Творчество

Глава 31. Джордж и Леопольд

Тем временем Джордж вернулся к Леопольду и уселся возле его постели. Мальчик лежал с полузакрытыми глазами, и на лице его брезжила улыбка, слабая и печальная. Он крепко спал: с самого младенчества он нередко спал с полуоткрытыми глазами.
- Эммелина! - вдруг умоляюще пробормотал он, будто прося прощения.
«Какая странная одержимость! - подумал Джордж. - Даже во сне его преследует
безумие. Боже правый! А вдруг. Нет, не может быть, чтобы в этом была хоть доля прав­ды. Кажется, я и сам начинаю потихоньку сходить с ума. Говорят, доктора в лечебницах для душевнобольных тоже лишаются рассудка. Интересно, что за споры переносят эту инфекцию? Должно быть, они проникают в мозг через нос. А может, в каждом из нас изначально дремлет безумие, и нужно только чужое сумасшествие, чтобы оно вырвалось на волю?..
Тут он увидел, что Леопольд проснулся и смотрит на него.
- А так страшно умирать? - спросил он.
- Как так?
- Когда тебя вешают.
- Да, очень страшно. Человек постепенно задыхается, - ответил Джордж, стараясь нарисовать всё в как можно более чёрных красках.
- А я думал, только ломается шея, и всё, - проговорил Леопольд с лёгкой дрожью в голосе.
- Да, так оно и задумано, но часто всё получается совсем иначе.
- Ну, по крайней мере, сейчас преступников уже не вешают прилюдно. Хоть какое- то утешение, - сказал Леопольд.
«Как странно, - подумал Джордж. - Человек готов принять смерть ради идеи! Толь­ко разве ему не лучше было бы просто радоваться оставшимся дням жизни, поскольку, как говорит их собственный пророк, приходит ночь, когда никто не может ничего делать? Кому станет хуже от того, что он ещё пару-тройку раз затянется перед тем, как потухнет его сигара? Одно дело - повесить преступника, но совсем другое - самому пойти на по­вешение, если этим преступником оказался ты. Но этот малый просто бредит, и нужно снизойти к его фантазиям. Подумать только, дёргаться в петле из-за идеи! Что ж, в исто­рии уйма подобных случаев!.. Интересно, долго бы он упорствовал в этой своей идее, если бы ему действительно предстояло реальное повешение? Жаль, что нельзя это проверить, хотя бы ради эксперимента. Нет уж, лучше пусть сидит в смирительной рубашке».
Леопольд был мало знаком с Джорджем и потому ничего не знал о его излюбленных теориях. Однако он всегда знал, что Баском был не просто кузеном его сестры, но дове­ренным другом и её самой, и её тёти. А с тех пор, как ему стало известно о его частых ви­зитах, он начал думать, что для Хелен Баском уже стал больше, чем просто другом. Вот почему, решив во всём признаться, он с такой готовностью ему доверился. И хотя его не­много разочаровало, что Джордж воспринял его откровенность совсем не так, как Уинг­фолд и Полварт, из-за этого он не стал доверять ему меньше: ведь Хелен, чья верность и преданность не знала границ, относилась к его желанию точно так же, как и её кузен.
- А что бы сделали вы, Джордж, если бы совершили такое же преступление, как я? - немного помолчав, спросил он.
Ни одна из теорий Джорджа никогда не требовала от него особого воображения. Он редко представлял себя в той или иной ситуации, а если и представлял, то ситуации всегда были приятными, вроде выигранного дела или всеобщего признания. Он вполне доволь­ствовался тем, чтобы рассматривать все неприятные условия человеческого существова­ния чисто со стороны, и приходить к логическим умозаключениям относительно них, не пытаясь мысленно представить себя в подобных ситуациях. И вообще, это было бы оскорблением самой сущности Джорджа Баскома - воображать, как он бьётся в раскалён­ных путах преступления, совершённого против общества! Вот почему Джордж, которому на большинство вопросов всегда было что сказать, не сразу нашёлся с ответом.
- Я бы сказал себе, - наконец заговорил он, - что сделанного не вернёшь, и я уже ничего не смогу исправить или отменить то, что случилось. Поэтому остаётся только од­но: быть мужчиной и мужественно всё это перенести, не превращаясь в слабака и не поз­воляя преступлению сломать меня. Нет, нет, клянусь Богом! Меня это ни за что не сломи­ло бы!
- Но ведь вы не знаете всей его тяжести! - возразил Леопольд.
- И не дай Бог! - откликнулся Джордж.
- Вот уж это точно: не дай Бог! - утвердительно кивнул Леопольд. - Но в моём слу­чае дело уже сделано, как бы Он ни старался всё это предотвратить.
- Кто бы в этом ни участвовал, Бог или дьявол, сделанного уже не вернёшь, и оста­ётся лишь мужественно всё это вынести, - повторил Баском, вытягивая вперёд ноги. Он прекрасно понимал, как безжалостно звучат его слова. Но что тут поделаешь? Что ещё тут можно сказать?
- Но что если вынести это невозможно? Что если это сводит меня с ума, лишает рас­судка, повергает в безумие? Нет я просто должен или что-нибудь сделать, или покончить с собой! - воскликнул Леопольд.
- У вас ещё не было возможности действительно попробовать что-нибудь сделать, - возразил Джордж. - Но теперь вы слишком больны и не можете ничего предпринять, так что пока ничего не поделаешь. А вот в понедельник мы поедем к мистеру Хукеру и по­смотрим, что он нам скажет.
Он встал и пошёл в библиотеку, взять себе книгу. На лестнице ему встретился дво­рецкий: оказывается, пришёл мистер Уингфолд и просит разрешения подняться к Лео­польду.
- Сегодня нельзя, он слишком слаб, - ответил Баском, и священник ушёл, задумчи­вый и грустный, с чувством, что возле Леопольда примостился стервятник - несомненно, добродушный, но явно намеревающийся выклевать мальчику очи его разума.
Уингфолд шагал к церкви с опущенной головой, никого не замечая. Он вошёл на кладбище, не глядя, куда идёт: бесценная человеческая душа оказалась в беде, на грани гибели, а он не мог приблизиться к ней, чтобы помочь! Вместо горнего воздуха её застав­ляли дышать рудничным газом. Её пичкали болеутоляющими лекарствами вместо того, чтобы вскрыть её нарывы скальпелем честности, очистить раны и дать им затянуться. За­бывшись в раздумьях, Уингфолд несколько раз споткнулся о могилы, остановился и сел. Какое-то время он просто сидел, не думая ни о чём особенном и рассматривая короткие вихры моха на крыле несуразного каменного херувима, зелёным золотом сиявшие на солнце. Но вскоре он поймал себя на мыслях о том, что теперь главная опасность грозила не Леопольду, а Хелен. Содеянное преступление змеёй ужалило бедного мальчика, воз­вратив его к жизни, но к душе Хелен присосалась пиявка несовершенной любви, усыпляя её под видом ложной преданности. Так что ему следовало беспокоиться не столько о бра­те, сколько о сестре.
Он встал и зашагал назад, к особняку. На этот раз дверь ему открыла горничная.
- Могу ли я видеть мисс Лингард? - спросил он. Она провела его в библиотеку и пошла спросить, не согласится ли мисс Лингард принять его.