Социальная реабилитация

Модели инвалидности

Елена Анатольевна Тарасенко (Россия) – аспирантка Института социологии РАН

Мы должны трудиться над универсализацией условий доступа для всех.
Пьер Бурдье. Мужское доминирование (2000)

Введение

В настоящее время поиск адекватной модели социальной политики для России приобретает особую актуальность.

Как будет строиться эта новая модель социальной политики, отвечающая современным российским реалиям? Какие приоритеты и концепции будут положены в ее основания? Насколько эта политика должна быть уникально российской или формироваться в рамках глобальных тенденций, существующих в экономически развитых странах мира?

Ответы на эти вопросы уже сегодня должны стать предметом специального рассмотрения исследователей и аналитиков, работающих в данной профессиональной области, так как нельзя признать достаточными только усилия политиков в этом направлении.

Цель настоящей статьи – рассмотреть существующие подходы к социальной политике, проводимой по отношению к инвалидам, в экономически развитых странах, наметить основные тенденции, идущие в этом направлении и попытаться оценить реалистичность использования данных моделей для российских реалий, переосмыслив действующие здесь подходы и практики.

Модель социального обеспечения или модель гражданских прав: поиск оптимальных подходов

Ознакомление с зарубежными подходами по формированию национальных концепций социальной политики по отношению к инвалидам необходимо для того, чтобы:

во-первых, понимать международный контекст, в плоскости которого наша страна будет выстраивать свою концепцию социальной политики. По сути, это представление о каналах и механизмах принятия решений, касающихся инвалидов и границ социального пространства власти лиц с ограниченными возможностями в различных странах;

во-вторых, иметь возможность критически проанализировать различные модели социальной политики и подходы к управлению социальной сферой в интересах как самих инвалидов, так и общества в целом. В основе этих подходов, что очень важно, лежат различные понятия о том, что есть "инвалидность" и кто такой "инвалид" как в смысле философско-методологического понятия, так и с точки зрения роли лиц с ограниченными возможностями в современном мире. Экспансия либо редукция базового понятия оказывают почти прямое воздействие на способ "социального использования" потенциальных ресурсов инвалидов;

в-третьих, связать принципы государственно-политического устройства территории с проводимой ею социальной политикой и практикой, касающейся лиц с ограниченными возможностями, исходя из анализа моделей реализации социальной политики в отношении инвалидов. Иными словами, параметры управления социальной сферой выводят нас на более общие вопросы развития общества;

в-четвертых, попробовать в контексте актуальных на сегодняшний день глобальных процессов идентифицировать себя как участника мирового или хотя бы европейского пространства развитых стран, с теми требованиями к управленческой, профессиональной и этической компетенции, которые это пространство предъявляет к своим членам. "Быть в Европе" – не в последнюю очередь означает быть политически, социально, технологично и интеллектуально подготовленным к процессам европейской интеграции и одновременно стратификации;

в-пятых, ознакомиться с зарубежными подходами по формированию национальных концепций социальных политик в области, связанной с жизнедеятельностью инвалидов, поскольку это важно не только в политическом, но и в методологическом плане, так как позволяет разработать универсальную модель российской социальной политики, направленной на содействие инвалидам, с учетом мирового опыта расширить ее концептуальные основания и развить тематическое поле современной российской социальной политики и социологии медицины.

Конструирование концепции социальной политики в рассматриваемой области прежде всего зависит от принятой в данном обществе идеологии, поддерживающей экономическую рациональность выбора концепции, и ценностей, в основе которых лежат предположения о природе инвалидности, степени приоритетности решения проблем людей с ограниченными возможностями и взаимообязательств как общества в целом и его социальных институтов, так и инвалидов, о возможной их занятости.

Дискуссия о том, как определять инвалидность, является скорее дискуссией о смысловом пространстве, в которое помещают ее:

а) пространство аномалии;

б) пространство, в котором инвалидность – одна из многих индивидуальных моделей стиля жизни.

Соответственно, инвалидность может быть рассмотрена либо как частный случай медицинской патологии, отличной от "нормы" ("Теория персональной трагедии" Тома Шекспира <1>), либо как потенциальный опыт всех людей, так как потенциально у каждого индивида некоторое время (возможно, даже перед своей кончиной) могут наблюдаться стойкие нарушения здоровья, приводящие к ограничению жизнедеятельности.

