Творчество

Глава 12. Два года спустя

Было чудесное утро в начале июня. Теплый ветерок шелестел едва появившимися из почек молоденькими листочками, густо усыпавшими деревья, которые казались похожими на фонтаны зеленых брызг, взмывающих высоко в небо. Парадная дверь дома доктора Карра была распахнута настежь. Из окна гостиной доносились звуки фортепьяно — кто-то играл гаммы, а на крыльце, под распускающимися розами, прилежно склонялась над шитьем маленькая фигурка.
Это была Кловер, все та же маленькая Кловер, хотя с тех пор, как мы видели ее в последний раз, прошло уже более двух лет, и теперь ей было четырнадцать. Но Кловер никогда и не надеялась стать высокой. Глаза ее были все такими же голубыми и ласковыми, а щеки — розовыми, как яблоневый цвет. Но темные косички были уложены на затылке в круглый тугой узел, а нежное лицо обрело почти женское выражение. Старая Мэри твердила, что мисс Кловер становится настоящей леди, и «мисс Кловер» также вполне это сознавала и была невероятно довольна. Ей нравилось укладывать волосы в высокую прическу, и она строго следила за тем, чтобы подол ее платья закрывал верхнюю часть ботинок. Она также отказалась от прежних оборок вокруг шеи и носила вместо этого строгие воротнички и маленькие манжеты на красивых пуговках, пристегивающиеся к рукавам. Эти пуговки были подарком кузины Элен и нравились Кловер больше всего. Папа уверял, что она даже спать без них не ложится, но, конечно, это была лишь шутка, хотя никто никогда не видел ее без этих пуговок днем. И сейчас, сидя за шитьем, она часто на них поглядывала, а время от времени откладывала свою работу, чтобы придать им более выгодное положение или просто любовно потрогать их указательным пальцем.
Вдруг хлопнула садовая калитка, и из-за угла дома выбежал Фил. Он стал совсем большим мальчиком за эти два года — прелестные детские локоны были отрезаны, а прежние платьица уступили место куртке и брючкам. Он что-то держал в руке. Что именно, Кловер было не видно.
— Что это у тебя? — спросила она, когда Фил подбежал к крыльцу.
— Я иду наверх, к Кейти, чтобы спросить, спелые они или нет, — ответил Фил, показывая несколько ягод смородины с чуть заметными красноватыми прожилками.
— Конечно же неспелые! — сказала Кловер, взяв одну из ягод и положив ее в рот. — Разве ты сам не чувствуешь — по вкусу? Зеленее не бывает!
— Ну и что! Если только Кейти скажет, что они спелые, я буду их есть, — заявил Фил с вызовом, входя в дом.
— Зачем это Фил пошел наверх? — спросила Элси, выходя из двери гостиной и глядя вслед поднимающемуся по лестнице Филу.
— Узнать, спелая ли смородина и можно ли ее есть.
— Как он теперь стал осторожен — всегда спрашивает! — заметила Элси. — Боится получить новую порцию английской соли.
— Думаю, что так, — отозвалась со смехом Кловер. — Джонни говорит, что то была самая ужасная минута в ее жизни когда папа окликнул их из окна и они увидели его с ложкой в одной руке и бутылкой лекарства в другой!
— А Дорри, — подхватила Элси, — держал лекарство во рту, а потом убежал за угол дома и выплюнул. Папа сказал, что очень хотел заставить его проглотить вторую ложку соли, но потом подумал, что бедный Дорри и так дольше всех держал во рту эту горечь, и не стал давать ему новую порцию лекарства… Это было ужасное наказание — эта соль, правда?
— Да, но и очень благотворное — ни один из них с тех пор не трогает зеленый крыжовник… А ты уже кончила играть гаммы? Кажется, час еще не прошел.
— Нет, не прошел — всего двадцать пять минут. Но Кейти велела мне не сидеть на месте больше получаса подряд. Она говорит, что нужно встать и пробежаться, чтобы отдохнуть. Вот я и собираюсь дважды пройти до ворот и обратно. Я ей обещала. — И Элси направилась к воротам, быстро хлопая в ладоши то перед собой, то за спиной.
