Библиотека

Я поднимусь ровно столько раз, сколько раз упаду

«Если я упаду, пытаясь с неба достать звезду,

я поднимусь ровно столько раз, сколько раз упаду...

Я не буду лежать на песке, ломая руки в тупой тоске -

я поднимусь ровно столько раз, сколько раз упаду!..»

Это любимые строки Ксении Юррюти (Богомоловой), их автора она не знает, но говорит, что эти стихи отражают ее внутренний настрой.

Мы познакомились с ней через сайт «Одноклассники» – голубоглазая девушка написала мне теплое письмо. Я смотрела на ее фотографию – милые черты лица и что-то притягательное во взгляде – и еще ничего не зная о ней, чувствовала, что она станет героиней моей книги. Позже, когда я рассказала ей о книге, Ксения написала мне: «Тема, которую ты затрагиваешь, очень  хорошая и нужная. Если бы подобная книга попалась мне в мои двенадцать-тринадцать лет, я могла бы избежать очень многих ошибок и вообще вся жизнь сложилась бы наверное по-другому... Но, к сожалению, такой книги не было, поэтому были  слезы, неверие, разочарование, страх, а главное много лет жизни прожитых без любви...»

Ее письма – рассказы о себе слагались в повествование о своей семье, о своей любви. Я привожу его дальше, не «перебивая» своими рассуждениями.

Родители

Нужно отдать должное моим родителям - они воспитывали меня как обычного ребенка. Любые поползновения с моей собственной стороны или со стороны окружающих вольно или невольно подчеркнуть мою «особенность» (ненормальность) в категоричной форме. «Да, ты не можешь бегать наперегонки с другими девочками. Но это единственное, что тебя от них отличает, во всем остальном ты такая же, как все, запомни это!» - говорила мне мама. Я всегда старалась прислушиваться и запоминать то, что мне говорили родители. И вовсе не потому, что была этакой паинькой-дочкой. Просто интуитивно чувствовала, что родители меня любят всем сердцем, а самое главное, что они верят в меня и доверяют моим способностям.

Мне было лет пять, когда мама посадила меня перед собой и сказала: «Доченька, чтобы продолжать лечить тебя, нам нужны деньги, зарплаты одного папы недостаточно (семья в то время жила материально очень трудно), и для этого мне нужно выйти на работу. Как ты думаешь, сможешь ли ты позаботиться о себе сама в течение дня (желающих присматривать за больным ребенком не нашлось даже в кругу ближайших родственников...)?» Со мной говорили на равных, как со взрослой, это подкупало, а за спиной как будто вырастали крылья!.. И я, конечно, сказала «да, я справлюсь». Мы с мамой продумали все детали, и я действительно справилась. Правда, первые дни много плакала, потому что было страшно и неприятно оставаться совсем одной в квартире, но маме я не признавалась – уже тогда не хотела, чтобы меня гладили по головке и жалели, хотелось, чтобы мной гордились, чтобы меня уважали. Особенно мои родители.

Почему особенно они? Потому что они оба никогда не боялись трудностей, не ныли, не жаловались на судьбу и не боялись следовать своей мечте, и рано или поздно эта мечта становилась реальностью. Мне хотелось быть похожей на них. Взять хотя бы папу. В свое время возможности купить машину не было, тогда он решил... собрать ее сам по деталям! Нет, он вовсе не автотехник, как кто-то может подумать. По профессии он – юрист, но желание было настолько сильно, что он собственноручно изготовил каждую часть машины, попутно освоив при этом несколько технических специальностей. Конечно, на это ушло несколько лет, но! Я помню тот день, когда мы, безумно счастливые и ужасно гордые за нашего папу, первый раз ехали по городу в своей машине. Все в ней смотрелось великолепно, и я до конца своих дней буду помнить запах ее свежей бежевой краски, которую мои родители накануне накатали на нее валиком...

