Творчество

Глава 12. Случайная встреча

Стоял ясный ноябрьский день. Деревья почти все облетели, но трава ещё оставалась зелёной, и в скудном, печальном солнечном свете дрожало воспоминание о весне: даже солнечный свет, радостнее которого нет ничего на свете, порой бывает печальным. Ветра не было, бороться было не с чем, и ничто не отвлекало Уингфолда от несчастливых, пу­тающихся мыслей. Положение священника только усугубляло его внутреннюю драму. Не будь на нём церковного обета, он мог бы сколько угодно времени размышлять об истин­ности собственных убеждений, но сейчас ему казалось, что его заживо заколотили в гроб, и он просто должен оттуда выбраться, но из-за тесноты не может пошевельнуть ни рукой ни ногой. Он ещё не понимал, что не будь этого давления извне, не пробудись в нём чест­ность из-за болезненного укола совести, его поиски затянулись бы для настолько, что, скорее всего, утратили бы всякую честность и не принесли ему блага.
Подойдя к изгороди, за которой тропинка разбегалась в разные стороны, он присел на ступеньку лесенки, устроенной для того, чтобы прохожие могли без труда перебраться через ограду, и, подняв глаза, увидел ту же самую странную парочку, которую повстреча­ли мисс Лингард и мистер Баском. Карлики прошли мимо и были уже довольно далеко, когда Уингфолд заметил на дорожке какой-то предмет и, подняв его, обнаружил, что это небольшая рукописная тетрадь. Ощутив приятное тепло от возможности помочь ближне­му, он поспешил вслед удаляющейся паре.
Заслышав его шаги, они обернулись и остановились. Приблизившись, он снял шляпу и, протянув книгу девушке, спросил, не она ли обронила её на тропинке. Пожалуй, будь
перед ним обычные люди того же сословия, он не стал бы обнажать перед ними голову, потому что внутренне чурался всего, что могло показаться нарочитой любезностью, но их уродство явно требовало особой учтивости. Увидев книгу, девушка так вспыхнула от смущения, что Уингфолд, желая немного успокоить её, с улыбкой произнёс:
- Не бойтесь, я не прочёл ни единого слова.
- Теперь я вижу, что мне и вправду нечего было бояться, - сказала она, просто и ис­кренне улыбнувшись ему в ответ.
Её спутник также поблагодарил его и извинился за доставленное беспокойство, и Уингфолд уверил его, что никакого беспокойства не было; напротив, он был только рад оказать им услугу. Он не пытался как-то особенно их разглядывать, но у него осталось впечатление, что лица у них благородные и умные, а говорят они грамотно и учтиво. Он ещё раз приподнял свою порядком потрёпанную шляпу, в ответ карлик с равной учтиво­стью приподнял с большой седой головы свою, куда более приличную, и они разошлись в разные стороны, причём уродство повстречавшейся ему пары не вызвало у Уингфолда тех мыслей, которые так взбудоражили если не сердце, то ораторский инстинкт Джордж Бас- кома, и ничем не отягчило его нынешних сомнений. Он тоже слышал хриплое дыхание карлика и видел выпученные, как от базедовой болезни, глаза девушки, но даже не поду­мал о том, что судьба обошлась с ними менее милосердно, чем с ним. Если бы такая мысль и пришла ему в голову, он тут же утешил бы себя размышлениями о том, что, по крайней мере, ни один из этих карликов не является священником англиканской церкви, не имеющим ни малейшего представления об основаниях веры, на которой зиждется его церковь.
Он и сам не знал, как ему удалось пережить это воскресенье. Чего только не спосо­бен перенести человек, сам не понимая, как ему это удаётся! Проведённая служба стояла в памяти Уингфолда сплошным расплывчатым пятном, из которого на него торжествую­щим, мрачным призраком смотрело лицо Джорджа Баскома с проницательными, иронич­ными глазами и презрительно кривящейся ухмылкой. Всё время, пока он читал молитвы и положенные на тот день отрывки Писания, пока он читал дядину проповедь, он не только чувствовал на себе эти глаза, но и ощущал всё, что крылось за их взглядом, отлично по­нимая, каким он представляется Баскому. Больше он не помнил абсолютно ничего.
