Творчество

Страница 33 | Только будь со мной

Я была в своей комнате и собиралась на очередное свидание с Эдвардом. Чарли и Либби сидели в гостиной. Последние несколько недель они проводили всё больше времени вместе, и, вполне возможно, Либби собиралась к нам переехать. Что касалось нас с Эдвардом, то мы встречались каждый день. А на прошлых выходных мы ходили на концерт на стадионе «О2 Арена». Эдвард купил для нас два билета на Кэти Перри. Я не могла не улыбаться, вспоминая, как после концерта мы ехали домой на машине, и я во всё горло распевала песню “Last Friday night”[22].
– Певица из тебя никудышная, – заметил тогда Эдвард с хитрым блеском в глазах.
В отношениях с Эдвардом мне нужен был совет, поэтому я позвонила человеку, который точно мог мне помочь.
– У нас ещё ничего не было, – призналась я Фрэнки.
– Совсем ничего?
– Ну, мы много целовались, но решили не торопить события.
– До сих пор? Я, конечно, понимаю, что всё это очень романтично, но, может, пора переходить на новый уровень?
– Он пригласил меня к себе на ужин.
– Это же замечательно!
Я молчала.
– Разве, нет? Кас?
– Да, да, замечательно.
– Неужели, ты струсила? Он же идеал! К тому же романтик.
Сквозь слегка приоткрытую дверь моей комнаты я увидела, как Чарли прошёл мимо моей спальни.
– То, что ты нервничаешь, абсолютно нормально, – заверила меня Фрэнки. – Перед первым разом все нервничают.
– Да, наверное.
Чарли заглянул в мою комнату.
– Фрэнки, мне пора, – сказала я, когда она настойчиво советовала на всякий случай взять с собой зубную щётку. Я спешно прервала разговор.
– Всё в порядке? – спросил Чарли, присев на край кровати.
– Ага. Какие у вас с Либби планы на вечер?
Чарли сказал, что они пойдут на день рождение её подруги.
– Если честно, я не в восторге от такой перспективы. Я там никого не знаю и вообще… А ты что будешь делать?
И вдруг мне страшно захотелось, чтобы мы забыли о существовании Либби и Эдварда и просто провели вечер вместе. Я скучала по Чарли. Я скучала по нашей дружбе.
– Я иду на свидание с Эдвардом, – сообщила я. – Он пригласил меня к себе.
– У вас всё хорошо, судя по всему.
Я кивнула.
– Скорее всего, я останусь у него на ночь, – сказала я, внимательно наблюдая за его реакцией.
– Напиши мне, если решишь остаться, – попросил он, и глазом не моргнув.
– А чем вы питались в Афганистане? – полюбопытствовала я, наслаждаясь ризотто с лесными грибами. Мы сидели на небольшой кухне, стены которой были выкрашены в краску приятного фисташкового оттенка.
– Сухим пайком, – ответил Эдвард. – Кашами, которые надо было варить в пакетах. В Афганистане я похудел на двенадцать килограммов. Выглядел ужасно, как, впрочем, все наши ребята. Желудки у нас совсем усохли. На Рождество нам привезли шеф-повара, и он приготовил потрясающий рождественский обед, но мы почти ничего не съели. Осилили только по куску мяса, да выпили по банке пива. Кас, это было самое вкусное пиво, которое мне когда-либо доводилось пить. Амелия тоже присылала разные посылки с едой, – продолжал он. – Кофе, шоколад, холодные шкварки.
Эдвард улыбался, словно вспоминая эту Амелию.
– А кто это, Амелия? – не удержалась я.
– Моя бывшая подружка, – ответил он, и по его тону я поняла, что он не хочет о ней говорить.
– Расскажи ещё что-нибудь про Афганистан.
– Это был худший и одновременно с этим лучший период в моей жизни, если ты понимаешь, о чём я.
Я попросила его описать, каково ему там приходилось. Мне хотелось представить его прежнюю жизнь.
– Ох, Кас, это будет непросто. Здесь в новостях мы видим кадры с детьми без рук и ног, пыльные дороги, слышим истории о минах и людях, пострадавших от них. – Он глубоко вздохнул. – А когда я был там, это было моей реальной жизнью, это пугало и выматывало. Но в то же время я никогда не чувствовал себя лучше, чем там. Если я угрожал врагу оружием, то только для того, чтобы защитить свой отряд и себя. Так что представь такую жизнь, а потом возвращение к мирному существованию в городе. Мне было очень непросто. Сначала я держался на адреналине – я так хотел восстановиться физически после травмы, что не замечал вокруг себя ничего. А потом я вернулся домой, тут-то меня и накрыло. – Он замолчал. – Тебе правда хочется всё это выслушивать?