Или мама. С юности она мечтала учиться. Ее интересовала психология, взаимоотношения, но жизнь складывалась так, что ни о какой учебе не могло быть и речи: работа, как у всех, дети и их болезнь, как испытание на прочность, клиники, врачи, смерть сына... Из уроков истории помню пример настойчивости тяги к знаниям – Михайло Ломоносов, который из Сибири добрался до столицы и, будучи двадцатилетним, сел за парту вместе с отроками. У меня же есть другой, более близкий и более внушительный в этом плане пример – моя мама. В 43 года она улетела в Москву и выдержала вступительные экзамены наравне с семнадцатилетними, а еще через пять лет стала дипломированным психологом.

Брат

Когда мне было семь лет, у меня родился брат. Я помню, как мама вернулась из роддома и дала мне в руки очаровательного малыша в зеленом одеяльце: «Вот, это – наш с папой подарок для тебя! Он – лучшее, что мы могли бы тебе подарить, и он будет таким, каким ты его воспитаешь. Ты уже большая, доченька, время кукол прошло. Воспитай-ка теперь живого человека, вырасти себе друга и помощника. Ну а мы с папой тебе, конечно, поможем в этом, как сможем». И они помогали. Как могли. Они всегда оставались со мной рядом, мои родители, незаметно направляя в нужное русло, обогревая своей мудрой любовью.

И мы справились – наш Саша вырос не просто умным, отзывчивым и чутким человеком, но и на самом деле, он вырос Другом для каждого из нас. И когда его, вдруг, не стало, мы – его семья - словно осиротели, жизнь наша превратилась в страшный черный вакуум... Думали, что на этот раз мы не справимся. Но во имя любви друг к другу, во имя памяти нашего Саши папа продолжал покупать наши любимые конфеты, мама по утрам заваривала, как и прежде, ароматный травяной чай, а я протирала пыль с мебели там, где могла дотянуться рука. Мелочи? Конечно, но ведь именно из них и состоит наша жизнь. И именно порой за них, за повседневные мелочи, мы пытаемся зацепиться нашим умом, нашей душой, всем нашим естеством, пытаясь вытащить себя из болота горя и отчаяния. В тот раз у нас это получилось – мы снова справились, даже с этим испытанием, помогая друг другу, потому что мы были вместе, потому что мы были нужны друг другу. Справляться своими силами со всем, что посылает тебе жизнь, не ныть, не злиться и не завидовать, а мечтать, свободно и сильно, и стремиться обязательно осуществить свою мечту – вот то, что вынесла я из детства от своих родителей, и эти правила теперь уже останутся со мной навсегда, до тех пор, пока бьется мое сердце. Эти правила теперь уже мои!

Внешность

У меня красивая мама, поэтому в том, что я похожа на нее, и, следовательно, была красивой девочкой (ну или просто симпатичной), моей заслуги нет совершенно никакой. Те самые гены, что сыграли жестокую шутку, отняв мое здоровье и способность двигаться, они же, эти самые гены, ответственны и за мою внешность. Я очень рано поняла, что нравлюсь окружающим – и детям, и взрослым. Со мной было весело играть, я охотно делилась всем, что имела, знала бесконечное множество стихов, песен и всевозможных историй, и еще... у меня был заразительный смех, огромные голубые глаза и две длинные косы.

Мама шила мне кокетливые платьица из своих блузок, а я вертелась в них перед зеркалом и воображала, что вот, однажды, стану такой же талантливой и знаменитой, как Алла Пугачева (нравилась она мне очень) и спою свою самую главную песню, слушая которую, люди будут плакать от счастья. А я буду тоже плакать от счастья, что сумела спеть такую песню. А еще у меня будет много детей, много мужей, много шикарных машин и много сумочек и туфель, подходящих по цвету к каждой машине...

В восемь лет я на две недели попала в больницу с аппендицитом, и это событие стало в какой-то степени переломным для моего настроения и самосознания на долгие годы. Когда отходила от наркоза, моя соседка по палате, сердобольная женщина, пыталась пошевелить мое тело и при этом поделилась своими соображениями с другой женщиной (по-видимому, думая, что я еще сплю): «Какая девчоночка хорошенькая – ручки, ножки словно точеные. Только что совсем неходячая, значит не быть ей ни матерью и ни женой. Уж прибирал бы Господь таких горемык пораньше, чтобы зря не страдали...» А несколькими днями позже, убирая швы, доктор заметил медсестре: «Что-то шовчик-то у девочки не ахти получился». На что она ему огрызнулась: «Таким, как она, на кой ляд красота необходима? Она же инвалид, не видишь разве?!»

