Творчество

Глава 29. Полварт и Лингард

На следующее утро после второго визита Уингфолда молодой Лингард, к удивлению и некоторому опасению своей сестры, попросил принести ему одежду: ему захотелось встать. До сих пор он оставался таким вялым и апатичным, и симптомы возвращающейся лихорадки появлялись у него так часто, что доктор разрешал ему сидеть только в постели, подперевшись подушками, да и то не больше часа. Хелен и сама считала, что оставаться в постели ему куда надёжнее. Неожиданное желание подняться означало, что ему стало лучше. Только как она могла желать его выздоровления, если каждый новый час грозил превратиться в час грозной кары? С другой стороны, она не могла не видеть, что за по­следние пару дней Леопольд немного успокоился. Даже его взгляд был не таким тревож­ным: может, перед ним открылась надежда на душевный покой, благодаря которому жизнь уже не будет казаться ему такой невыносимой?
От помощи он отказался, и Хелен, принеся ему всё необходимое, вышла из комнаты, решив на всякий случай оставаться поблизости. Одевался Леопольд долго и медленно, но позвал сестру только тогда, когда был готов. В одежде он выглядел куда хуже; было вид­но, как страшно он исхудал и побледнел. От его прежнего солнечного облика осталась лишь печальная тень! Хелен поспешно отвела взгляд, чтобы в её глазах Леопольд не уви­дел, как сильно он изменился, и принялась смотреть на деревья в саду, на луг и рощу, ку­пающуюся в ярких лучах между голубым небом и зелёной землёй. «Какой ужасный мир!» - думала она. Кузен ещё не успел убедить её, что лучшего мира просто не бывает, только и от иных миров ей, увы, не приходилось ждать ничего хорошего.
- Можно мне чего-нибудь съесть, Хелен? - попросил Леопольд. - А то скоро придёт мистер Уингфолд, и я хочу, чтобы у меня были силы с ним поговорить.
Он впервые сам попросил еды, хотя до сих пор почти никогда не отказывался есть то, что она приносила. Хелен уложила его на диван и распорядилась, чтобы мистера Уингфолда сразу же провели наверх, как только он придёт. Леопольд повеселел, и когда принесли суп, с удовольствием принялся за него, а когда служанка объявила, что пришёл мистер Уингфолд, на мгновение он прямо-таки просиял.
Хелен приняла священника почтительно, но не очень сердечно: от её появления Леопольд никогда не светился такой радостью!
- Ваш брат согласен встретиться с мистером Полвартом? - довольно неожиданно и немного резковато сказал Уингфолд.
- Я готов встретиться с любым человеком, кого вы сочтёте нужным сюда привести, мистер Уингфолд, - откликнулся на его слова сам Леопольд, и в его решительном голосе явно прозвучала возвращающаяся сила.
- Но Леопольд, - возразила Хелен, - ты же знаешь: нам совсем не нужно, чтобы ещё кто-то.
- Я вовсе этого не знаю, - перебил её Леопольд со странным выражением лица.
- Пожалуй, вам стоит знать, мисс Лингард, - сказал священник, - что это мистер Полварт нашёл ту вещь, которую я отдал вам. После вашего визита он не мог не догадать­ся, что дело тут нечисто, и даже будь он обычным человеком, ради сохранения тайны я счёл бы разумным рассказать ему то, что сейчас рассказал ему, надеясь получить мудрый совет. При вашем брате я повторю, что уже говорил вам: я не знаю человека мудрее и лучше него. Я оставил его на лугу, возле ограды сада. Ему сегодня нездоровится, и поэто­му мы пришли коротким путём. Если вы не против, я позову его.
- Да, пожалуйста, - ответил Леопольд. - Ты только подумай, Хелен: мистер Уинг­фолд не знает никого лучше и мудрее! Скажи ему, где лежит ключ.
- Я сама, - отозвалась она, покоряясь неизбежному. Открыв дверь, она увидела, что карлик сидит на траве неподалёку от дома. Он сорвал цветок медуницы и теперь так при­стально разглядывал его, что не увидел и не услышал её появления.
