завязывать, так недолго действительно вылететь в трубу, поскольку все серьёзные падения в бизнесе начинаются именно вот так, с неприметной поначалу череды гулянок, недосыпов и перепоев. Потом дело уходит на второй план, уступая место семейным сценам, разбегам и разъездам, и прочим атрибутам преддверия развода. А затем — полный разбег, раздел имуществ и бизнесов, статьи в жёлтой и профессиональной прессе и, как апофеоз, — тихая старость за покосившимся кульманом... Или ламповым монитором, чтобы широким массам было понятно, о чём я...
Меня такая перспектива отнюдь не грела, хотя, положа руку на сердце и выражаясь Эзоповым языком,«.. .наша семейная лодка давно уже дала трещину». Разбиться о камни быта она, по определению, не могла, поскольку как раз в бытовом отношении наша со Светланой семейная жизнь сложилась исключительно. Нас не мучили квартирные
и финансовые вопросы, друзей-завистников, как и подруг-советчиц, мы старались держать на расстоянии пушечного выстрела, стремясь проводить время в компаниях пусть и достаточно посторонних нам, но вполне успешных людей. На миру жили достаточно скромно, единственной моей (да и её) слабостью были дорогие машины, но здесь уж, что называется, noblesse oblige⁴...
Я катался на «Порш Кайен», Светлана приобрела «Ауди Q7». В принципе, по нашим временам не самое дорогое удовольствие для тех, кто проектирует коттеджи стоимостью в миллионы долларов. Это я не в порядке оправдания собственного сибаритства, просто именно непонимание ситуации часто приводит к тому, что окружающие оказываются в плену неких иллюзий по поводу истинного положения дел того или иного человека и первопричин некоторых его поступков. Я не мог позволить себе роскоши плодить нелепые слухи, которые могли бы стать достоянием моих потенциальных заказчиков, и потому мы оба старались вести себя сообразно ситуации и тому окружению, в котором вращались как в бытовом, так и в профессиональном плане. Как говорится, ничего лишнего, ничего личного.
Что же касается дома... Мне сложно так вот сразу описать причину, которая послужила началом нашего разлада. Я не гулял в той мере, которая смогла бы переполнить Светкино терпение. В среднем раз в два месяца я зависал в каком-нибудь околобогемном заведении на ночь-другую, неизменно возвращаясь домой. Слегка помятый, но вполне верный.
Правда, доказать последнее мне никогда достоверно не удавалось, да и кому из мужиков такой подвиг, право, под силу? Если жена решила, что ты ходил по девкам, а не ездил, к примеру, на рыбалку, то хоть багажник забей осетрами — всё одно найдёт на твоих семейных трусах блондинистый волос. Поэтому излишними доказательствами своей супружеской верности я себя не утруждал, да и Светлана была далека от идеи нанимать для слежки за мной, родимым, частный сыск. Что не мешало нам время от времени сцепляться в партерной схватке, без особых, впрочем, последствий. Пара разбитых хрустальных ваз в расчёт при таком раскладе не принимается. Но вот где-то внутри зрело ощущение, что в наших отношениях появилась и растёт этакая стенка-плёнка, крепчает, расползается мутно-зелёным маревом, заволакивая постепенно всё то хорошее, что было в нашей некогда общей жизни.
Раз за разом я давал себе обещание усадить Светлану напротив и всё вот так, глаза в глаза, выяснить раз и навсегда. И каждый раз откладывал это мероприятие под разными благовидными и не очень предлогами, где-то глубоко внутри себя, опасаясь, что разговор тот может стать переломным, а то и последним в наших отношениях. Слишком уж зыбко всё стало в последние месяцы, а то и годы...
Действительно, всё то, что происходило с нами, а точнее — со мной, в последнее время, напоминало некую дорожную ситуацию. Это как с «двойной сплошной» разметкой на трассе: если уж очень хочется, а вокруг никого нет, то можно и пересечь... Зато если попался, то прощайся, брат с правами! Вот и я жил эти годы с постоянной оглядкой на невидимых надзирателей, совершая между тем достаточно опрометчивые поступки, которые при другом раскладе, могли бы стоить мне не только карьеры, но и семейной жизни. Существование на грани, если хотите. Таковы реалии современного бизнеса, когда уже не ты диктуешь свои условия, а сама жизнь начинает над тобой куражиться, и ты просто обязан соответствовать.
И в этих условиях сугубо «коммерческие» отношения с властными, околовластными и многочисленными надзорными структурами — не самый большой порок предпринимателя. Это я сейчас так изысканно описал процесс мздоимства, о котором прекрасно рассказал великий Карамзин. Когда Николай Михайлович, будущий автор монументального труда «История Государства Российского», посетил Париж, один из представителей местной русской диаспоры вопросил историка: «А как там, батенька, в России?» На что Карамзин со спартанским лаконизмом ответил одним ёмким словом: «Воруют».
С тех пор века пролетели, а «...на том стояла, стоит и стоять будет Великая Русь». Меняются формы взаимоотношения, а суть чиновничьей братии остаётся. И вот жизнь такая, постоянно на грани, приводит к тому, что всё общение с остальными окружающими тоже становятся каким-то товарно-денежным, что ли... Когда продаётся и покупается всё: чины, звания, контракты... Любовь... Теряется за всем этим что-то главное, а может его и не было никогда, всё это только иллюзия, одна из многих? В общем, начал я рефлексировать, а вместе с этим и терять профессиональную хватку. Иначе как назвать вчерашний инцидент? Просто глупостью и безответственностью? По сути — да, по содержанию всё гораздо глубже и непригляднее. Но, что
самое пренеприятнейшее во всей это истории, так это то, что я стараюсь найти себе оправдание там, где его нет и, по определению, быть не может. Значит, надо сесть и самому попробовать разобраться с тем, что происходит вокруг и, самое главное, внутри меня. А для начала в ускоренном темпе завершить подготовку к тендеру и к завтрашнему совещанию в мэрии Москвы. Благо, за всеми этими душевными метаниями я успел всё-таки добраться до офиса. Впереди меня ждал не слишком приятный разговор с супругой, но теперь я был к нему готов целиком и полностью.
Я припарковал машину на своём законном месте, обозначенном табличкой с госномером родного «Порша», прихватил барсетку, захлопнул дверцу и бодро рванул под косыми потоками мокрого снега к спасительному входу в вестибюль офисного центра.

___________

³ Гелиополис (греч. 'НАюилоАк;; библ. Он) — легендарный «Город Солнца», один из древнейших и важнейших городов в Древнем Египте, расположенный к северо-востоку от современного Каира.

⁴ Noblesseoblige [ноблесоближ] — французский фразеологизм, буквально означающий «благородное (дворянское) происхождение обязывает». Переносный смысл — «честь обязывает» или «положение обязывает» — власть и престиж накладывают известную ответственность.