Вернувшись из больницы, я перестала вертеться перед зеркалом, я стала грустной и задумчивой. Потому что столкнулась с другим восприятием меня, с другим восприятием ценности моей жизни и моего будущего, точнее сказать, там вообще не подразумевалось никакого моего будущего. Все это меня просто ужаснуло.

Я начала читать много книг о людях с непростой судьбой. «Как закалялась сталь», «Овод»... В десять лет мне попалась книга Цвейга «Нетерпение сердца», и опять – куча негативных эмоций. Может, в десять лет слишком рано читать подобные книги? Не знаю. Но однозначно, мне не понравилась описываемая в ней любовь, не понравились и слабые малодушные герои. Во всяком случае, я тогда для себя решила, что если это лишь единственный вариант взаимоотношений, на который я могу рассчитывать в своей жизни, то я заранее от него отказываюсь, поскольку чувствую, что он (такой вариант отношений) меня унижает. Вот так, несколько категорично.

Лет в тринадцать болезнь уже внешне стала очень заметна, и в то же время у меня начался период духовного поиска, я увлеклась восточными философиями. В конечном счете, именно благодаря им я сумела понять себя, свои стремления и желания. Благодаря им я сумела осознать себя и как женщина...

В раннем детстве я имела много друзей-ровесников. Дети приходили ко мне домой, папа привозил меня раз в неделю в школу. Потом, буквально за одно лето между пятым и шестым классом, моя спина изогнулась дугой, а я как всегда приехала в школу и уселась за свою первую парту. Потом не знала, куда спрятать свою спину – молча на меня глазели не только одноклассники, но на переменах приходили ребята и из других классов. Очень мне это не понравилось, и в школу я больше не приезжала. Никогда. Постепенно у меня появились друзья старшего возраста, в первую очередь разделяющие мои интересы, а не только любопытствующие о моей внешности.

Тайна привлекательности

Я всегда была (да и остаюсь таковой по сегодняшний день) очень любознательной. Но я никогда, даже в ранней юности, не стремилась к тому, чтобы в моей жизни было так, «как у всех». Во-первых, я понимала, что это невозможно, а во-вторых, я как-то и не особо к этому стремилась. Я стремилась к тому, чтобы жить в соответствии со своими желаниями, чтобы с интересом встречать каждое новое утро и чтобы со мной рядом всегда был кто-то дорогой моему сердцу – с ним встречать каждое новое утро вместе. Это могла быть моя мама, мой папа, хорошая подруга, добрый друг, или муж – неважно, главное, чтобы в моей жизни всегда был Такой Человек!

Про интимную близость я думала, что когда я буду к ней готова, и в моей жизни появится человек, с которым подобные отношения будут для меня иметь особое значение, тогда... Ну а если подобного в моей жизни никогда не случится, что ж, значит, я найду себя в чем-то другом, найду себя в каких-то других отношениях – жизнь очень интересна и многогранна, и зацикливаться на чем-то одном не стоит.

Попробовать отношения ради того, чтобы только попробовать – тоже не совсем мой путь. А зачем пробовать, когда можно и не пробовать?! С моей точки зрения, пробовать можно и даже нужно в этой жизни все, но только тогда, когда чувствуешь для себя в этом потребность и даже необходимость, когда чувствуешь, что достаточно созрел для того, чтобы по достоинству оценить новый вкус... Я по натуре – гурман, поэтому никогда не спешила, никогда и ничего в жизни не пробовала торопясь, а растягивала и предвкушала удовольствия. Всему, как говориться, свое время...