- Мистер Полварт! - окликнула его Хелен.
Он поднял глаза, встал и, сняв шляпу, с улыбкой произнёс:
- Я как раз искал в медунице те самые пятнышки, которые Фея из «Сна в летнюю ночь» называет рубинами. Как себя чувствует ваш брат, мисс Лингард?
Хелен ответила с холодной учтивостью, и когда она пошла впереди него, указывая дорогу, в её походке было куда больше горделивого достоинства, чем это было необходи­мо.
- Вот, Леопольд, это мистер Полварт, - сказал священник, почтительно привстав, когда они вошли в комнату. - С ним можно говорить так же открыто, как и со мной, и он сможет дать вам куда более мудрый совет, чем я.
- Вы не откажетесь пожать мне руку, мистер Полварт? - спросил Леопольд, протя­гивая ему полупрозрачную ладонь. С самой сердечной улыбкой Полварт взял её в свою руку и немного подержал.
- Должно быть, на вид я кажусь вам довольно странным, да? - спросил он. - Но бла­годаря тому, что Бог сделал меня таким, я был вынужден думать о таких вещах, о которых иначе наверняка позабыл бы. Именно поэтому мистер Уингфолд и попросил меня прийти к вам.
Священник пододвинул ему стул, и маленький привратник уселся. Хелен села непо­далёку, на узкий подоконник, делая вид, что подшивает носовой платок. «Какой ужасный мир!» - словно злое насекомое, неотступно кружилось у ней в голове. Леопольд же ра­достно переводил свои большие глаза с одного гостя на другого
- Мне жаль видеть, что вам так нездоровится, - участливо произнёс он, услышав хриплое затруднённое дыхание карлика и увидев, как судорожно вздымается его грудь.
- Ничего, болезнь не слишком меня беспокоит, - откликнулся Полварт. - Ведь это не моя вина, - добавил он с улыбкой. - По крайней мере, я думаю, что не моя.
- Как вам хорошо: вы страдаете не по своей вине, - вздохнул Леопольд. - А моё наказание кажется мне невыносимым именно потому, что оно справедливо.
- Вашей душе необходимо Божье прощение.
- Не думаю, чтобы от этого мне стало легче.
- Я вовсе не имею в виду, что ваши страдания сразу прекратятся. Но у вас появится сила их перенести. Это будет для вас началом новой жизни.
- Но я правда не понимаю, что мне это даст. Я вовсе не чувствую, что чем-то оскор­бил Бога. После нашего разговора, мистер Уингфолд, я всё время стараюсь это почувство­вать. Только я ведь не знаю Бога и чувствую лишь свою вину против Эммелины. Допу­стим, я скажу Богу: «Прости меня», и Он ответит: «Прощаю». Но ведь мои чувства от это­го вовсе не станут иными! Разве эти слова изменят и исправят то, что я натворил? Я такой как есть, и этого уже не изменить, и моё преступление навсегда останется с нею и навсе­гда останется моим, где бы она ни была.
Он спрятал лицо в ладонях.
«Ну зачем, зачем они так мучают его!» - в сердцах подумала Хелен.
Какое-то время гости сидели молча. Затем Полварт сказал.
- Я думаю, что бесполезно пытаться вызвать в себе то или иное чувство. И никакие старания не помогут вам представить, что даёт Божье прощение тому, кто принимает его. Лучше расскажите мне немного о том, что чувствуете вы сами, мистер Лингард.
- Я чувствую, что готов убить себя, только бы вернуть её к жизни.
- То есть вы с радостью загладили бы свою вину?
- Да я отдал бы ради этого всю свою душу, всю свою жизнь!
- И что, для этого ничего нельзя сделать?
Хелен затрясло.
- А что тут сделаешь? - ответил Леопольд. - Как это всё-таки жестоко: наделить че­ловека способностью делать то, чего он не в силах потом исправить.
- Да, мысль и вправду ужасная. Пожалуй, для тварных существ даже самый мелкий грех слишком велик, чтобы его можно было бы полностью исправить.