— А что это Бриджет делает в папиной комнате? — спросила она, во второй раз вернувшись к крыльцу. — Она вытряхивает что-то из окна. Разве слуги наверху? Я думала, они убирают столовую.
— Они делают уборку и наверху, и внизу. Кейти решила, что раз папы нет дома, будет очень удобно выколотить оба ковра. И обеда сегодня не будет — только хлеб с маслом, молоко и холодная ветчина, и есть будем наверху, в комнате Кейти, так как Дебби тоже помогает убирать, чтобы все поскорее кончить и не мешать папе, когда он вернется. А еще, видишь? — Она показала свое шитье. — Кейти шьет новую наволочку на папину подушечку для булавок, а я подрубаю оборочку, чтобы обшить ее кругом.
— Как ты красиво шьешь! — сказала Элси. — Я тоже хочу чем-нибудь украсить папину комнату. У меня есть салфеточки и коврики для умывальника, но та салфетка, что для мыльницы, еще не закончена. Как ты думаешь, Кейти позволит мне не играть гаммы в оставшиеся полчаса? Тогда я смогла бы доделать эту салфетку. Пожалуй, я схожу и спрошу ее.
— Она звонит! — воскликнула Кловер, когда со второго этажа донеслось слабое позвякиванье колокольчика. — Я сама спрошу ее, если хочешь.
— Нет-нет, позволь мне пойти. Я узнаю, что ей нужно.
Но Кловер уже была в передней, и обе девочки, бок о бок, помчались наверх. Между ними часто было небольшое соперничество, кто из них отзовется на звонок Кейти. Им обеим так нравилось услуживать ей.
Когда они вошли в комнату, Кейти двинулась им навстречу. Не на ногах — это, увы, все еще оставалось отдаленной надеждой, — а в кресле с большими колесами, в котором она самостоятельно могла передвигаться по комнате. Это кресло очень облегчило ее жизнь. Сидя в нем, она могла добраться до шкафа или комода и сама взять то, что ей было нужно, никого при этом не беспокоя. Начать пользоваться этим креслом она смогла лишь недавно. Доктор Карр рассматривал эту перемену как благоприятный признак улучшения ее состояния, но никогда не говорил об этом самой Кейти. Она уже сумела привыкнуть к своей новой жизни в качестве инвалида и даже умудрялась не унывать, так что, по мнению доктора Карра, было неразумно волновать ее, порождая надежды, которые могут в конце концов привести к новым разочарованиям.
Кейти встретила девочек веселой улыбкой и сказала:
— Это ты мне была нужна, Кловер! Я так беспокоюсь, что Бриджет будет трогать вещи на папином столе. Ты же знаешь, он любит, чтобы все всегда оставалось, как он положил. Пожалуйста, пойди и напомни ей, чтобы она ничего не перекладывала на столе. А когда ковер выбьют и снова положат на место, будь добра, вытри сама пыль со стола, чтобы я могла быть уверена, что все вещи снова возвращены на свои места. Хорошо?
— Конечно, я все сделаю! — ответила Кловер, которая была прирожденной домохозяйкой и которой очень нравилась роль премьер-министра принцессы Кейти. — Может быть, мне захватить и принести тебе подушечку для булавок, пока я буду там?
— Да-да, пожалуйста! Я хочу примерить наволочку.
— Кейти, — сказала Элси, — мои салфеточки почти готовы, и я хотела бы дошить их, чтобы положить на папин умывальник до его возвращения. Можно мне сегодня больше не играть гаммы, а вместо этого прийти сюда с шитьем?
— Ты думаешь, что у тебя хватит времени разучить новые упражнения, прежде чем мисс Филлипс придет к тебе?
— Думаю, что хватит. Следующий урок музыки только в пятницу, ты же знаешь.
— Ну, тогда, я думаю, можешь заняться шитьем. Только Элси, дорогая, сбегай сначала в папину комнату и принеси мне верхний ящик из его стола. Я хочу сама навести в нем порядок.