Сексуальность, в моем понимании, это особый оттенок привлекательности в человеке, нечто очень тонкое и неуловимое, но вместе с тем настолько сильное по своему воздействию, что заставляет нас среди десятков других людей задерживать внимание именно на Нем или на Ней. Это и улыбка, и взгляд, и движения... Если женщина обладает такого рода привлекательностью, то она вызывает у мужчины непреодолимое желание быть в ее обществе, прикасаться к ней, вдыхать аромат ее волос, слушать звук ее голоса... И при этом совсем необязательно, что она красива. Как раз наоборот: возможно, совсем некрасива. Она может быть хромой или даже сидеть в инвалидном кресле, но при всем этом оставаться чрезвычайно сексуальной, и для нее будут писать стихи, и ради нее будут преодолевать расстояния в сотни и даже тысячи километров!

Я помню, как будучи еще школьницей, сделала для себя открытие про великую соблазнительницу Клеопатру: ведь по заключениям археологов она была очень и очень далека от идеала красоты – низкорослая, большеносая, с маленькими близкопосаженными глазами. Такая пройдет рядом, и не обратишь на нее никакого внимания. А ведь между тем, сквозь века, ее мужчины донесли до нас образ Клеопатры как несравненной красавицы! Значит, не только в одной лишь внешности дело, значит, есть еще «нечто», что невозможно увидеть глазами, а можно только почувствовать, и это «нечто», порой, решает все.

Мелочи жизни

Мелочи жизни – они могут заполнить наш день до краев как приятными эмоциями и хлопотами, так вконец всю жизнь испортить и вообще довести до отчаяния. В том-то и состоит вся трудность этой жизни, чтобы найти «золотую середину» во всем, некий баланс между хорошим и плохим. Ведь, по большому счету, все в этом мире относительно. И то, что было для тебя хорошо вчера, сегодня может на поверку выйти уже чем-то не совсем хорошим, а назавтра и вовсе может плохим оказаться. А то, что тебе давно наскучило, для другого может принести огромную радость. Скажем, пьет человек кофе с молоком и с сахаром и думает про себя: «Господи, ну что за жизнь такая, однообразная и монотонная, даже кофе каждое утро одно и то же... Какой я несчастный!» А кто-то недоволен от того, что в кофе у него нет ни сахара, ни молока. Другой же жалуется, что приходится начинать ему каждый день с чая, а не с кофе, как хотелось бы. Ну а кто-то вообще в то утро умер, и уже нет у него такой возможности - разводить кофейные страдания. Всегда найдется тот, чья жизненная ситуация во стократ сложнее, чем твоя, и твои «мелочи жизни», твоя рутина, возможно, стали бы для него огромным облегчением, имей он возможность обменять их.

В школе я училась довольно обычно, средне, на «4» и «5», хотя в младших классах была «круглой отличницей» – сказалась мамина подготовка к школе. Все предметы мне давались без особого напряга, а наибольший интерес вызывали физика и биология. После школы какое-то время я не могла определиться, и в первую очередь даже не с самой профессией, а с учебным заведением - с «контингентом в колясках» не желали работать никак, ни очно, ни заочно. Да и вообще, все мои поползновения в сторону высшего образования, мягко скажем, встречались с налетом легкого недоумения и непонимания. Но, в конце концов, мне все же улыбнулась удача, и я поступила на заочное отделение УРАО в Москве. Исторический факультет, отделение искусствознания и культурологии – как раз то, что мне по душе, хотя на тот момент я очень расплывчато представляла себе, где именно смогу применять полученные знания у себя в Заводоуковске. Однако сфера деятельности для меня нашлась как-то вполне естественно: я стала активно сотрудничать с газетами – районной и областными, готовила передачи на местном радио и телевидении, а немного позднее стала читать лекции старшеклассникам в школе и вести кружки по народной росписи для младших школьников.

