Творчество

Глава 22. Леопольд

Она вернулась в комнату словно новорождённая богиня, шествующая по воздуху. Брат её всё так же лежал на полу. Увидев её, он приподнялся на локте, трясущейся рукой выхватил у неё стакан, залпом опрокинул в рот бренди и снова бессильно свалился на пол. Но в следующее же мгновение он внезапно вскочил на ноги, в ужасе оглянувшись на ок­но, одним прыжком оказался у двери, запер её, рванулся к сестре и, обхватив её руками, прижался к ней, как дрожащее дитя, поминутно взглядывая на окно.
Теперь ему было двадцать лет, и он уже перестал расти, но всё равно был ничуть не выше сестры. Он был смугл, волосы у него были чёрные, как ночь, а глаза огромные и лу­чистые, и, по выражению Мильтона, в его устах «язык любой страны иноплеменной» был способен пленить чей угодно слух[16]. Рядом с Хелен его гибкая, крепкая и стройная фигур­ка выглядела маленькой и узкоплечей.
Она попыталась хоть немного успокоить его, бессознательно говоря с ним тем же тоном и теми же словами, которыми в детстве усмиряла бурные проявления его чувств. Вдруг он поднял голову и в паническом ужасе отшатнулся от неё, прикрыв глаза рукой, как будто её лицо было зеркалом, в котором он увидел себя.
- Что это у тебя на манжете, Леопольд? - спросила Хелен. - Ты поранился?
Он с непонятным выражением лица взглянул на свою руку, но не это заставило Хе­лен побледнеть от подступившей к горлу тошноты. Вопрос породил в ней жуткое подо­зрение: что если на манжете была вовсе не его кровь? Но подумав так, Хелен тут же по­чувствовала, что совершила против брата непростительный, чёрный грех. Нет, она ни за что, ни за что не станет в это верить! Подумать только, сестра подозревает брата в таком преступлении! Но она невольно опустила руки, отступила на шаг, и её глаза, словно не слушаясь её мыслей, внимательно и с сомнением окинули фигуру Леопольда.
Вся его одежда была порвана и запачкана - кто знает чем? Несколько секунд он без­молвно и покорно стоял под испытующим взглядом сестры, опустив голову, но потом, внезапно вскинув на неё свои сверкающие глаза, сдавленно заговорил, как будто голос его с трудом пробивался сквозь заглушающую его толщу земли.
- Я убийца, Хелен. Меня ищут. Полиция будет здесь ещё до рассвета.
Он обессиленно опустился на пол и обхватил руками её колени, и из горла его вы­рвался страдальческий крик:
- Хелен, сестра моя, спаси меня, спаси!!!
Хелен стояла, ничего не отвечая, потому что едва держалась на ногах. Она не знала, долго ли ей пришлось подавлять в себе эту отвратительную слабость, но чувствовала, что стоит ей сдвинуться хоть на дюйм, отвернуться хоть на мгновение, уступить хоть самую малость, и мерзкая тошнота лишит её чувств и свалит на пол, и от шума её падения проснётся весь дом. В глазах её потемнело, будто над ней захлопнули крышку гроба, а ра­зум её тонул, качался и колыхался среди колец огромной белой змеи, присосавшейся к её сердцу. Наконец, темнота немного рассеялась и превратилась в серый туман, в котором смутно виднелось лицо её младшего брата - должно быть, таким лицо богача, прогляды­вающее из адского пламени, виделось его ангелу-хранителю, едва витавшему на обесси­ленных крыльях над подымающимися клубами дыма. Потом туман стал немного прозрач­нее, и сквозь него Хелен разглядела блеск умоляющих, безысходных глаз, полных ужаса и отвращения к себе. Все материнские чувства её души рванулись на помощь отчаянно бо­рющейся воле, сердце всколыхнулось, кровь прилила к девственно-белому мозгу и окра­сила его жизнью, тело послушно смирилось, и она снова стиснула в ладонях лицо брата и прижала его голову своей к груди.
- Польди, милый, - зашептала она, - успокойся и постарайся прийти в себя. Я сде­лаю для тебя всё, что могу. Вот, выпей. А теперь скажи мне только одно.
