Творчество

Две палочки

Я проснулся и несколько секунд чувствовал, будто в моей руке рука Сережки.
Другое ощущение держалось дольше – гудящая усталость в ногах. Я не сразу понял, что это уже не сон. А понял – и обмер от радости: раз гудят, чувствуют, значит… И шевельнул ногами. Вернее, попробовал шевельнуть. И тут пропало все – и усталость, и сами ноги. То есть стало привычно казаться, что их нет.
«Сейчас разревусь!» Я уткнулся лицом в подушку… А какой смысл плакать-то? Мало, что ли, я уже слез пролил на больничных койках и дома?
Я полежал, подышал тихонько и почувствовал, как горе уходит. Что ни говорите, а все-таки мне повезло! Ведь во сне-то я стал здоровым! И снова будет ночь, и снова мы с Сережкой пойдем по Туманным лугам и, может быть, опять окажемся в Заоблачном городе – таком красивом, таком загадочном…
Вошла мама. С этого дня она была в отпуске и собиралась в профилакторий. А перед отъездом, как известно, масса хлопот.
– Вставай и завтракай без меня, я стираю… Дай-ка и рубашку твою выстираю. Почему она у тебя такая мятая и в мусоре? Трава какая-то прилипла… – (В самом деле, почему?) И в кармане сор… – Мама вытряхнула на одеяло плоскую желтую палочку. С мелкими черными буквами!
Белый свет поплыл вокруг меня.
– Мама, не выбрасывай!! Дай!..
Палочка – длиной с мизинец. Один конец закругленный, другой обломан. И отпечаток на свежем дереве: «…бр. Сидоровыхъ».
– Собираешь всякую дрянь, – вздохнула мама. А я стиснул плоскую лучинку в кулаке. Кулак прижал к груди. А сердце там: бух!.. бух!.. бух!.. Словно эхо гулких барабанов Космоса…
После этого я все утро жил как во сне. Вернее, в полуобмороке. Вроде бы все делал как надо: отвечал на мамины вопросы, умывался, разогревал гречневую кашу, жевал ее… Но мысли были об одном: скорее бы пришел Сережка!
И он пришел! Веселый такой, чуть запыхавшийся.
– Здрасте, Ирина Григорьевна! Ромка, привет…
Мама заулыбалась – Сережка явно ей нравился, хотя сегодня явился он не в «парадном виде», а обычный, слегка растрепанный.
Я молча потянул его в свою комнату.
– Садись…
Он послушно сел на край моей постели, понял что-то. Я разжал кулак. Палочка лежала на ладони буквами вверх.
Сережка с полминуты смотрел на палочку, и лицо его делалось все строже, тоньше как-то. Даже красивее.
Потом он запустил два пальца в свой нагрудный карман и достал такую же плоскую лучинку.
Мы не сговариваясь соединили обе палочки. «Компанiя бр. Сидоровыхъ» было написано на них.
Сережка чуть улыбнулся, поскреб своей щепочкой подбородок и глянул мне в глаза: «Ну, вот видишь! Теперь ты все знаешь…»
Гулкие барабаны Космоса снова зазвучали во мне.
– Значит, не сон? – шепотом сказал я.
– Значит…
– А почему ты сразу не объяснил?
– Ну… – Он опять заскреб подбородок. – Я думал, вдруг ты не поверишь, если узнаешь раньше срока… Да я ведь намекал!
– Когда?
– Да тыщу раз! Объяснял, что сон бывает не просто сон, а переход в другое пространство…
Да, правда. Но тогда… Однако спросить о себе сразу я не решился. Спросил про другое – и с легкой опаской:
– Сережка, ты кто?.. Инопланетянин?
Он округлил глаза, белесые ресницы растопырились.
– Я?.. Ты с какой печки упал? Я – Сережка Сидоров с улицы Партизанской. И больше никто… Просто мне повезло: забрался однажды на эстакаду и нашел дорогу в Заоблачный город…
– Я не про Город. Ты умеешь превращаться в самолет!
Сережка пфыкнул губами. Скинул кроссовки, сел на моей тахте по-турецки. С подчеркнуто небрежным видом.