Степень приоритетности решения проблем инвалидов может зависеть от их численности и активности их движения. Так, в последние десятилетия в мире происходит постоянный рост удельного веса людей со стойкими нарушениями здоровья: в европейских странах их доля составляет от 12 до 17% <2>, а в США в 2000 г. она равнялась 20% (!) численности всего населения страны <3>. Эксперты отмечают, что движение за соблюдение прав инвалидов в западных странах находится в начале своего пути и развивается по схеме феминистского движения, отставая от него на 15–20 лет по достигнутым результатам. Поэтому активность этого движения будет только возрастать, добиваясь принятия антидискриминационных законов и изменяя социальную политику в данной области прежде всего в интересах людей с ограниченными возможностями. Активность этого движения приводит, с одной стороны, к сильнейшей трансформации самосознания инвалидов и формированию у них жизнеутверждающей позиции по отстаиванию своих прав, а с другой – реально толкает государство к реконструкции структуры общества в сторону большего равенства прав, возможностей и статуса инвалидов и перераспределения финансовой поддержки.

Поэтому не случайно выбор национальной концепции социальной политики, касающейся проблем инвалидов, в западных странах зависит от отношения общества к занятости людей с ограниченными возможностями <4>.

Выбор обычно делается в пользу либо стратегии эксклюзии, согласно которой инвалидность – оправдание и основание для отказа от обязательства трудиться, либо стратегии инклюзии – люди с ограниченными возможностями рассматриваются как потенциальная рабочая сила и работодатели обязаны предоставлять им работу, не дискриминируя по признаку "инвалидность". Ни одна из этих полярных стратегий полностью не отражает всего комплекса социальных представлений о проблеме инвалидности и занятости и не предлагает законченного и удовлетворяющего ее решения. Не удивительно, что и США, и страны Западной Европы сталкиваются со сложностями выбора концепций социальной политики по отношению к инвалидам и с частыми неудачами в их реализации. Как работодатели, так и люди со стойкими повреждениями здоровья получают часто смешанные сигналы относительно социальных ожиданий о месте людей с ограниченными возможностями в структуре общества. Например, инвалидам говорят, что они могут работать, но в то же время "скрытая" программа способствует тому, чтобы они оставались дома. Работодателям предлагается принимать лиц с ограниченными возможностями на работу, но одновременно им позволяют не делать этого.

В зависимости от отношения к проблеме занятости лиц, имеющих инвалидность, и предположениях о природе инвалидности (моделях инвалидности) все возможные современные западные национальные концепции социальной политики в данной области можно согласно выбранным стратегиям условно разделить на две модели:

– патерналистская модель, или модель социального обеспечения;

– инновационная модель, или модель гражданских прав.

Поскольку эти две концепции социальной политики, касающейся проблем инвалидов, отличаются друг от друга по принципиальным вопросам, можно говорить не только об их нелегком сосуществовании, но и об определенном напряжении, которое возникает между ними на национальном и международном уровнях.

На концепцию социальной политики, проводимой по отношению к инвалидам, условно называемую модель социального обеспечения, большое влияние оказали:

а) моральная (религиозная) модель инвалидности <5>;

б) медицинская модель инвалидности;

в) реабилитационная модель.

Моральная (религиозная) модель инвалидности – исторически самая древняя и мало использующаяся в наши дни, определяла инвалидность как позор и религиозное наказание за грехи. Так, английское слово "больной" ("ill") первоначально означало "нравственно вредный" <6>. Стоит, однако, отметить, что и в наши дни в мире существуют многие культуры и субкультуры, особенно в традиционных обществах, которые часто ассоциируют инвалидность с чувствами вины, стыда и низким социальным статусом всей семьи инвалида, даже если подобные чувства уже не базируются на религиозной доктрине. Для людей с ограниченными возможностями данная модель особенно тягостна. Как правило, она порождала социальный остракизм и самоненависть у инвалидов, поскольку, согласно моральной модели инвалидности, позор распространялся на всю семью, в которой был инвалид. Вместе с тем, чтобы избавиться от стигмы, семьи пытались дистанцироваться от своего члена со стойкими поражениями здоровья, помещая его в изолированные стационарные учреждения и лишая всякого шанса играть когда-либо значимую роль в обществе <7>. Таким образом, моральная модель инвалидности косвенно способствовала появлению и развитию институциональных форм ухода за людьми с ограниченными возможностями. В качестве теоретической базы для концепции социальной политики, проводимой по отношению к инвалидам, она в настоящее время не используется.