- Ты ведь не выдашь меня, Хелен?
- Нет. Не выдам.
- Поклянись!
- Бедный мой Польди! Да разве нам с тобой нужны клятвы?
- Нет, поклянись!
- Бог мне свидетель, я тебя не выдам! - твёрдо проговорила Хелен, на мгновение подняв к небу глаза.
Леопольд поднялся и снова безмолвно стоял перед ней, опустив голову, как пре­ступник, ожидающий приговора.
- Ты всерьёз думаешь, что тебя ищет полиция? - спросила Хелен, с усилием сохра­няя спокойствие.
- Иначе и быть не может. Они, должно быть, давно ищут меня. Не знаю, сколько прошло дней. Скоро они будут здесь. Тише! Кто это там, у двери?.. Нет, нет. Смотри, чья
это тень на занавеске? Ах, нет, мне показалось; мне уже давно мерещатся всякие страхи. Я ведь даже не пытался спрятать её, Хелен! Они, должно быть, давным-давно её нашли!
- Боже мой! - невольно воскликнула Хелен, но тут же спохватилась и закусила губу.
- Там рядом был старый колодец, - торопливо продолжал Польди. - Если бы я сбро­сил её туда, её никогда бы не нашли: там внизу столько мёртвого воздуха, что хватило бы задушить и сотню полицейских. Но я не смог заставить себя сбросить туда такую красоту, даже ради собственного спасения!
Взгляд его снова стал диким, а слова беспорядочными, но Хелен, охваченная новым ужасом, продолжала безмолвно, не двигаясь, смотреть на него.
- Спрячь меня, спрячь меня, Хелен! - умоляюще зашептал он. - Должно быть, ты думаешь, что я сошёл с ума. Ах, если бы! Хотя порой мне кажется, что я и впрямь потерял рассудок. Но нет, это не бред сумасшедшего. Если ты кому-нибудь об этом расскажешь, мне конец. Так что если ты хочешь, чтобы меня повесили.
Он сел и в отчаянии обхватил себя за плечи.
- Тише, Польди, тише! - вскричала Хелен паническим шёпотом. - Я просто думаю, что теперь делать. Спрятать тебя здесь я не могу. Если рассказать обо всём тётушке, она так перепугается, что невольно выдаст тебя. А если не рассказать, и сюда вдруг явится по­лиция, она сама поможет им обыскать каждый уголок. Надо придумать что-то другое.
Она немного помолчала и почти сразу же, словно на что-то решившись, шагнула к двери.
- Не оставляй меня! - взмолился Леопольд.
- Тише! Мне надо ненадолго выйти. Теперь я знаю, что делать. А ты сиди тихо, пока я не вернусь.
Медленно, осторожно она открыла дверь и вышла, но уже через несколько минут вернулась с большим ломтем хлеба и бутылкой вина и, к своему ужасу, увидела, что Лео­польд исчез. Но тут раздался шорох, и он выполз из-под кровати с таким униженным ви­дом, что Хелен укололо невольное чувство стыда. Но тут сестринская любовь и нежное женское сострадание нахлынули на неё с новой силой, бесследно проглотив гадкое чув­ство. Чем несчастнее и униженнее он выглядит, тем больше нуждается в помощи и жало­сти!
- Вот, Польди, возьми, - тихо проговорила она. - Ты понесёшь хлеб, а я вино. Тебе непременно нужно поесть, а то ты заболеешь.
С этими словами она заперла дверь спальни, накинула на голову тёмную шаль, зако­лов её под подбородком, и её бледное лицо вдруг стало похожим на луну, выглядываю­щую из-под тёмного облака.
- Идём, Польди, - сказала она и, задув свечи, подошла к окну. Без единого слова он повиновался, прижимая к груди хлеб, который она сунула ему в руки. Хелен приподняла раму, открыла дверцу в нижней части окна и ступила на балкон. Как только брат её вы­брался наружу, она снова закрыла дверцу, опустила раму и повела Леопольда сначала в сад, а потом через калитку на луг, к старому парку.