– Подумаешь! Да это каждый пацан сможет, если приспичит… Ну, не каждый, но многие… Я же объяснял – это с перепугу!
– Не ври, что с перепугу… Разве ты каждый раз пугаешься перед тем, как превратиться?
– Теперь-то нет, конечно! Теперь это просто… Ты тоже сможешь научиться, если захочешь.
Горькая печаль накатила на меня. И я спросил наконец и о том, что мучило:
– Но если это не сон, если все по правде… тогда почему там я хожу, а здесь не могу?
Сережка сразу затуманился. Спустил с тахты ноги:
– Я не знаю… Наверно, это зависит от Старика. Там он решил тебе помочь, а про тут не подумал. Что ему до наших забот? Они ведь просто капелька среди всех его космических проблем… А может быть, есть и другая причина…
– Какая?
– Может быть, Старик не всесилен. В том пространстве сумел тебя вылечить, а до нашего его сила не достает…
– Сережка… а он кто?
– Не знаю, – сказал Сережка неохотно. – Он изучает Безлюдные пространства и, кажется, даже управляет ими. То есть не совсем управляет, но пытается там что-то переделать… какие-то структуры… Он сам такая же загадка, как эти пространства.
– А они… Пространства эти… Сережка, они зачем?
Сережка опять сел по-турецки – ноги калачом. Но уже не с дурашливым видом, а серьезный такой, будто маленький мудрец.
– Это, наверно, неправильно спрашивать: зачем?.. А зачем Земля, звезды? И все на свете?.. Оно есть, вот и все. И эти Пространства – тоже… Старик говорил, что сейчас они отдыхают. Как поля…
– Какие поля?
– Ну, когда идет весенний сев, не все поля засевают, некоторые оставляют, чтобы земля отдохнула! Называется – пар… Старик объяснял, что и пространства в разных измерениях должны отдыхать от людей. Тем более, что люди постоянно делают глупости: воюют, природу портят… Второй раз пустынные пространства вредных людей на себя не пустят. Знаешь почему? Потому что каждое Безлюдное пространство сделалось живым. Люди ушли, а оно как бы сохранило человеческую душу…
– Да, ты говорил…
– Ну вот! Злых людей Пространство будет отталкивать!
– Сережка! А нас-то почему башни не пускают в проход между собой? Ведь от тебя и от меня – никакого зла…
– Дело не в нас. Просто главный вход заперт для всех. Чтобы люди там раньше срока не разгадали тайны.
– Какие?
– Кабы знать…
Мне отчаянно захотелось опять туда, на заброшенную заводскую территорию, с ее дремлющими нераскрытыми тайнами.
И как раз мама заглянула в комнату.
– Милостивые государи! Я не буду возражать, если вы отправитесь на прогулку. Сейчас придет Надежда Михайловна, и мы займемся генеральной уборкой.
– Мы можем помочь! – героически предложил Сережка (вот уж усердие не по разуму!).
– Конечно, можете! Самая лучшая помощь, если вы исчезнете из дома до обеда и не будете путаться под ногами.
Сначала мы отправились к Сойке – я взял для нее «Остров погибших кораблей» (она ведь любит про море).
На крыльце бревенчатого, осевшего в землю Сойкиного дома стояла седая старуха в засаленном бархатном халате. Она была похожа на актрису-пенсионерку, которая на старости лет приохотилась к выпивке. Сразу ясно – Сойкина бабушка.
Сережка бесстрашно сказал:
– Здрасте! Сойка дома?
Старуха глянула на нас с горделивой скорбью:
– Да, молодые люди, да! Моя девочка дома. Но общение с ней, к сожалению, невозможно. Врач признал у нее корь. Моя кормилица схватила инфекцию, когда пыталась добыть для меня кусок насущного хлеба… А теперь нам не на что даже купить лекарство…
Она явно врала. Но Сережка деловито сказал:
– Давайте рецепт.
Мы лихо смотались в аптеку. У Сережки и у меня нашлись кое-какие деньги, на таблетки и порошки хватило. Мало того, мы у лоточницы на углу Сварщиков и Паровозной купили желтый банан. И отдали его Сойкиной бабке вместе с книгой и лекарствами.