Медицинская модель инвалидности, возникшая в связи с бурным развитием медицины в XIX в., рассматривает физические и психические отличия между людьми в терминах патологических отклонений и дефектов, т.е. "неполноценности" <8>. Согласно этой модели, инвалиды вынуждены исполнять традиционную роль больного (концепция Парсонса), по сути дела, роль социального аутсайдера, заключающуюся, с одной стороны, в неспособности к независимой жизни и отказе от ответственности и обязательств перед обществом, а с другой – в ожидании повышения своего статуса после медицинского излечения. Однако наивно было ожидать, что инвалиды и люди со стойкими нарушениями здоровья полностью излечатся, соответственно, роль больного закрепляется за ними навсегда. Медицинская модель инвалидности способствовала тому, чтобы все проблемы, включая социальные, связанные с инвалидностью, описывались в терминах функциональных особенностей человеческого организма. В соответствии с этой моделью, неспособность человека с ограниченными возможностями быть полноправным членом общества рассматривалась как прямой результат наличия у него дефекта.

При таком подходе дефекты, которыми обладают инвалиды, автоматически исключают их из участия в традиционной социальной деятельности. Такие индивиды определяются прежде всего как непригодные к работе или функционированию и социальной коммуникации в "обычном" обществе. Для них существует специально созданная сеть изолированных специализированных интернатов и коррекционных школ. Данный подход способствует понижению социального статуса людей с ограниченными возможностями и усиливает социальные стереотипы об их некомпетенции <9>. Инвалиды рассматриваются как объект социальной политики, но не как ее субъект.

Решение всех проблем инвалидов в медицинской модели сводится к тому, чтобы все усилия сконцентрировать на различного рода компенсациях инвалидам за то, что с их организмом что-то "не так". В связи с этим для них устанавливаются специальные социальные льготы, пособия, им предоставляются социальные пенсии по нетрудоспособности, удовлетворяющие, как правило, только минимальный уровень их материального благополучия <10>. Стоит отметить, что медицинская модель инвалидности является источником проблем для тех инвалидов, которые идентифицировались как нетрудоспособные, но хотели бы работать, однако рискуют лишиться пособия, поскольку сразу теряют статус инвалида.

Главная проблема инвалида с точки зрения реабилитационной модели – это наличие у больного не соответствующего норме тела или психики и нуждающегося в медицинском лечении и реабилитации, чтобы устранить или компенсировать возникшие функциональные расстройства. Реабилитационная модель инвалидности возникла в США после Второй мировой войны, когда множество ветеранов-инвалидов нуждались в медицинском лечении, психологической терапии по интеграции в социум и специальных государственных мерах по вхождению в трудовую деятельность <11>, включая квотирование рабочих мест на предприятиях для инвалидов, что некоторые исследователи склонны рассматривать как дискриминирующую меру.

Подразумевалось, что такие социальные институты, как институт занятости и госслужбы, созданы прежде всего только для нужд здоровых людей. Предполагалось, что такая сторона нормальной жизни, как работа, большинству представителей инвалидов совершенно недоступна.

Вместо того, чтобы адаптировать данные институты к нуждам инвалидов, общество отделяет большую их часть в специально созданное параллельное пространство, мало пересекаемое с "мейнстримом" неинвалидов, где люди с ограниченными возможностями в своем большинстве являются либо неработающими пенсионерами, либо занимают сегрегированные, как правило, малооплачиваемые и непрестижные "специальные" рабочие места для инвалидов.

Суть реабилитационной модели состоит в том, чтобы адаптировать инвалида к социуму, задача же изменения социума в интересах инвалида и поднятие его социального статуса не рассматривалась.