Элси охотно бросилась исполнять поручение. Вернувшись она поставила ящик на колени Кейти, и та начала вытирать пыль с лежавших в нем вещей и аккуратно укладывать их. Вскоре к девочкам вернулась и Кловер.
— Вот подушечка, — сказала она. — Теперь мы мило и спокойно проведем время втроем, правда? Я люблю такие дни, когда никто к нам не приходит и не мешает.
Лишь только она сказала это, как кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — откликнулась Кейти.
В комнату вошел высокий широкоплечий паренек, с серьезным и выразительным лицом, осторожно держа в руках небольшие настольные часы. Это был Дорри. Он очень вырос и похорошел с тех пор, как мы видели его в последний раз, и стал гораздо умнее и благоразумнее во многих отношениях. Среди прочего у него обнаружились большие способности к механике.
— Вот твои часы, Кейти, — сказал он. — Я их починил, и теперь они бьют каждый час, как и положено. Только будь осторожна и не задень ударный механизм, когда запускаешь маятник.
— Починил, правда? — воскликнула Кейти. — Ну, Дорри, ты просто гений! Я так тебе благодарна.
— Сейчас без четырех минут одиннадцать, — продолжил Дорри. — Так что скоро они должны бить. Я думаю, мне лучше остаться и послушать, чтобы убедиться, что все в порядке. Разумеется, — добавил он вежливо, — если ты не занята и не предпочитаешь, чтобы я ушел.
— Я не могу быть слишком занята, чтобы радоваться твоему приходу, дружище, — сказала Кейти, поглаживая его руку. — Вот, в ящике порядок. Дорри, ты не мог бы отнести его в папину комнату и поставить в стол? У тебя руки посильнее, чем у Элси.
Дорри, казалось, был польщен. Когда он вернулся, часы как раз начали бить.
— Вот! — воскликнул он. — Замечательно, правда?
Но, увы, часы не остановились на одиннадцатом ударе. Они продолжали бить — двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать!
— Боже мой! — воскликнула Кловер. — Что это значит? Должно быть, уже послезавтра!
Дорри замер, раскрыв рот и уставившись на часы, которые не переставали бить, словно хотели расколотить собственный футляр. Элси, взвизгивая от смеха, продолжала считать:
— Тридцать, тридцать один — о, Дорри! — тридцать два! Тридцать три! Тридцать четыре!
— Ты заколдовал их, Дорри! — воскликнула Кейти, радуясь не меньше остальных.
Затем все принялись считать хором. Дорри схватил часы, встряхнул их, стукнул по ним, перевернул их вверх дном. Но резкие, вибрирующие звуки не прекращались, словно часы, получив однажды свободу, решили бить, пока не лишатся сил. Наконец, ударив в сто тридцатый раз, часы вдруг умолкли, и Дорри с пылающим и изумленным лицом обернулся к смеющейся компании.
— Очень странно, — сказал он, — но я уверен, что ничего такого не делал. Впрочем, я думаю, что смогу починить их, если ты позволишь мне попробовать еще раз. Ты ведь позволишь, Кейти? Я обещаю их не испортить.
На мгновение Кейти заколебалась. Кловер дернула ее за рукав и шепнула:
— Не давай!
Но, заметив обиженное выражение на лице Дорри, Кейти приняла решение.
— Да, я согласна, возьми их, Дорри. Я уверена, что ты будешь осторожен. Но на твоем месте я сначала сходила бы с ними в мастерскую Уэтрелов и поговорила бы с часовщиком. Вместе вам легче было бы понять, в чем дело. Как ты Думаешь?
— Наверное, — сказал Дорри. — Да, пожалуй, я так и сделаю. — И он вышел из комнаты с часами под мышкой, а Кловер крикнула ему вслед, поддразнивая:
— Обед в сто тридцать два часа — не забудь!
— Не забуду! — откликнулся Дорри. Два года назад он не отнесся бы столь добродушно к тому, что над ним смеются.