- Вы хотите сказать, что это может сделать только Бог?
- Да.
- По-моему, есть такие вещи, которые даже Ему исправить не под силу.
- Он не был бы Богом, если бы не мог или не хотел сделать для своих созданий того, что эти создания не могут сделать для себя сами и просто погибнут, если этого не сделает для них кто-то другой.
- Тогда Он не Бог, потому что мне Он помочь не может.
- Просто вы не видите, что можно сделать, и потому говорите, что Бог не может ни­чего исправить, - как будто Он видит и знает ничуть не больше вас! Одно можно сказать точно: если бы Он видел и знал не больше, чем вы, Он не мог бы быть Богом. Уже сама невозможность что-либо исправить указывает на те сферы, которые подвластны только Богу.
- Я не очень вас понимаю. Но это неважно. Всё просто ужасно. Мне хочется уме­реть.
- Но, посудите сами, мой милый друг: почему вы считаете, что, если существо, спо­собное натворить столько зла, вдруг обнаруживает, что исправить это зло ему не под силу, ему бесполезно взывать о помощи к Тому, Кто вызвал его к жизни? Да ещё при том, что о Нём рассказывают, даже если это всего лишь древняя легенда, затасканная и искажённая до неузнаваемости: что Он взял на Себя наши грехи?
Леопольд уныло опустил голову.
- Богу не нужно, чтобы мы заглаживали перед Ним свою вину, - продолжал карлик. - Напротив, Он берёт на Себя наши грехи, чтобы навсегда вычистить их из вселенной. А как Он может говорить, что берёт на Себя наши грехи, если Ему не под силу возместить тот ущерб, который мы нанесли другим?
- Эх! - проговорил Леопольд с глубоким вздохом. - Если бы и вправду!.. Если бы Он действительно мог это сделать!
- Но Он действительно может это сделать! - воскликнул Полварт. - Какой часов­щик не способен исправить те часы, которые сам же сделал?
- Но ведь здесь идёт речь о человеческих сердцах!..
- .которые Бог не только делает, но и исправляет! - подхватил Полварт. - Мне ка­жется, этого требует простая логическая необходимость: Существо, способное создать другое, отдельное от Себя мыслящее существо, должно обладать способностью исправить всё то, что испортит Его творение. Быть может (если Он сочтёт это нужным), Он даже даст человеку силы самому исправить то, что тот натворил, - или, по крайней мере, даст ему возможность попросить и получить прощение, чтобы восстановить мир между ним и тем, кого он обидел. Знаете, что печальнее всего в учении о том, что нечестивые будут прокляты навсегда? То, что оно не оставляет праведникам возможности загладить перед ними свою вину за всё то зло, которое они причинили им в этой жизни. Потому что пра­ведники грешат против нечестивых куда больше, чем им кажется, ведь на самом деле пра­ведники всё время были настоящими богачами, а нечестивые - нищими. Но да будет благословенно слово Господне о том, что есть такие первые, которые будут последними, и такие последние, которые окажутся первыми.
Хелен в немом изумлении смотрела на карлика. Его последние слова показались ей несвязным бредом, и она горько раскаивалась в том, что позволила этим фанатикам возы­меть такую власть над бедняжкой Польди, который сидел перед ними бледнее прежнего и, как ей показалось, с ещё более безумным блеском в глазах.
- Разве в мире нет могучей Любви, готовой трудиться хоть всю вечность, чтобы ис­править то, что сломано? - заключил Полварт.
- Боже! - вскричал Леопольд. - Если бы и вправду всё было так! вот это была бы благодать: способность исправить то зло, которое я совершил!
Он поднялся с подушек, медленно и степенно, как будто перед начальством, но с внутренней решимостью, и встал прямо, немного пошатываясь от слабости.
- Мистер Уингфолд, - сказал он, - прошу вас, окажите мне ещё одну услугу: отвези­те меня к ближайшему мировому судье. Я хочу во всём признаться.
Хелен вскочила и бросилась вперёд, бледнее чем её брат.