Стоит отметить родственную связь между медицинской и реабилитационной моделями инвалидности, поскольку многие исследователи, говоря о медицинской модели инвалидности, подразумевают смешанный характер этих двух моделей.

Отсюда можно сделать вывод, что модель социального обеспечения как концепция социальной политики, проводимой по отношению к инвалидам, в качестве основной методологической базы использует соединение медицинской и реабилитационной моделей инвалидности и, соответственно, построена на идее сепарации инвалидов.

По мнению некоторых исследователей, модель социального обеспечения была доминирующей в качестве концепции социальной политики по отношению к инвалидам в западных странах до 1970–1990-х годов, поскольку поддерживала сохранение социальных институтов в интересах здорового большинства, осуществляя функции социального контроля по эксклюзии инвалидов. Но в то же время люди с ограниченными возможностями не были лишены внимания и заботы со стороны государства. Напротив, социальная политика и программы помощи развивались в направлении, которое здоровое большинство идентифицировало как базисные потребности. Инвалидам могла быть предложена соответствующая поддержка в виде социальных пособий и пенсий, различных форм обслуживания, включая медицинское, специального образования и обучения профессиям, но, как правило, в специально созданном для этого параллельном пространстве. Степень участия государства в решении проблем инвалидов была велика, неуклонно соблюдался принцип общедоступности медицинского и социального обслуживания.

Однако в связи с кризисом модели государства всеобщего благосостояния, которая господствовала в промышленно развитых странах Запада, произошло разочарование в ее эффективности и наметился переход к инновационной модели, или модели гражданских прав.

Инновационная модель, или модель гражданских прав, как антидискриминационная концепция социальной политики, проводимой по отношению к инвалидам, в настоящий момент получает широкое распространение в странах Запада в связи с принятием в США в 1990 г. "Акта об американцах-инвалидах". Некоторые из профессионалов уже говорят о конвергенции национальных политик в области инвалидности таких государств, как Великобритания, Мексика, Канада, США, Германия, Австралия, Израиль, Новая Зеландия, Япония и др. <12> Причем разработанная в США модель гражданских прав рассматривается не как особый продукт американского "импорта" или заимствования, а как международный эталон социальной политики, не только наиболее полно защищающей гражданские права, способствующей повышению социального статуса и интеграции инвалидов в общество и создающей предпосылки для дальнейшей гуманизации общества в целом, но и экономически выгодной для государства моделью, за счет снижения ассигнований в результате практики деинституционализации, т.е. свертывания сети специализированных интернатов и учреждений стационарного типа и развития обслуживания инвалидов по месту жительства.

Некоторые исследователи отмечают трудности и даже неуспешность адаптирования антидискриминационной концепции социальной политики по отношению к инвалидам в условиях других стран, диссонанс между идеологией модели гражданских прави ценностями, свойственный и данному обществу, экономическую подоплеку становления новой идеологии. Поскольку инициатива принятия данной концепции социальной политики исходила от политических элит и небольших групп профессионалов, модель гражданских правпорой вызывает психологическое сопротивление у профессионалов и сотрудников стационарных учреждений, сомневающихся в целесообразности проводимых реформ и склонных ожидать как ухудшения положения для самих людей с ограниченными возможностями, так и отрицательных последствий для функционирования государственной системы социальной защиты в целом <13>.

Модель гражданских прав является инновационной в том смысле, что впервые в истории в ней инвалиды рассматриваются как равноправные члены общества и его активные участники, и создает предпосылки для их возвращения в обычную среду, используя стратегию деизоляции. Это происходит потому, что модель гражданских прав в своей сердцевине содержит идею социальной модели инвалидности.

Социальная модель инвалидности не отрицает наличия дефектов и физиологических отличий, определяя инвалидность как нормальный аспект жизни индивида, а не девиацию, и указывает на социальную дискриминацию как на наиболее значительную проблему, связанную с инвалидностью <14>. Социальная модель инвалидности сдвигает акцент в направлении тех аспектов жизни социума, которые могут быть изменены. Существуют три главных типа ограничительных барьеров, которые могут и должны быть устранены, чтобы интегрировать инвалидов в общество:

1) негативные аттитьюды по отношению к инвалидам, превалирующие до сих пор в социуме и функционирующие как на микро-, так и на макроуровне, включая язык повседневных практик, навешивающий ярлыки и формирующий оскорбительные стереотипы;

2) институциональные барьеры, резко уменьшающие "жизненные шансы" людей с ограниченными возможностями;

3) архитектурные и транспортные барьеры, мешающие созданию комфортной жизненной среды.