Корреспондент из Франции

Мне было лет двадцать пять, когда я почувствовала очень сильное неудовлетворение по поводу своих познаний в английском языке. И хотя в дипломе напротив строчки «иностранный язык» у меня и стояло «5», сама я прекрасно понимала, что эту оценку выставили за мое знание и понимание учебника по языку, но отнюдь не за знание самого языка. Для того чтобы свободно читать, писать, а самое главное – говорить, нужно было живое общение. К сожалению, у меня не было возможности поехать на стажировку в Англию (хотя, очень хотелось), но зато перед носом был компьютер… Я с детства обожала писать и получать письма, и иной раз наш почтовый ящик не мог вместить всю приходившую ко мне корреспонденцию. А тут – Интернет с его почти безграничными возможностями! Дашь команду «отправить» и уже буквально через несколько секунд твое письмо достигло адресата. В общем, уже через пару месяцев я очень бойко писала по-английски без словаря и «обросла» международной перепиской настолько, что теперь уже электронный ящик не справлялся с количеством моих сообщений. Япония и Перу, США и Австралия, Финляндия, Новая Зеландия, Египет... Список моих друзей рос день ото дня, а я упивалась свободой и ощущением того, что любая страна мира находится от меня на расстоянии всего лишь одного клика «мышкой». Таким образом, моя давняя мечта о путешествиях отчасти становилась явью.

Ну а этот корреспондент из Франции поначалу показался мне занудой. «Не могли бы Вы мне объяснить, - спрашивал он, - почему молодые девушки, как Вы, ищут знакомства с мужчинами в возрасте?» Таким образом, я сделала для себя вывод, что вероятнее всего, он уже далеко не юноша, и написала: «За всех девушек сказать не могу, поскольку у каждой – своя причина, а за себя отвечу…», ну и дальше все так, как было: про мой английский, про удивительные возможности Интернета, про дружбу во всем мире и, конечно же, чтобы не было войны... Он мне не поверил и опять за свое: «Ну а все же?» Потом догадался спросить про мою профессию. Узнав, что я – журналист, облегченно вздохнул (написал, то есть): «А, ну теперь понятно! Так бы сразу и сказали, что у Вас чисто профессиональный интерес к переписке данного рода. А то, знаете ли, все эти философствования насчет дружбы во всем мире и уникальности Интернета как-то малоубедительны, особенно в наши дни». Конечно, для него, пользовавшегося компьютером и Интернетом уже лет двадцать, никакого чуда в клике «мышкой» не было, да и в дружбе он уже успел разочароваться. И не раз. Да и не только в ней...

У нас с ним вообще, на первый взгляд, было очень мало общего. Он, европейский житель, привыкший к тому, что в январе на газонах зеленеет трава, в то время как для меня в Сибири -30 – совершенно нормальная зимняя температура. Мне еще нет тридцати, и я всю жизнь прожила «под крылышком» своих родителей, ему - сорок пять, и за плечами двадцать пять лет брака, трое детей, развод. У меня вся деятельность подчинена эмоциям, предчувствиям и... буквам, он же – авиаинженер, больше всего доверяющий логике и цифрам. И, тем не менее, несмотря на все различия, нас несомненно что-то связывало, и наша нечаянно завязавшаяся переписка продолжалась. Помимо электронной почты, мы писали друг другу и обычные письма, в старомодной манере «от руки», обменивались фотографиями: вот те самые серые уточки в пруду в парке, которых он подкармливает каждый вечер хлебом... А вот он вместе с младшим сынишкой удит рыбу... Ну а вот мои родители и наш рыжий и хулиганистый пес Ватсон…

Потом он как-то написал мне: «Приезжайте в гости, увидите все своими глазами. Франция – красивая страна, и Вы с вашей чувствительностью ко всему прекрасному найдете здесь немало тем для Ваших будущих статей, - я в этом уверен!» - «Большое спасибо, - ответила я. - На самом деле я бы очень хотела воспользоваться Вашим приглашением, потому что чувствую – оно искреннее. Но мое состояние здоровья вряд ли позволит мне справиться с таким путешествием в одиночку – я не могу ходить и передвигаюсь только на коляске. Приезжайте лучше Вы! У нас в Сибири тоже очень красиво - весной так цветут яблони, что аж дух захватывает, а зимой морозные узоры на окнах каждый день новые...»

На этот раз вместо письма от него был звонок:

- Это Ив. Это так печально, что Вы не можете приехать, и в особенности то, что Вы рассказали о своем здоровье... Почему Вы никогда мне раньше об этом не рассказывали?

- Потому что Вы меня никогда об этом не спрашивали. И вообще, разве этот момент так уж важен для... дружбы?