- Мистер Уингфолд! Мистер Полварт! - заговорила она, переводя взгляд с одного гостя на другого. - Он не в себе! Вы же не позволите ему совершить это безумство!
- Может быть, это и верное решение, - сказал священник Леопольду, - но прежде чем действовать, следует всё тщательно обдумать.
- Я и так думаю об этом уже не один день и не одну неделю, - возразил Леопольд, - но до сегодняшнего дня мне не хватало смелости решиться на самый простой и понятный долг. Понимаешь, Хелен, если бы я предстал перед Богом с псалмом на устах и сказал: «Тебе, Тебе единому согрешил я!», это было бы неправда, потому что я согрешил против всех мужчин, женщин и детей - по крайней мере, в Англии - и теперь отрекаюсь от себя. Я хочу предстать перед Божьим престолом, но путь к Нему лежит для меня только через врата закона.
- Леопольд! - умоляюще вскричала Хелен, словно взывая о милости к безжалостно­му судье. - Что толку отправляться вдогонку той, кого уже не воротишь? Этим ты не вер­нёшь её к жизни и никому не сделаешь легче!
- Разве только себе самому, - откликнулся Леопольд слабеющим, но не менее реши­тельным голосом.
- Живи, пока Бог не заберёт тебя Сам! - настаивала Хелен, не слыша его слов. - Ведь тогда ты сможешь посвятить свою жизнь тому, чтобы тысячу раз загладить это пре­ступление! А так ты всего лишь втопчешь её в грязь! Подумай, сколько всего доброго ты мог бы сделать для людей!
Леопольд бессильно опустился на диван.
- Хелен, я сел только потому, что не могу стоять, - сказал он. - Я всё равно поеду к судье! И не говори мне о том, чтобы делать добро! Я лишь запачкаю кровью всё, к чему прикоснусь. Я больше не хочу нести на себе ответственность за свою жизнь. Я - словно Франкенштейн, то жуткое создание, не имеющее права на существование, и одновременно его создатель, отвечающий за того, кого сотворил. Я - пятно на Божьем творении, и это пятно нужно стереть. Для этого Он и вернул мне силы, и я снова могу сознательно прини­мать решения. И не только это, но и действовать - вот увидишь! Хелен, если ты воистину хочешь быть для меня сестрой, прошу, не мешай мне сейчас! Я знаю, тебе тяжело, очень тяжело! Я знаю, что мой позор падёт и на тебя, но ничего не могу с этим поделать. Если я этого не сделаю, меня ждут бездны безумия, одна за другой, всё глубже и глубже, пока даже бесы не смогут удержать меня. Мистер Полварт, разве я не должен пойти и во всём признаться? Разве моё преступление не должно выйти на свет, чтобы Бог очистил его с лица земли? Большинство людей считает, что первый долг человека - в том, чтобы забо­титься о своей жизни. Для своей жизни я могу сделать только одно. Теперь она похожа на гнилой пруд с трупом на дне. Я хочу вычистить его, чтобы, по крайней мере, похоронить бедняжку - хотя забыть её я не смогу никогда, никогда! А потом я умру, пойду к Богу и посмотрю, что Он может для меня сделать.
- Зачем же откладывать? - спросил Полварт. - Пойдите к Нему прямо сейчас и всё Ему расскажите!
Словно Самуил по слову Илия, Леопольд встал, неверными шагами добрался до гар­деробной, вошёл туда и закрыл за собой дверь.
Тут Хелен повернулась к Уингфолд с лицом белым, как полотно и глазами, пылаю­щими тревожным гневом. В её груди металась разъярённая тигрица, и теперь она действи­тельно походила на неистовую менаду.
- Так вот она какая, ваша религия?! - воскликнула она с трепещущими ноздрями. - Неужели Тот, Кого вы называете своим Господом, стал бы хитростью проникать в дом ближнего, чтобы воспользоваться слабостью несчастного мальчика, страдающего от вос­паления мозга? Что ни говори, блестящая победа вашего лживого церковного красноре­чия! Да что вам за дело, признается он в своих грехах или нет? Неужели мало того, что он покается перед Тем, Кого вы зовёте своим Богом? Как вам не стыдно, джентльмены!