На концепцию социальной политики в области инвалидности, условно называемую модель гражданских прав, большое влияние оказали три версии социальной модели инвалидности:

а) социальная модель инвалидности, вытекающая из теории Маркса и использующая в качестве методологической базы марксистскую социологию;

б) социальная модель инвалидности, вытекающая из учения Гофмана и использующая в качестве методологической базы социологию символического интеракционализма и постмодернизм;

в) социальная модель инвалидности, вытекающая из идей нормализации и социальной валоризации и использующая в качестве методологического основания функционалистскую социологию и социологию символического интеракционализма.

Социальная модель инвалидности, вытекающая из учения Маркса, впервые была открыта в Великобритании, однако успешно используется и учеными других стран <15>. Причем многие прогрессивно настроенные исследователи считают, что именно марксистская теория не только дает наиболее адекватный методологический базис для описания и объяснения социального положения инвалидов, но и обладает гораздо большим трансформирующим потенциалом для преодоления угнетения людей с ограниченными возможностями, чем функционалистская социология и интеракционализм, вооружая инвалидов стратегиями по освобождению от дискриминации.

При этом отмечается, что именно политэкономия марксизма дает удовлетворяющие объяснения, почему инвалиды являются социальными "проигравшими" ("social losers"). Согласно этой версии, социальной модели инвалидности, угнетение, с которым сталкиваются инвалиды, вытекает из экономической и социальной структуры капитализма и структурируется всяческими "-измами": расизм, сексизм, ксенофобия, эйджизм и пр. (концепция синхронного угнетения Стюарда). Сама организация общества продуцирует институциональную сепарацию инвалидов, а значит, и их тотальную дискриминацию.

Общество, его социальные институты представлены как нечто, что делает инвалидами людей, у которых есть проблемы со здоровьем, потому что тот образ, как общество устроено, лишает возможности инвалидов принимать участие в его обычной, повседневной жизни. Причем экономике принадлежит ключевая роль в продуцировании категории "инвалидность" через действия на рынке труда и социальную организацию работы. Поскольку главная цель капиталистического производства – получение прибыли, то оно мало заинтересовано в более медленных и менее продуктивных темпах работы лиц со стойкими поражениями здоровья, определяя их как инвалидов.

Из этого следует, что для того, чтобы покончить с дискриминацией, базирующейся на инвалидности, надо сначала проанализировать социальные институты и их влияние на положение и сепарацию людей с ограниченными возможностями, а затем изменить принципы организации самого общества. К такому изменению может привести устранение институциональных барьеров и барьеров окружающей среды, включая архитектурные и транспортные барьеры. Несомненной положительной стороной этой теории является то, что во всем мире она вовлекает в борьбу за улучшение своего положения самих инвалидов, которые становятся активными акторами, субъектами формирования социальной политики. В рамках этой версии социальной модели инвалидности люди с ограниченными возможностями могут артикулировать свой взгляд на общество, не пытаясь "совершенствовать" и "улучшать" себя.

Социальная модель инвалидности, базирующаяся на учении Гофмана, близкого к символическому интеракционизму, и исследованная сначала в США, также получила широкое распространение в научном сообществе. Согласно этой версии, инвалидность определяется как выявление неожидаемых различий или нетипичности. Таким образом, граница между здоровыми и инвалидами, т.е. между "нормой" и "аномалией", является социальной конструкцией. Причем стоит отметить нестатичный характер этой границы, она меняется в двух плоскостях – в пространстве и времени. Данная граница существует везде и всегда, но ее содержание, суть ее механизмов имеют конкретно-исторический характер. Содержание ценностно-нормативных комплексов "здорового человека" и "инвалида" в разных обществах и в разные эпохи значительно варьируется.