- Нет, для дружбы совсем неважен, - согласился он. - У меня вот тоже, знаете ли… очки... Вы, наверное, заметили на фотографиях? Так вот, я совсем ничего без них не вижу. И исправить это никак нельзя – это уже навсегда. А Ваше состояние... можно как-то вылечить или улучшить? Вы ведь еще совсем молодая и такая... красивая.

- Нет, это тоже, как и Ваши очки – навсегда. А на прощание он сказал: «Я ничего не хочу Вам обещать, потому что не знаю, как все сложится в будущем, но возможно я к Вам приеду... когда-нибудь... однажды...»

«Когда-нибудь» случилось полгода спустя, как раз в канун годовщины нашего «эпистолярного романа». На дворе был декабрь, а мой гость был одет в легкую ветровку и осенние туфли. Четыре тысячи километров, два самолета, столько волнений, сомнений и ожиданий… И всего три дня на все. На то, чтобы все сказать, все понять, почувствовать, и все решить. Все решить о будущем нашей особой дружбы...

Не среднестатистическая пара

Неделей позже, уже вернувшись назад во Францию, он мне писал: «Вы – именно такая, какая и есть в своих письмах и на фотографиях, я узнал Вас сразу и сразу принял в свое сердце. Точно так же, как принял и Ваше состояние. Хотя поначалу я растерялся – ведь я никогда прежде в своей жизни так близко не общался с человеком в коляске... Да и честно говоря, проблема таких людей мне виделась, в основном, только в одном – в том, что они не могут сами встать и пойти. Глядя на Вас, я узнал другое… Я понял, что иногда и простое движение пальцев и даже поворот головы могут даваться с великим трудом, но, несмотря на это, человек все еще способен жить полноценными чувствами и стремлениями. Он продолжает мечтать и... любить жизнь и людей, да так, как порой полностью здоровый и успешный человек не в состоянии сделать. Пожалуй, это самое большое открытие в моей жизни, за которое я благодарен Вам... Я сделал запрос в Посольство на следующую визу, я приеду к Вам опять в феврале, если Вы, конечно, не против...»

Я была не против, и он приехал еще раз. А потом – еще и еще... Нам было хорошо и легко друг с другом. О любви еще не говорилось, но она подразумевалась во всем: в интонациях, взглядах, жестах, в тех милых открытках и сувенирах, которыми мы обменивались во время наших встреч. Мы, наконец, перешли на «ты». А потом он как-то сказал: «Я так хочу, чтобы ты все-таки побывала в Париже, я хочу показать тебе мою страну и познакомить тебя со своими друзьями. Приезжай вместе с родителями или с кем-то из них».

И мы поехали вместе с папой, на две недели. Я боялась, что не выдержу это путешествие – четыре тысячи километров, два самолета. Но про себя решила: даже если это путешествие будет последним, что я сделаю в своей жизни, я от него все равно не откажусь. Ведь теперь моя мечта о путешествиях из виртуального мира полностью перенеслась в мир реальный, и, испугавшись или отказавшись от нее, я бы предала ее. А мечту предавать нельзя, за ней надо следовать!

Был май и цвела сакура, и был Париж с высоты Эйфелевой башни, и первый поцелуй был тоже где-то там – на каком-то этаже, между небом и землей... А потом расставание, без всяких обещаний и разговоров о будущих встречах. И слезы уже в самолете, так, чтобы никто не видел. Слезы, потому что, наверное, это был последний красивый аккорд в завершении не очень длинной истории. Ведь всему однажды приходит конец. Но даже если это и так, то я не имела в душе никакого сожаления ни о чем, а только благодарность судьбе за то, что это было в моей жизни: такая встреча, такая дружба, такая... любовь, такое путешествие!

Однако я ошиблась: наши письма и звонки продолжались, мы обменивались новостями и просто подолгу болтали «ни о чем». А еще через месяц он приехал и спросил меня совершенно неожиданно, но очень серьезно:

- Как ты смотришь на то, чтобы… стать моей женой?

- Вопрос, конечно, интересный, - ответила я, - но ты знаешь, я не люблю спешить. Ни в чем. Поэтому надо немного подумать.

- Ну, что ж, подумай, конечно... Я в августе приеду, и мы поговорим.