Она умолкла и стояла перед ними, дрожа всем телом и сверкая глазами, словно гро­зовая туча в человеческом облике. Ни Уингфолд, ни Полварт не стали оправдываться: хо­тя ни один из них не предлагал Леопольду пойти и выдать себя полиции, они от души одобряли его решение.
Но в следующее мгновение её гнев неожиданно потух, она залилась слезами и, пова­лившись на колени перед священником, начала просить и умолять его, словно ребёнок, которому предстояло страшное наказание. Сердце Уингфолда разрывалось при виде её мучительной мольбы к тому, кто никак не мог ответить ей «да», - и этим кем-то был он сам! Он попытался поднять её, но тщетно.
- Если вы не спасёте Леопольда, я покончу с собой, - вскричала она, - и моя кровь будет на вашей совести!
- Единственный способ спасти вашего брата - это укрепить его на то, чтобы он ис­полнил свой долг, каким бы тот ни был.
Но тут её опять охватил приступ пылкой ярости. Она вскочила на ноги, и её лицо снова покрылось мертвенной бледностью от бушующего внутри гнева.
- Немедленно покиньте этот дом! - отчеканила она, резко повернувшись к Полварту, неподвижно и торжественно стоявшему чуть позади Уингфолда. Вся его фигурка дышала удивительным безотчётным достоинством.
- Если уйдёт мой друг, с ним уйду и я, - сказал Уингфолд. - Но прежде мне придёт­ся объяснить наш уход вашему брату.
Он шагнул к гардеробной, но тут состояние Хелен опять круто переменилось. Она метнулась между ним и дверью, заслонила её собой, и кроткая мольба её взгляда молнией пронзила ему сердце и почти лишила его мужества. Ах, как она была хороша в этой без­молвной слёзной молитве! Но даже её слёзы не могли отвратить Уингфолда от того, в чём он видел свой долг. Они могли лишь вызвать из глубины милосердного сердца ответные слёзы сострадания. Хелен тут же поняла, что он не уступит.
- Тогда пусть Бог поступит с вами также, как вы поступили со мной и моим братом! - произнесла она.
- Аминь! - вместе откликнулись Уингфолд и Полварт. Но тут дверь в гардеробную открылась, и к ним вышел Леопольд с сияющим лицом.
- Бог услышал меня! - воскликнул он.
- Откуда ты знаешь? - сказала Хелен, внезапно охрипнув от неверия и отчаяния.
- Потому что Он дал мне силы выполнить мой долг. Он напомнил мне о том, что в моём преступлении могут обвинить кого-то другого, так что теперь с моей стороны было бы вдвойне подло скрываться от закона.
- Ты сможешь подумать об этом потом, если будет нужно. Может, ничего такого и не будет? - сказала Хелен таким же чужим голосом.
- Так что же, - воскликнул Леопольд, - неужели я стану подвергать невинного чело­века ужасу и позору ложного обвинения ради того, чтобы виновный чуть дольше продол­жал оставаться лицемером? Нет, Хелен, я ещё не настолько опустился! Поверь, лишь сей­час я впервые ожил с тех пор, как убил её!
Но не успел он этого сказать, как лицо его померкло, и он мешком свалился на пол, так что они даже не успели его подхватить.
- Вы убили его! - сдавленно вскрикнула Хелен, ни на секунду не забывая, что её может услышать тётушка, но в то же мгновение в обмороке брата для неё забрезжила мрачная надежда.
- Уходите, умоляю вас! - горячечно зашептала она. - Через ту дверь, возле окна, по­ка не пришла тётя. Она наверняка слышала, как он упал. Вот вам ключ от нижней двери.
Мужчины повиновались и молча покинули дом.
Леопольд пришёл в себя не скоро. Когда Хелен снова уложила его в постель, он не стал сопротивляться и лежал, не двигаясь, в полном изнеможении.