А поскольку существует множественность точек зрения на инвалидность, которая является свободно плавающей моделью, можно говорить о постмодернизме как одном из методологических оснований данной версии социальной модели инвалидности. Цель состоит в том, чтобы проанализировав социальные роли и аттитьюды в отношении инвалидов и их стигматизирующий эффект, расширить понятие "нормы", включив в него людей с ограниченными возможностями, сформировать в общественном сознании позитивный образ инвалидности и донести до людей, что инвалидность – как пол и старение – это всеобщий эксперимент, с которым столкнется каждый.

Стоит упомянуть и о теории (принципе) нормализации и социальной валоризации, вносящей определенный вклад в развитие третьей версии социальной модели инвалидности, активно реализующейся в конце 1990-х – начале 2000-х годов в западных странах и оказывающей значительное влияние на формирование модели гражданских прав как одной из концепций социальной политики по отношению к инвалидам. Одним из факторов перехода к данной теории явилось повышение стоимости институционального обслуживания инвалидов, поскольку считается, что ее реализация обойдется дешевле.

Суть данной теории заключается в курсе на деинституциализацию и декарцерацию, предполагающем существенное реформирование системы здравоохранения и социального обслуживания инвалидов. Декарцерация и деинституциализация предполагают сокращение институциональных стационарных форм обслуживания инвалидов и развитие самопомощи и сервисного обслуживания на уровне местного сообщества для нормализации условий и повышения качества жизни лиц с ограниченными возможностями. Причем вновь созданные сервисы для инвалидов позиционируются как кардинально отличные от институциональных форм обслуживания, рассматриваемых как недостаточно эффективные и как часть довольно жесткого социального контроля.

Считается, что данное сервисное обслуживание позволяет инвалидам полнее удовлетворять индивидуальные нужды потребителей, вести самостоятельную жизнь "обычного", "нормального" человека и быть менее подверженным социальному контролю. Нормальные условия жизни людей с ограниченными возможностями подразумевают: обладание собственным жильем, образование, трудоустройство, досуг, средства к существованию, возможности пользоваться разнообразными социальными благами, навыки самообслуживания и общения <16>.

Теория нормализации и социальной валоризации была весьма притягательна для многих людей с ограниченными возможностями, поскольку позволяла перейти от весьма специфических закрытых условий проживания в интернатах и стационарах к самостоятельному существованию в открытом социуме и ощущать себя менее дискриминируемыми.

Однако некоторые исследователи отмечают внутренние противоречия, расплывчатость и ограниченные рамки теории нормализации, поскольку она базируется на функционалистской социологии и социологии символического интеракционализма, чьи дефекты хорошо известны. Парадокс состоит в том, что практика по нормализации людей и нормализации услуг на самом деле только укрепляет дихотомию нормы/аномалии, так как эта практика формируется социумом, соответственно, является исключительно социальной конструкцией, границы которой изменяются в пространстве и во времени, и то, что сегодня считается нормой, завтра будет восприниматься уже как анормальность. Причем инвалиды пытаются жить в "нормальном" обществе, где существует социальное неравенство, и в котором все позиции индивидов оцениваются и ранжируются по степени важности, статусности. Следовательно, положение инвалида всегда будет оцениваться по сравнению с окружающими как неравное, низкостатусное. Можно говорить только о некотором повышении статуса инвалидов, но, без кардинального изменения устройства общества невозможно изменить низкий статус лиц с ограниченными возможностями на средне- или высокостатусную позицию.

Отрицательная сторона – инвалиды здесь выступают как объект социальной политики, а не как ее активный актор, поскольку другие – политики, профессионалы – решают, что будет лучше для лиц с ограниченными возможностями и для общества, и определяют критерии "нормы" и "нормальной" жизни. Получается, что изменение происходит через других.

Модель гражданских прав сфокусирована на идее интеграции инвалидов в общество и предполагает активное включение их в политический процесс, т.е. они рассматриваются как полноправные акторы, субъекты социальной политики, а не только как ее объекты <17>.

Модель гражданских прав отбрасывает предположение, что социальная эксклюзия – неизбежное последствие инвалидности. С этой точки зрения люди с ограниченными возможностями были исторически исключены из социальных институтов, поскольку не были адаптированы к нуждам инвалидов.