— Как ты могла разрешить ему снова унести твои любимые часы? — удивилась Кловер, когда дверь за Дорри закрылась. — Он их сломает. А тебе они так нравятся.
— Я подумала, что он обидится, если я не позволю ему попробовать починить их еще раз, — ответила Кейти спокойно. — Я думаю, он их не сломает. Часовщик Уэтрелов любит Дорри и конечно же скажет ему, что нужно сделать.
— Это очень мило с твоей стороны так поступить, — заметила Кловер, — но если бы это были мои часы, боюсь, я так не смогла бы.
В этот момент дверь снова распахнулась и в комнату влетела Джонни, ставшая за прошедшие два года заметно выше, но в остальном — точно та же, то и прежде.
— Ох, Кейти! — задыхаясь, вымолвила она. — Пожалуйста, скажи Филу, чтобы он не мыл цыплят в бочке с дождевой водой! Он уже запустил туда всех цыплят Пеструшки и теперь взялся за цыплят Леди Дурден. Я боюсь, что один — маленький, желтенький — уже мертв…
— О, нельзя этого делать, конечно нельзя! — воскликнула Кейти. — Да с чего ему такое пришло в голову?
— Он говорит, что цыплята грязные, потому что вылезли из яиц! И утверждает, что они желтые, потому что испачканы яичным желтком. Я говорила ему, что это не так, но он и слушать не хочет. — Джонни в отчаянии заломила руки.
— Кловер, — сказала Кейти, — сбегай и позови Фила ко мне. Только говори с ним ласково, хорошо?
— Да я и говорила ласково — право же, ласково, но все бесполезно, — откликнулась Джонни, на которую страдания цыплят, очевидно, произвели глубокое впечатление.
— Ну и озорник же этот Фил! — сказала Элси. — Папа говорит, что его следовало бы назвать Вьюном!
— Вьюнки — очень милые цветочки, — ответила Кейти, засмеявшись.
Довольно скоро в комнате появился Фил в сопровождении Кловер. Вид у него был несколько вызывающий, но Кейти знала, как обращаться с ним. Она посадила его к себе на колени, что ему всегда очень нравилось, хоть он и был уже совсем большим мальчиком, и так ласково и проникновенно заговорила с ним о бедных маленьких дрожащих и мокрых цыплятах, что сразу совершенно смягчила его сердце.
— Я вовсе не хотел им вреда, — сказал он, — но они были совершенно грязные и желтые — от яиц. И я подумал, что ты обрадуешься, если я их вымою.
— Но это совсем не от яиц, Фил, — это просто хорошенькие маленькие чистенькие перышки, как на крылышках у канарейки.
— Правда?
— Конечно. А теперь цыплятам холодно и плохо, так же как было бы холодно и плохо тебе, если бы ты свалился в пруд, а потом никто не предложил бы тебе переодеться в сухую одежду. Ты не думаешь, что тебе следовало бы пойти и согреть их?
— Как?
— Ну… в ладонях, очень нежно. А потом я пустила бы их побегать на солнышке.
— Хорошо, — сказал Фил, слезая с ее колен. — Только поцелуй меня сначала, потому что я не нарочно, ты же знаешь. — Фил очень любил Кейти. Мисс Петингил говорила, что просто чудо, как Кейти удается справиться с этим ребенком. Но, я думаю, секрет заключался в том, что Кейти вовсе не «справлялась», она просто старалась быть неизменно доброй, ласковой и всегда принимать во внимание чувства Фила.
Не успели еще замереть на лестнице звуки шагов Фила, а в дверь уже просунула голову старая Мэри. На лице ее было скорбное выражение.
— Мисс Кейти, — сказала она, — поговорили бы вы с Александром, чтобы он привел в порядок дровяной сарай. Вы и не знаете, какой там ужасный вид!
— Разумеется, не знаю, — сказала Кейти с улыбкой, но затем вздохнула. Она ни разу не видела дровяной сарай с того самого дня, когда упала с качелей. — Не беспокойтесь, Мэри, я поговорю с Александром, и он все сделает.
Мэри, довольная, торопливо засеменила вниз по лестнице. Но через несколько минут она снова была наверху.
