Творчество

Глава 32. Надежды

Хелен впервые появилась службе с тех пор, как появился Леопольд. На неделе в его болезни произошёл перелом, ему стало лучше, и к субботе он настолько успокоился, что Хелен, из желания хоть немного сменить обстановку, решила оставить его на попечение экономки и пошла в церковь. Вернувшись, она узнала, что хуже ему не стало, хотя он и «до и дело беспокоился, всё о вас спрашивал, мисс». Она тут же поспешила к нему, слов­но к грудному младенцу.
- Зачем ты ходишь в церковь? - спросил он чуть капризно, словно избалованный ре­бёнок, в ожидании ответа глядя на неё безжизненными, потухшими глазами. - Какая в ней польза?
- Пользы немного, - ответила Хелен. - Мне нравится тишина и музыка. Вот и всё.
На его лице отразилось разочарование.
- В прежние времена церкви были для людей прибежищем, - заговорил он, немного помолчав. - Может, поэтому нам кажется, что там и сейчас можно надёжно укрыться. А кузен Джордж тоже ходил с вами?
- Да, ходил, - отозвалась Хелен.
- Может, он ко мне зайдёт? Хочется с кем-нибудь поговорить.
Хелен промолчала. Однако мысли её были заняты не столько тем, что ответить Лео­польду, сколько тем, почему ей самой так решительно не хочется, чтобы Баском навещал её больного брата. Правда есть правда, и что в том плохого, если Леопольд узнает или, по крайней мере, услышит, как она сама, что ему нечего бояться наказания в потустороннем мире, что бы ни произошло с ним в мире нынешнем; что ему незачем трепетать перед страшным Богом, ненавидящим грех, потому что никакого Бога нет; что даже мерзость его собственного преступления не должна его огорчать - ведь и он сам, и его вина рано или поздно исчезнут с лица земли, как уже исчезла пролитая им кровь. Разве всё это не станет для него утешением?.. Только к чему подтолкнут его подобные мысли? К тому, чтобы продолжать жить под грузом душевных мук или к тому, чтобы разом покончить и с муками, и с самим собой? Или, быть может, к тому, чтобы безоглядно предаться пороку, пытаясь избежать чувства вины и страха перед законом?
Не скажу, что Хелен думала именно так, слово в слово, но какими бы ни были её размышления, они не вызвали у неё ни малейшего желания осенить своего преступного брата светом присутствия Джорджа Баскома. Однако из-за пристрастного отношения к кузену она объясняла это так: «Джордж так благороден, что может общаться только с очень благородными людьми. Он просто не поймёт моего бедного Польди и слишком строго осудит его».
Вообще, со времени появления брата, она почти не виделась с кузеном - и не только потому, что была нужна Леопольду, а потому что сама не очень-то хотела с ним встре­чаться. Почти бессознательно она ощущала, что ему недостаёт сострадания и что его гро­могласное, холодное добродушие никогда не признает и не оправдает такой её любви к брату. Была тому и ещё одна причина: помня о том, как Джордж однажды высказался о преступниках, она боялась даже поднять на него глаза, чтобы его проницательный, испы­тующий, безжалостный взгляд не прочёл в её душе, что она сестра убийцы.
Однако к тому времени в тучах, окружавших её и Леопольда, появился слабый про­блеск света: она начала сомневаться в том, что он действительно совершил то преступле­ние, в котором обвинял себя. Кроме дяди никто даже не побеспокоился узнать о том, по­чему он исчез из Кембриджа; впрочем, внезапный приступ лихорадки мозга был тому бо­лее чем достаточным объяснением. В том, что убийство действительно произошло, газеты не оставили ей ни малейших сомнений: но, может быть, связь Леопольда с убитой девуш­кой, ужас от её гибели, коварно подступившая болезнь и влияние ненавистного опиума вместе вызвали у него галлюцинацию преступления? Наконец она почти уверилась в пра­вильности своих предположений из-за того, что, выздоравливая, Леопольд и сам начал время от времени сомневаться, не было ли его чувство вины всего лишь плодом снов и видений, терзавших его во время болезни, прекрасно зная, что эти видения уже давно ста­ли для него куда более реальными, чем большинство людей и событий. Наверное, его вос­поминания были столь путаными и неясными ещё и из-за того, что в самом начале лихо­радки Леопольд оставался под воздействием того самого наркотика, который владел им в минуту преступления.
За неделю эта надежда почти переросла в убеждённость, и в результате Хелен не только нашла в себе силы встретиться с Джорджем Баскомом, но уже не испытывала прежней неприязни при мысли о такой встрече (хотя её намерение не пускать кузена к брату не изменилось ни на йоту). Потому в следующую субботу, когда Джордж, по своему обыкновению, явился, чтобы провести с ними выходные, она послушалась тётушку и со­гласилась проехаться вместе с ним верхом - но только вечером, когда с Леопольдом смо­жет посидеть сама миссис Рамшорн (которая, надо сказать, относилась к мальчику с большой и искренней добротой). Они пообедали раньше обычного, и Хелен немедленно поднялась к брату, не желая оставлять его ни на минуту, пока тётушка не придёт её сме­нить.
Позже они вместе поужинали, и Леопольд был необыкновенно спокоен. Просто уди­вительно, как быстро человеческий рассудок, в своём стремлении к покою, примиряется с присутствием даже самых гнетущих мыслей! Однако Хелен принимала это спокойствие за невинность, не зная, что чувства не могут служить ни доказательством, ни мерилом вины. Чем лучше человек, тем оглушительнее вопит его совесть при малейшем появлении греха, а самые отъявленные преступники нередко идут по жизни, не беспокоясь ни о чём.
Хелен тоже успокоилась и даже немного забылась, смотря на брата, который время от времени обращал на неё любящий и благодарный взгляд, до глубины трогавший ей сердце. Только услышав лошадей, выходящих из конюшни, она поднялась, чтобы пойти переодеться.
- Я ненадолго, Польди. - сказала она.
- Не забывай про меня, Хелен, - отозвался он. - Если ты забудешь обо мне, обо мне сразу вспомнит враг.
Его любовь утешила её и ещё сильнее укрепила её веру в его невиновность. Именно в таком настроении робкого, неуверенного но радостного полупокоя - как сильно оно от­личалось от её прежнего безжизненного, деревянного спокойствия! - она вышла навстре­чу своему кузену. Секунда, и он подсадил её в седло, сам вскочил на коня и поехал рядом с нею.