Согласно этой концепции социальной политики в данной области, проблемы инвалидов описываются как ограничения, возведенные по отношению к ним социальным устройством общества, т.е. сама организация общества продуцирует институциональную сепарацию инвалидов, а значит, и их тотальную дискриминацию. В связи с этим взят курс на деинституционализацию, т.е. на свертывание сети специализированных интернатов для людей с ограниченными возможностями и на развитие разнообразных форм обслуживания и поддержки их непосредственно по месту жительства.

Цель модели гражданских прав – скорее реформирование основных социальных институтов по включению в них инвалидов, чем создание параллельного пространства, где могли бы существовать люди с ограниченными возможностями.

Более того, считается, что в общественном сознании необходимо сформировать позитивный образ инвалидности. Здоровое большинство общества должно изменить свое отношение к инвалидности, расстаться с дискриминирующими стереотипами и больше общаться с людьми с ограниченными возможностями.

Данная концепция инвалидности предполагает изменение самовосприятия людей с ограниченными возможностями, которое раньше выражалось в пассивности и функциональной зависимости, своеобразной "культуре молчания" (термин Рауло Фрейра) <18>.

Инвалиды должны расширять свой ролевой потенциал и идентифицировать себя не только как получателей пенсий и пособий, но и как полноправных членов социума, имеющих не только права, но и обязательства перед обществом. По концепции Гидденса, в обществе постмодерна, каковым сейчас является западное общество, традиционные конструкты поведения могут резко меняться, образуя феномен детрадиционализации <19>. Таким образом, личностная идентичность становится скорее психологической конструкцией самого индивида, чем социальной конструкцией, и, соответственно, инвалиды, используя потенциал максимилизации, могут конструировать собственную жизнь в позитивном ключе, принося пользу обществу, значительно улучшая качество жизни и повышая свой социальный статус, отказываясь от традиционной виктимизирующей роли больного <20>. Потенциал максимилизации инвалидов заключается прежде всего в отказе рассматривать свою инвалидность как базовый элемент личной идентичности.

На практике бывает очень сложно осознать модель социального обеспеченияи модель гражданских прав как различные концепции социальной политики по отношению к инвалидам, так как считается, что вместе они не могут существовать, являясь антагонистическими по своей природе <21>. Однако есть государства, которые в реальных условиях сочетают эти две модели политики, например, Великобритания, официально провозгласившая модель гражданских прав в качестве основы своей социальной политики в данной области, и имеющая некоторые законы, относящиеся к модели социального обеспечения, а ценности и идеологию, относящиеся к медицинской модели инвалидности. Обычно совмещение этих двух моделей происходит тогда, когда к существующим политическим инструментам и программам в рамках модели социального обеспечения, добавляются антидискриминационные законы, существующие в пространстве модели гражданских прав.

Так в какой же модели социальной политики нуждается Россия?

Если обратиться к российской действительности, то нашей стране стоило бы также отказаться от антагонизма между этими двумя концепциями социальной политики по отношению к инвалидам и попытаться преодолеть или уменьшить противоречия этих двух подходов путем совмещения политического курса и социальных программ, исходящих из разных концепций социальной политики в данной области. Можно выделить три методологических подхода по уменьшению напряжений между этими двумя моделями.

Во-первых, обе модели социальной политики могут мирно соседствовать хотя бы потому, что эти концепции обслуживают различные группы людей с ограниченными возможностями. Согласно этой точки зрения, некоторые субкатегории инвалидов могут рассматриваться в теоретических рамках модели социального обеспечения, другие – в теоретических рамках модели гражданских прав. Отдельные индивиды могут быть классифицированы как имеющие глубокую степень инвалидности и постоянно нуждающиеся в медицинской помощи и социальном обслуживании, а также потенциально опасные как для общества, так и для себя. Они могут существовать только в условиях специализированных интернатов и учреждений стационарного типа. Другие – как имеющие меньшую степень инвалидности и способные к интегрированию в социальный "мейнстрим" <22>. Сочетание этих двух подходов позволяет дифференцировать группы инвалидов, рассматривая их не как единое целое, а как различные группы, нуждающиеся в разной помощи со стороны государства.