Дальше воскресенья следовали одно за другим, как верстовые столбы вдоль пустын­ной дороги, смутно проглядывающие сквозь наползший туман. Я не буду подробно опи­сывать беспорядочные смятения, на которые дул сейчас тот самый ветер, чьё дыхание превратило хаос во вселенную. Тот, кто сам пережил нечто подобное, без труда вообразит, что происходило с Уингфолдом, а тому, с кем этого ещё не случалось, мои описания мало чем помогут; скорее всего, он даже отмахнётся от них, увидев в них метания болезненного сознания, не представляющие для широкой публики никакого интереса, - и в этом по­следнем будет даже прав: к таким вещам люди либо испытывают самый личный и обострённый интерес, либо вообще не проявляют к ним никакого любопытства.
Проходящие чередой недели, казалось, не приносили Уингфолду спасительного све­та, но это лишь подталкивало его на ещё более упорные поиски. Про себя он решил, что если в ближайшее время не обретёт хоть малую долю уверенности, то оставит пост свя­щенника и начнёт искать себе место частного учителя в какой-нибудь семье.
Конечно, всё это должно было бы произойти с ним давным-давно. Но разве бывает, чтобы человек пережил или испытал что-то до назначенного ему срока? Савл Тарсянин сидел у ног Гамалиила, когда Господь говорил Своим апостолам: «Наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу». Всё это время Уингфолд ходил вокруг стен Божьего Царства, даже не подозревая о существовании этих стен, не говоря уже о том, чтобы заметить в них врата. Виновны в этом были те, кто приучил его думать о служении в церкви как о самой обычной профессии врача, юриста или галанте­рейщика, словно выбор священнического поприща ничем не отличается от выбора любого другого человеческого призвания. Не без греха были и те почтенные мужи, которые, уча его, ни разу не сказали ему, что ходит он по святой земле и потому должен снять обувь свою с ног своих. Только как они могли сказать ему об этом, если сами пустили эту землю под поля, на которых сеяли и жали, и собирали в житницы, но при этом не нашли на ней ни единого сокровища, более драгоценного и святого, чем библиотеки, ежегодные доходы и визиты царственных особ? Что же до откровений истины, от которых человек исходит блаженными воздыханиями, а сердце его наполняется сверхчеловеческой нежностью, то многим ли из этих почтенных мужей доводилось отыскать сие сокровище на полях церк­ви? Многие ли из них знали о существовании Святого Духа, кроме как понаслышке? Как же им было предостеречь других о том, как опасно следовать по их стопам и превращать­ся в таких, как они сами? Да и кого можно винить во всеобщем невежестве и прегреше­нии? После первого всплеска обиды и горечи Уингфолду было уже не до обвинений. Ему предстояло пробудиться из мёртвых и возопить о свете, и вскоре его целиком объяли же­стокие муки судорожной борьбы между жизнью и смертью.
Потом, когда муки эти остались позади, Уингфолд нередко думал, что в той кро­мешной тьме его непременно должна была посещать и поддерживать сила, чьего присут­ствия и даже воздействия он просто не замечал: иначе он вряд ли смог бы всё это выдер­жать. Ещё он вспоминал те странные утешения, которые приходили к нему в то время: сначала вся природа словно стала к нему мягче и добрее, а потом он впервые ощутил со­чувствие к её путям и горестям, увидев в ней неясные черты человечности. Он вспоминал, как однажды разрыдался при виде бутонов боярышника, а как-то раз, когда он угрюмо шагал в церковь, какой-то малыш посмотрел ему в лицо и улыбнулся, и только эта улыбка дала ему силу смело взойти на кафедру. Он никогда не мог с уверенностью сказать, долго ли продолжались эти странные родовые муки, в которых душа является одновременно и матерью, рождающей дитя, и появляющимся на свет младенцем.