Я кивнула:
– Тебе полезно поговорить об этом.
– Я ходил на терапию, где мне сказали, что мне надо собраться в кучку.
– Собраться в кучку?
– Извини. – Едва заметная улыбка коснулась его губ. – Это значит, что мне надо было взять себя в руки, наладить свою жизнь. Многие солдаты, вернувшись из Афганистана, совершают разные безумные вещи.
– Например?
Эдвард подлил вина в мой бокал. Я поняла, что уже не смогу сесть за руль и мне придётся вызывать такси, но мы с Эдвардом ни словом об этом не обмолвились.
– Носятся на большой скорости, разбиваются на мотоциклах, угоняют машины. Многие страдают от посттравматического стресса. Некоторые становятся жестокими и агрессивными. Я же не хотел причинять боль никому, кроме себя, – тихо произнёс он, проведя рукой по волосам. – Я шёл по улице и всё время ждал нападения. Любой резкий шум или грохот приводили меня в ужас. Маме приходилось будить меня очень осторожно, потому что при малейшем толчке я впадал в панику. Мне казалось, что я больше нигде и никогда не смогу чувствовать себя в безопасности. Я думал, что никогда не вернусь к самостоятельной жизни. В одном госпитале со мной были парни, которые лишились обеих ног, поэтому я говорил себе, что мне повезло, что я легко отделался. «Повезло» – не самое уместное слово в такой ситуации, но ты меня поняла.
Я в свою очередь рассказала ему, как Джорджина всего через несколько дней после аварии сказала, что мне «повезло», потому что у меня травма нижних позвонков.
– Сейчас я понимаю, что она имела в виду, но тогда эти слова казались мне безумными. А кому пришла идея завести собаку?
– Маме. Как это не смешно, я никогда не испытывал особо тёплых чувств к животным. В детстве меня покусала противная такса по кличке Спайк.
Эдвард поинтересовался, как я узнала о программе «Друг человека», и я поведала ему о пятничных поездках с мамой.
– С этим нам не повезло, – сказал он, указывая на инвалидное кресло. – Но мы счастливчики, потому что нас поддерживают родные. А ведь среди наших ребят, много сирот и детей из неблагополучных семей. Армия – всё, что у них есть, а потом из-за взрыва самодельной бомбы они и это теряют. И дома их никто не ждёт. Им некому помочь.
– А что случилось с тобой… там? – спросила я.
И он рассказал мне, что ехал на КМУВ – комплект для монтажа и установки вооружения, который по сути представляет собой остов «ленд ровера» с орудием тяжёлого калибра на крыше и автоматом для человека, сидящего на пассажирском сидении.
– Мы часто выезжали на них на линии столкновений с талибами. Это хорошая огневая поддержка для пехоты. Наша машина подорвалась на мине.
– Что было потом? Ты потерял сознание?
Он кивнул.
– Я почти ничего не помню. Ногу мне ампутировали в Кэмп Бастионе[23], потом отправили домой. Единственное, что я помню, это то, как очнулся в госпитале, не понимая, где я, и что происходит. Это было ужасно.
– Когда я училась в колледже, я даже не думала о войне, – с сожалением произнесла я. – И о таких храбрых парнях, как ты.
– Мы не храбрецы, Кас. Мы просто делали свою работу.
После ужина Эдвард провёл меня по своей квартире.
– Смотреть особо не на что, – сказал он. Свою спальню он показал мне в последнюю очередь.
– Вот и моя комната, – пояснил Эдвард.
Тикет и Тинкербелл всюду следовали за нами попятам, и Эдвард приказал им сесть недалеко от входа в комнату. Передо мной стояла двуспальная кровать, а у окна был рабочий стол с компьютером, книгами и документами.
– А за что эти награды? – спросила я, указывая на миниатюрные медали на маленьком деревянном столике. Эдвард пояснил, что в 2002 году он служил в Южной Арме в Ирландии, а в 2003 году – в Ираке. Я взглянула на фотографии в рамках, на одной из которых была запечатлена женщина, чей снимок я видела в портмоне Эдварда.
– Кто это? – поинтересовалась я, заранее зная ответ.
– Амелия.
– Она очень красивая.
Эдвард промолчал.
– Вы общаетесь?
– Нет. Она ушла от меня год назад, – признался Эдвард с дрожью в голосе.
– А долго вы были вместе?