— Там пришел человек с ящиком мыла, мисс Кейти, и принес счет. Он говорит, что мыло было заказано.
Кейти потребовалось некоторое время, чтобы найти кошелек, затем ей понадобились карандаш и приходно-расходная книга, а Элси пришлось уйти с ее места за столом.
— Ах, — сказала она, — хоть бы все эти люди перестали приходить и мешать нам. Интересно, кто будет следующим?
Ей не пришлось долго оставаться в неведении. Не успела она произнести последнее слово, как снова послышался стук в дверь.
— Войдите! — сказала Кейти довольно устало.
Дверь открылась.
— Можно? — произнес высокий голос. Послышался шелест юбок, постукивание каблучков, и в комнату вплыла Имоджен Кларк. Сначала Кейти даже не смогла догадаться, кто перед ней. Она не видела Имоджен почти два года.
— Парадная дверь была открыта, — продолжила Имоджен, — но никто не вышел на мой звонок, и я решилась пройти прямо наверх. Надеюсь, я вам не помешала?
— Ничуть, — сказала Кейти вежливо. — Элси, дорогая, придвинь, пожалуйста, этот низкий стул. Садись, Имоджен. Извини, что никто не вышел на твой звонок, но все слуги сегодня заняты уборкой дома, и, я думаю, они просто его не слышали!
Имоджен села и, по своему обыкновению, принялась болтать, в то время как Элси, стоявшая за спинкой кресла Кейти, внимательно обозревала платье гостьи. Оно было из дешевой ткани, но весьма замысловатого покроя, с отделкой, оборками и буфами. На шее у Имоджен было блестящее черное ожерелье, а в ушах — длинные черные серьги, которые позвякивали и побрякивали при каждом движении ее головы. У нее были все те же маленькие круглые завитки на щеках, и Элси вновь задумалась о том, что же удерживает их на месте.
Постепенно выяснилась цель визита Имоджен. Она пришла попрощаться. Семейство Кларк возвращалось в родной Джексонвилл.
— А ты снова встречалась с тем разбойником? — спросила Кловер, которая не могла забыть богатую бурными событиями историю, рассказанную однажды в гостиной.
— Да, — ответила Имоджен, — несколько раз, и довольно часто получаю от него письма. Он великолепно умеет писать письма. Хорошо бы у меня было с собой хоть одно, чтобы я могла прочитать вам некоторые отрывки. Я думаю, вам понравилось бы. Минуточку — может быть, у меня есть с собой его письмо. — И она сунула руку в карман. Конечно же там оказалось письмо. Кловер не могла отделаться от подозрения, что Имоджен отлично знала об этом с самого начала.
У разбойника был четкий почерк, писал он черными чернилами, а почтовая бумага и конверт были в точности такие, как и у любого иного человека. Но возможно, его шайка просто отняла коробку с письменными принадлежностями у какого-нибудь разносчика.
— Сейчас, сейчас, — сказала Имоджен, пробегая глазами страницу. — Вот… «Обожаемая Имоджен…» Это вам не интересно… гм, гм, гм… ах, вот здесь есть кое-что! «Я обедал в Рок-хаусе накануне Рождества. Но там было так одиноко без тебя. Я ел жареную индейку, гуся, ростбиф, сладкий пирог, плам-пудинг с орехами и изюмом. Неплохой обед, правда? Но ничто не вызывает восхищения, когда друзья вдали от нас».
Кейти и Кловер смотрели на письмо в величайшем изумлении. Такой слог, да из уст разбойника!
— «Джон Биллингс купил новую лошадь», — продолжала Имоджен, — гм, гм, гм… Пожалуй, тут больше нет ничего интересного для вас. Ах, да! Вот здесь, в конце, стихи:
"О, голубь на лазурных крыльях,
Примчись, прильни к моей груди".
Прелесть, правда?
— Он, наверное, исправился? — спросила Кловер. — Похоже на то, если судить по письму.
— Исправился?! — воскликнула Имоджен, резко вскинув голову, и серьги ее зазвенели. — Да он всегда был таким хорошим, что лучше и быть нельзя.