В августе он приехал с шампанским. Налил его в бокалы и спросил:

- Ну и как, насчет моего вопроса, - ты подумала?

- Подумать-то подумала, - ответила я. - Но понимаешь ли ты, что в нашем случае все будет гораздо сложнее, чем у обычной среднестатистической пары и понимаешь ли ты, что вряд ли из меня получится традиционная жена с уборкой, глажкой, стиркой и пирогами по воскресениям? Однажды ты сказал, что-то обстоятельство, что я в коляске, неважно для дружеских отношений. А как насчет... других отношений, которые выходят за рамки дружеских? Не боишься ли ты...

- Я уже мало чего боюсь в этой жизни, - перебил он меня. А если я чего и боюсь, так это как раз проблем, присущих так называемой «среднестатистической» паре. Наша с тобой история с самого начала незаурядна, и уж тем более не «среднестатистична», и это значит, что у нас есть счастливый шанс продолжать отношения вне пределах всякой статистики. У нас, возможно, будут трудности, но они будут только нашими, и мы сумеем их преодолеть, если будем помогать друг другу... К сожалению, я не могу предложить тебе роскошных условий жизни, да и здоровье для тебя не смогу купить в магазине ни за какие деньги, но я могу предложить тебе свою любовь и заботу, если они тебе приятны и нужны. А насчет стирки и глажки – не беспокойся – существуют на то стиральные машины и одежда из немнущихся тканей. Да и пироги по воскресеньям у нас тоже будут, если ты потрудишься объяснить мне, как их приготовить. И вообще, о чем весь этот разговор: если ты согласна, без всяких оговорок, взять меня в мужья вместе с моими очками, то я тем более буду считать за честь жениться на такой красавице, как ты... вместе с твоим личным «автотраспортом», разумеется!

Эта его последняя фраза, про очки и мой «автотранспорт», высказанная так искренне и горячо, меня ужасно рассмешила. Ну что поделаешь, если наши с ним такие, казалось бы, разные проблемы со здоровьем он ставил на один уровень. Действительно, без очков он не видел ничего дальше вытянутой руки, и это обстоятельство, в свое время, помешало ему стать летчиком-испытателем, о чем он продолжает переживать и по сей день.

- В таком случае, - сказала я, - я согласна взять тебя в мужья... вместе с твоими очками!

В дальний путь…

Родители все приняли очень спокойно и мудро (хотя, как нелегко порой дается такое спокойствие и такая мудрость!...). Меня не подталкивали вперед, но и не ставили на моем пути преград. Конечно, разговаривали насчет того «а вдруг..?», «а что если...» и т.д. Были и тревоги, и переживания. Но в целом родители мне доверяли в том, что если уж я решилась на такой шаг, то это означает, что для меня он действительно очень серьезен и очень важен, и что в таком случае не стоит меня отговаривать, а стоит дать мне попробовать взять на себя ответственность за это решение. К тому же, наши отношения с Ивом развивались открыто на их глазах, и, наверное, они сумели сделать обо всем свои выводы сами, да и он тоже за два года своих регулярных приездов к нам сумел завоевать их доверие. Вот примерно с таким настроем мы готовились к новой поездке во Францию, на этот раз мы ехали уже втроем: папа, мама и я, ровно через год после моего первого путешествия...

Свадьбы, как таковой, не делали, а произошла довольно скромная регистрация в мэрии, по месту жительства Ива, с последующим ужином в ресторане. Народу тоже было не очень много: только родители, дети Ива и несколько уже наших общих французских друзей. С самого начала отношение ко мне со стороны французской родни было приветливым, хотя и очень сдержанным. Нужно сказать, что здесь вообще не очень принято как-то эмоционально реагировать и обсуждать поступки других. Естественно, наше решение с Ивом вступить в брак, мягко скажем, оказалось слегка неожиданным, как для его, так и для моего окружения. Но открыто никто не продемонстрировал своего неприятия к нашему союзу. Да, встречала удивленные и изучающие взгляды, которые я порой ощущала на себе и замечала на Иве. Также какие-то комментарии (особенно на российской стороне), как правило, за нашей спиной, случайно оброненные, скажем так, в «третьем лице». Но и только! По большому счету, и здесь и там люди замерли в ожидании, похожем на «Ну хорошо, пожениться-то поженились, а что дальше?..»