Отставная театральная контролерша благодарила нас величественно, как народная артистка. Мы обещали заглянуть завтра и наконец отправились туда, куда так стремились моя душа…
По правде говоря, я был даже доволен, что Сойки нет с нами. Жаль, конечно, что она заболела, но… зато никто не помешает нам с Сережкой быть вдвоем и говорить о самом главном – о тайнах Безлюдных пространств и о полетах в заоблачных мирах.
Чтобы успокоить совесть, я сказал:
– Корь – это ведь не очень опасно. Только красная сыпь появляется, и надо, чтобы в комнате не было много света. Я болел, знаю…
Сережка промолчал. Он, кажется, читал все мои мысли.
Мы прошли на заброшенную территорию в обход башен и опять оказались в стране уснувших механизмов, замерших локомотивов, пустых цехов и ржавых эстакад. Опять – звенящая тишина, бабочки, чертополох и розовый кипрей выше головы.
Мы находили удивительные вещи.
В каменной будке тихо качался большущий – от пола до потолка – маятник с чугунным, изъеденным оспинами диском. Качался сам собой, без всякого механизма и гирь.
– Не трогай, – прошептал Сережка, когда я хотел коснуться толстого стержня. Я отдернул руку.
Потом мы увидели бетонную трубу – с метр в поперечнике и метров пять длиной. Труба наклонно лежала на подпорках с поржавевшими роликами и была похожа на громадный, нацеленный в небо телескоп. Мы заглянули в трубу снизу… и разом ойкнули. Небо, которое виднелось в трубе, было темно-синим и звездным! Среди звезд неспешно проплыл светящийся диск. Летающая тарелка?
Мы говорили вполголоса, и ощущение, что что всюду с нами ходит кто-то третий – молчаливый хозяин, – не оставляло нас…
В просторных цехах с пробитыми крышами и сводчатых ангарах чуткое эхо повторяло наш самый тихий шепот. А рупор-динамик на решетчатой мачте сварливо сказал:
– Московское время четырнадцать часов. Передаем последние известия… Обедать не пора, а?
Мы даже присели.
По знакомому телефону в кирпичной будке я позвонил маме, сказал, что мы гуляем по окрестным переулкам, немного увлеклись и поэтому опоздаем к обеду. Мама не рассердилась.
Мы выбрались на просторную, в белых зонтичных цветах лужайку, Сережка закатил меня с креслом в тень пробитой цистерны, а сам сел напротив – на вросшее в землю вагонное колесо.
И тогда я сказал то, что раньше никак не решался. Потому что, если Сережка откажется, значит, никаких Туманных лугов, и Заоблачного города, и Старика – ничего нет. Сломанная палочка – разве доказательство?
– Ты можешь прямо сейчас… вот здесь… превратиться в самолет?
Сережка отозвался совсем обыкновенно:
– Превратиться-то – пожалуйста. Только взлететь нельзя, мало места. Да и опасно – увидят…
– Не взлетай, просто превратись! Хоть на секунду!
Он вскочил, отбежал… И появился над соцветиями-зонтиками бело-голубой самолет! С блестящими лобовым стеклом, с надписью «L-5» и белой морской звездой на борту. И с такой же звездой на стабилизаторе – голубой в белом круге. И все это – в один миг, бесшумно, только воздух качнулся, пригнул траву.
А потом – опять настоящий Сережка. Бежит ко мне, смеется:
– Ну как?
– Чудо!.. Сережка, но если это были не сны… тогда, в те ночи… то…
– Что?
– Значит, когда мы летали, меня в постели не было?
– Не было.
– А если бы мама вошла ночью в комнату?
Сережка сдвинула бейсбольную кепку на лоб, заскреб затылок:
– Вообще-то я кой-какие меры принял. Чтоб она спала покрепче. Сказал одно заклинание, которое в школе у Старика выучил…
– Какое там заклинание, если мама почует, что со мной что-то не так!
– Да-а… Это я дал маху. Вот бестолочь…
– Ну, ничего, – утешил я Сережку. – Мама скоро уедет. А тетя Надя по ночам спит как убитая…