Нечего было сказать в ответ. Кейти почувствовала, как у нее подергиваются губы, и из опасения, что она может расхохотаться и тем самым показаться грубой, поскорее перевела разговор на другую тему. Она поймала себя на том, что все время присматривается к Имоджен и думает: «Неужели она и вправду когда-то нравилась мне? Как странно! Ах, какой же папа проницательный!»
Имоджен провела у них полчаса, а затем попрощалась и Удалилась.
— И даже не спросила о твоем здоровье! — с негодованием воскликнула Элси. — Я заметила, она даже не вспомнила об этом ни разу.
— Ну что же… Я думаю, она забыла. Ведь мы говорили о ней, а не обо мне, — ответила Кейти.
Маленькая компания снова принялась за свою работу. На этот раз целых полчаса прошло без помех. Но затем зазвонил колокольчик у парадной двери, и Бриджет с озабоченным лицом поднялась наверх.
— Мисс Кейти, — сказала она, — там пришла старая миссис Уоррет, и похоже, она собирается провести у нас весь день, так как принесла с собой свою сумку. Что ей передать?
Кейти, казалось, пришла в ужас.
— Боже! — сказала она. — Что за несчастье! Что же нам делать?
Миссис Уоррет была старой подругой тети Иззи и жила на ферме в шести милях от Бернета. Обычно она приходила в дом доктора Карра обедать в те дни, когда приезжала в город за покупками или по делам. Бывало это нечасто, и Кейти еще ни разу не доводилось принимать ее в гостях.
— Скажем ей, что вы заняты и не можете ее принять, — предложила Бриджет. — Вы же знаете, в доме ни обеда, ни вообще ничего.
Та Кейти, какой она была два года назад, вероятно, с радостью ухватилась бы за такую идею. Но Кейти, какой она стала теперь, была куда более внимательной к другим.
— Не-ет, — протянула она. — Я не хочу так поступать. Мы должны постараться перенести это мужественно, Бриджет. Кловер, дорогая, сбегай вниз. Будь умницей и скажи миссис Уоррет, что в столовой идет уборка и мы собираемся обедать наверху и что я буду рада, если она отдохнет и поднимется сюда, ко мне. И еще, Кловер! Не забудь первым делом дать ей веер. Ей всегда так жарко. А вы, Бриджет, подадите нам сюда поесть, только достаньте еще банку персикового варенья и приготовьте чашечку чая для миссис Уоррет. Она, кажется, всегда пьет чай… Мне неприятно было бы отослать просто так бедную старую женщину, ведь она проделала такой долгий путь, — объяснила она Элси, когда Кловер и Бриджет ушли. — Придвинь кресло-качалку чуть ближе, Элси. И кстати, поверни те маленькие стульчики спинкой вперед, а то миссис Уоррет сломала один такой стульчик, когда была у нас в последний раз, — помнишь?
Миссис Уоррет потребовалось некоторое время, чтобы отдохнуть, так что прошло около двадцати минут, прежде чем тяжелые шаги на поскрипывающей лестнице объявили о приближении гостьи. Элси начала хихикать уже заранее. Сам вид миссис Уоррет всегда вызывал у нее смех. Кейти успела лишь предостерегающе взглянуть на сестру. Дверь открылась.
Второй столь невероятно толстой особы, как миссис Уоррет, свет, вероятно, не видывал. Никто не осмеливался даже строить догадок относительно ее веса, но, судя по ее внешности, она могла весить и тысячу фунтов. Лицо у нее было чрезвычайно красное. Даже в самую холодную погоду казалось, что ей жарко, а в теплые дни у нее был такой вид, словно она вот-вот расплавится. Она вошла, обмахивая себя веером. Ленты ее шляпки развевались от движения воздуха, а комната вся словно дрожала, пока миссис Уоррет продвигалась к креслу-качалке.
— Ну, дорогая моя, — начала она, плюхнувшись в кресло, — как поживаешь?