– Четыре года. – Он наклонился, чтобы погладить Тинкербелл. – Она нашла кого-то другого. Вся ирония заключается в том, что она прошла со мной через самый тяжёлый период. Во время реабилитации она всегда находилась рядом, но потом… Наверное, она ушла, когда решила, что я больше в ней не нуждаюсь, но я-то её любил. Я не думал, что… – Эдвард умолк. – Как бы то ни было, я теперь больше о ней не думаю.
– Понятно, – сказала я, не поверив ни единому его слову. Я бы ни за что в жизни не поставила в рамку фотографию Шона. – Ты скучаешь по ней?
– Нет. Кас, не хочешь присесть на…
– Подожди, – перебила его я, взяв в руки первую попавшуюся фотографию. Почему-то я хотела оттянуть то, что могло сегодня случиться. Эдвард был красив и привлекателен. У нас было много общего, и мне нравилось находиться с ним рядом. Но что-то меня останавливало.
– Где на этом снимке ты? – Я рассматривала фотографию, на которой в несколько рядов стояли молодые парни в зелёных беретах.
– Вот, – указал Эдвард. – А рядом со мной Дэн. Мы вместе проходили тренировочный курс в Лимпстоуне. Нам тогда и девятнадцати не было.
– А это что такое? – Я прикоснулась к нарисованной от руки карте.
– Провинция Гильменд в Афганистане. – На карте были написаны пожелания от его друзей. Эдвард взял в руки фотографию, на которой он был вместе с Дэном. Двое молодых людей с большим будущим.
– Вы общаетесь? – спросила я. Повисла болезненная пауза, и я всё поняла.
– О, Эдвард, прости. Мне очень жаль.
– Он был мне как брат, – печально произнёс Эдвард. – Мы всегда думали, что вечно будем большими и сильными и будем скакать по горам до самой пенсии. – Он отвернулся. – Давай не будем об этом. Может быть, переместимся на… – Жестом он указал на кровать.
– Да, – согласилась я, хотя моё сердце бешено колотилось в груди.
– Ай! – вскрикнул Эдвард, когда я случайно переехала его здоровую ногу.
– Ох, извини! – пробормотала я. – Чёрт, тебе больно?
Это был глупый вопрос.
– Немного, – соврал он, всё ещё морщась от боли.
– Давай я взгляну на твою ногу.
– Не надо, я в порядке. Правда, – отмахнулся Эдвард.
Он засмеялся, и его смех оказался заразителен. Я смеялась от облегчения, глядя, как Эдвард улёгся на кровать. Затем я сама переместилась с кресла на матрас. Тинкербелл сложила передние лапы с другой стороны кровати.
– Кажется, у меня есть соперница, – пошутила я.
Эдвард приказал Тикету и Тинкербелл лечь на коврик под окном. Когда он повернулся ко мне, я отвела взгляд.
– Как твоя нога?
– Жить буду.
– О, боже, прости, – произнесла я, заметив, что нервно смеюсь и не могу остановиться. – Я знаю, что это совсем не смешно.
– Вообще-то немного смешно. – Он хитро улыбнулся.
Последовала долгая пауза. Затем Эдвард приподнял моё лицо и поцеловал меня в губы, запуская руку под мою блузку. От неожиданности я резко отпрянула.
– Эдвард, я не знаю…
– Что такое?
– Ты мне очень, очень нравишься…
– Чувствую, сейчас ты скажешь «но».
Я кивнула.
– Извини. – Пауза. – Я, наверное, пойду.
– Не уходи.
– Но…
– Кас, останься.
Взглянув на него, посмотрев в его грустные глаза, я поняла, как много он потерял: любимую работу, лучшего друга. Я подозревала, что он всё ещё любил Амелию. Я видела в нём молодого парня, который мечтал стать военным. Я видела сына, который вернулся домой с войны и которым мог бы гордиться его отец. Человека, который в миллион раз отважнее меня. Я придвинулась к Эдварду и заметила, что в его глазах блестят слёзы.
– Извини, – произнёс Эдвард. – Какой я тупица. Обычно я так себя не веду. Просто, когда я с тобой, я могу говорить обо всём на свете и…
– Т-сс, тихо, тихо.
Я погладила его по щеке, стараясь смягчить неловкость.
– Мне её не хватает, – наконец признался он.
– Я знаю. Мы с Шоном были неразлучны, а потом он просто ушёл. Это как потерять ногу или руку, – сказала я, прежде чем осознала, что выбрала не самый удачный оборот речи. Но, к счастью, Эдвард не обиделся.
– Знаешь, почти все наши парни, которые приходили в себя в госпитале, первым делом проверяли, на месте ли их хозяйство.
Мы рассмеялись.
– Останься со мной, Кас. Я не хочу провести эту ночь в одиночестве.
– Я тоже, – кивнула я, обнимая его.