Во-вторых, люди с ограниченными возможностями в этом случае могут сами выбирать для себя в пространстве каких возможностей, реализуемых в рамках различных концепций социальной политики в области инвалидности, они будут существовать. Преимущество этого подхода заключается в отсутствии требования формального перехода от одной модели к другой. Более того, он является наиболее эффективным в том плане, что позволяет признать индивидуальную природу инвалидности и с уважением относиться к автономии и пожеланиям самого инвалида.

В-третьих, не стоит рассматривать эти обе модели социальной политики как антагонистические, лучше позиционировать их как концепции социальной политики, имеющие право на сосуществование, но не предлагающие законченного и полностью удовлетворяющего решения проблем лиц с ограниченными возможностями. Их следует рассматривать как развивающиеся модели, которые не отрицают возможностей постоянного развития и видоизменения в соответствии с запросами реальности. В настоящее время, в большинстве случаев, модель гражданских правв отличие от модели социального обеспеченияпозиционируется как совершенно иное революционное явление, причем модель социального обеспечения, как правило, рассматривается только в негативном ключе. Имеющиеся позитивные моменты недооцениваются, в то время как модель гражданских правидеализируется. Это приводит к тому, что возможные отрицательные черты данной модели даже не артикулируются.

В России существует двойственное отношение к тому, какое место в обществе должны занимать инвалиды. Сейчас Россия находится на стадии перехода к рыночной экономике и пытается формировать национальную концепцию социальной политики в этой области. С одной стороны, в качестве приоритетной концепции социальной политики предпринимается слабая попытка выбрать модели гражданских прав. Это связано с известным переосмыслением инвалидности как социальной конструкции социального неравенства. Модель гражданских прав действительно дает возможность усилить степень участия граждан-инвалидов в обществе и в формировании своей судьбы. Это хорошо видно на примере мирового опыта. Не случайно эта модель стала базовой в концепции глобальной политики в отношении инвалидов, проводимой ООН, и явилась экономически выгодной для стран, взявших ее на вооружение. С другой стороны, существует реальная опасность того, что политические элиты, избрав в качестве приоритетной модель гражданских прав, на самом деле будут проводить недопустимый сегодня курс на деинституционализацию, сворачивание государственной системы бесплатного медицинского и социального обслуживания инвалидов, сокращение и так весьма скудных расходов на их лечение и содержание, чего нельзя ни в коем случае делать. Именно в России существует объективная необходимость сохранения большого сектора бесплатных услуг для людей с ограниченными возможностями из-за их бедственного экономического положения.

Российская социальная политика в отношении инвалидов скорее ориентирована на отличия, базируясь на разделении, чем на интеграцию и равные права. Ее можно назвать экстенсивной политикой социального обеспечения, но не политикой равных прав и возможностей. Многие льготы и права для инвалидов заявлены декларативно, механизм их реализации отсутствует, например, право на внеконкурсное получение высшего образования не работает без создания соответствующей безбарьерной среды, ужесточены критерии признания человека инвалидом, в результате чего реальная численность инвалидов значительно превышает их официальную численность и пр. Стоит также указать и на неоднозначное отношение политиков и профессионалов к идее более активного включения людей с ограниченными возможностями в политический процесс, на формирование национальной концепции, касающейся проблем инвалидов. Все эти вопросы требуют решения.

Поэтому сегодня вопрос о национальной политике в данной области требует концептуальной проработки, а не популистских шагов, рассчитанных на короткую перспективу политического цикла. Понятно, что поиск концептуальной модели социальной политики для России должен идти не по принципу "усвоения" современных западных теорий, а по принципу их "осмысления". Причем конструирование этих новых моделей должно осуществляться не за счет отказа от ранее достигнутых социальных завоеваний, а на основе анализа и обобщения работающих и адекватных схем реализации социальной политики, которые предпринимались на протяжении последних десятилетий. В связи с этим интегративная методология, при разработке новой социальной политики, отражающая одновременно глобальные тенденции, получает наибольшие шансы быть востребованной в России сегодня.