— Хорошо, спасибо, — ответила Кейти, растерянно думая о том, что прежде миссис Уоррет не казалась ей и вполовину такой толстой, как сейчас, и спрашивая себя, как же она будет развлекать такую гостью.
— А как ваш папа? — осведомилась миссис Уоррет.
Кейти отвечала вежливо, а затем спросила о здоровье самой миссис Уоррет.
— Да и у меня тоже все кругленько, — ответила та, и этот ответ вызвал приступ судорожного смеха у Элси, стоявшей за стулом Кейти.
— У меня было срочное дело в банке, — продолжила гостья, — и я думала, что заодно загляну к мисс Петингил и попрошу ее приехать ко мне, чтобы расставить в талии мое черное шелковое платье. Оно сшито довольно давно, и я, похоже, пополнела с тех пор, так что никак не могу застегнуть крючки, когда его надену. Но оказалось, что мисс Петингил нет дома и я зря туда притащилась. Вы не знаете, у кого она шьет сейчас?
— Не знаю, — ответила Кейти, чувствуя, как трясется спинка ее кресла, и с трудом сохраняя серьезное выражение лица. — Она была у нас на прошлой неделе — шила школьное платье Джонни. Но после этого я ничего о ней не слышала. Элси, будь добра, сбегай вниз и попроси Бриджет принести э… э… стакан холодной воды для миссис Уоррет. Ей, кажется, жарко после прогулки на солнце.
Элси, отчаянно пристыженная, метнулась прочь из комнаты и, спрятавшись в стенном шкафу в передней, дала волю долго сдерживаемому смеху. Через некоторое время она вернулась в комнату с совершенно серьезным лицом. Обед был подан наверх. Миссис Уоррет хорошо поела и, казалось, была всем очень довольна. Ей было так удобно и приятно, что она не двинулась с места до четырех часов дня! Ах, каким долгим показался тот день бедным девочкам, сидевшим в комнате в обществе своей массивной гостьи и усердно старавшимся придумать, о чем бы еще заговорить с ней!
Но наконец миссис Уоррет поднялась с кресла и приготовилась уходить.
— Ну, — сказала она, завязывая ленты своей шляпки, — я чудесно отдохнула и очень хорошо себя чувствую. Может быть, кто-нибудь из вас, молодых, захочет приехать навестить меня? Я с удовольствием приняла бы вас у себя. Не каждая девочка умеет так позаботиться о старой толстой женщине, чтобы та почувствовала себя как дома. А ты это умеешь, Кейти. Ах, если бы ваша тетя могла увидеть, какими вы все стали! Она была бы очень довольна, я в этом уверена.
И эта последняя фраза показалась Кейти очень приятной.
— Не смейтесь над ней! — сказала она позднее в тот же вечер, когда дети после чая, который они пили в чистой, пахнущей свежестью столовой, поднялись наверх посидеть в ее комнате; с ними была и Сиси в очаровательном платье из розового батиста и с белой шалью на плечах, заглянувшая в гости на часок-другой. — Она, право же, добрая старая женщина, и я не хочу слушать ваших насмешек над ней. Не ее вина, что она такая толстая. И тетя Иззи ее очень любила, вы ведь знаете. И, проявляя внимание к одной из ее старых подруг, мы тем самым делаем что-то ради самой тети Иззи. Я была недовольна, когда пришла миссис Уоррет, но теперь, когда все позади, я даже рада.
— Так приятно, когда болело, а потом прошло, — заметила Элси лукаво, а Сиси шепнула, обращаясь к Кловер:
— Ну скажи, разве Кейти не прелесть?
— Конечно! — ответила Кловер. — Я хотела бы стать хоть вполовину такой доброй, как она. Знаешь, иногда я думаю, что мне будет грустно, если она вдруг поправится. Она такая милая, когда сидит здесь в своем кресле, что кажется, будет не так приятно, если она покинет его. Но, конечно, я понимаю, что это гадко с моей стороны так думать. И я не верю, что она изменится и станет такой противной, как другие девочки, даже если и поправится.
— Нет, конечно, не станет! — ответила Сиси.