А дальше – я уехала вместе с родителями обратно домой, потому что квартира Ива была расположена на третьем этаже, и в здании не было лифта, потому что была ванна вместо душа, и много чего еще, совершенно не подходящего для моей каждодневной жизни. Тем не менее, несмотря на бытовые трудности, мы все же решили начать нашу совместную жизнь именно во Франции. Главным образом потому, что мое неуемное любопытство толкало меня к исследованию новой страны: хотелось понять людей, их культуру и обычаи, хотелось увидеть все эти знаменитые музеи и замки, да и просто хотелось испытать свои силы, как умственные, так и физические, по адаптации в новых условиях.

Вернулась я сюда уже в качестве жены лишь спустя несколько месяцев – тогда, когда Иву удалось создать подходящие для меня жилищные условия. Он приехал за мной, очень волнуясь, поскольку понимал, что для меня и моих родителей такое происходит в первый раз: мы расстаемся друг с другом и, возможно, надолго. Волновался папа, переживала мама... Все мы четверо понимали, что идем на риск, каждый из нас по-своему, но в то же время – все вместе, в одной связке. И что стоит только лишь одному из нас проявить слабость, сомнение или обронить слезу – как все то, что мы так терпеливо создавали, «взращивали» в течение последних лет, можно разрушить бесповоротно. Поэтому слез никто не ронял, даже мама..., хотя я видела, как они блестели иногда в ее глазах. Она лишь сказала мне на прощание: «Если тебе будет тяжело, знай, что ты всегда, в любой момент, можешь вернуться домой, потому что здесь тебя очень любят и ждут!»

Ну а у меня было такое ощущение, что я вот-вот прыгну в ледяную прорубь, глубокую и темную как ночь, без всякой уверенности, что у меня хватит сил всплыть на поверхность. Прыгнула... Вместе с коляской и чемоданом. Четыре тысячи километров... два самолета... И вот ведь – всплыла!

Ощущение ситуации, как «ледяной проруби», неслучайно: на дворе был январь, и мы даже опасались, что у нас в Тюмени отменят рейсы из-за морозов и риска обледенения. Но рейсы не отменили, а во Франции, куда мы с Ивом приземлились спустя 18 часов после начала нашего путешествия, на газонах росла зеленая трава!

С первого же дня моей новой, уже семейной жизни, я во всем чувствовала помощь и поддержку своего мужа, его искреннее желание, чтобы мы справились с нашим новым образом жизни, чтобы я сумела адаптироваться как можно быстрее. Трудности были, и их не счесть (да они есть и по сей день), но мы с ним как-то старались подстраиваться друг к другу, что-то меняли в нашем быту. Передвигали мебель, меняли режим дня, Ив с удовольствием выполнял для меня роль личного переводчика во всех моих контактах с окружающими. Он сменил работу ради особого графика, который позволял бы нам с ним больше времени проводить вместе, а также использовать это время для решения каких-то административных вопросов, которых была уйма в связи с моим статусом «иностранки». Постепенно исчезли и удивленно-выжидательные взгляды на нас со стороны: люди, увидев, что мы справляемся, как-то успокоились и расслабились. С некоторыми из них отношения переросли в дружеские.

Спустя два года совместной жизни, я по-прежнему встречаю каждый новый день с интересом и волнением: что он мне принесет, какие открытия и испытания на стойкость и терпимость (а без нее невозможно строить серьезные и долгие отношения!)? Я по-прежнему ужасно скучаю по своим родителям, и мне по-прежнему очень не хватает именно их любящей заботы и помощи. Но я ни на минуту не сомневаюсь в правильности того, что несколько лет назад я рискнула последовать за своей Мечтой, в том, что всецело доверилась ей. Моя Мечта меня не предала и не обманула. Что сказать еще? Вслед за Эдит Пиаф я лишь могу повторить: «Я ни о чем не сожалею…» Повторить уже по-французски…