Творчество

Бег на трех ногах | Глава V

Спустя два дня Эми опять была на ногах. Эти два дня показались Бренту вечностью. Она пришла к ним в палату после завтрака. Брент видел ее первый раз после того вечера. Кирк заглянул к ней накануне, но сестра Рэш не позволила ему быть у Эми долго.
Кирк и Брент разговаривали друг с другом, шутили, как обычно, но Бренту не давала покоя мысль об Эми, и Кирк – Брент это видел – тревожился, но не показывал виду. Без Эми все было не так. И шутки не такие смешные. И разговор часто не клеился. Совсем другое дело – втроем. «Без третьего дружба у нас уж не та», – как-то даже подумалось Бренту.
Брент прочитал уже Толкиена и теперь зачитывался «Дюнами».[9] В дверях послышались легкие шаги, он поднял голову и улыбнулся: прислонившись к косяку, на пороге стояла Эми. Кирк, с головой зарывшийся в «Спортс иллюстрейтед», тоже оторвался от своего увлекательного чтения.
– Здравствуй, Эми, – сказал Брент. – Кирк говорит, тебе гораздо лучше. Да?
– Я чувствую себя прекрасно! – улыбнулась Эми.
– Но ты бледная, как шампиньон, – пошутил Кирк.
Все трое громко рассмеялись. «Слава богу, – подумал Брент, – все опять как прежде. Эми здесь, и все в порядке». У него даже лицо просветлело.
– Как шампиньон, говоришь? – притворно рассердилась Эми. – Я побила бы тебя твоим костылем, но врач не велел мне дня два-три напрягаться. Считай, что тебе повезло.
– Согласен подождать несколько дней. Можешь побить меня, когда вздумается. Дам тебе дельный совет: поезжай на Ямайку. Тебе недурно бы пожариться на солнышке.
– Дело не в солнышке, Кирк. Будь в тебе крови с чайную ложку, ты был бы еще не такой бледный.
– Наверное. Переливание помогло? – спросил Кирк.
– Конечно. Но тут, как назло, пошла носом кровь. И опять хоть не делай переливание.
– Это-то я в тебе и люблю, Эми. У тебя всегда все бывает вовремя. Я даже Бренту это сказал, когда он здесь появился. Помнишь, Брент? Я сказал: «Удивительная девчонка эта Эми – у нее все всегда идет по графику».
– Никогда этому не поверю. Ты, наверное, сказал Бренту: странная девчонка эта Эми, точь-в-точь бледная поганка.
– Не поганка, а шампиньон, – поправил ее Брент. – Это большая разница. – И все опять рассмеялись. – Но тебе лучше, а это главное. Знаешь, как мы о тебе беспокоились.
– Доктор сказал, это был рецидив. Но что я скоро буду совсем здорова.
– Рецидив чего? Твоего «нуклеоза»? – спросил Кирк.
– Да, кажется. Точно не знаю, мне ведь никто ничего не говорит. Но я чувствую себя действительно лучше.
– И наша неразлучная тройка опять вместе. Сразимся в покер? – предложил Кирк.
– Что-то не хочется, – сказала Эми.
– И мне тоже, – отозвался Брент.
– Но надо что-то придумать, а то ведь с тоски умрешь.
– Что верно, то верно, Эми. Мы говорим об этом уже неделю, а, кроме твоего роскошного обеда, так ничего и не придумали.
– А знаете, что мне вчера пришло в голову? – сказала Эми.
– Нет. И не хочу знать – вижу, как хитро поблескивают твои злокозненные глазки.
– Так вот, слушайте. На той неделе я была в педиатрическом отделении у малышей. И познакомилась с мальчиком по имени Нулик. Он был такой грустный. Я рассказала ему сказку, и он был так рад. Малышам здесь еще хуже, чем нам. Давайте что-нибудь для них придумаем, пусть они немножко повеселятся.
– Это было бы просто чудесно! – сказал Брент.
– Сто пятьдесят орущих пацанчиков гроздьями висят на моих костылях? Мне только этого не хватает. Может, ты и умеешь все делать вовремя, но умишком-то ты, Эми, явно не блещешь.
– Я не шучу, Кирк. Ты послушай меня хотя минуту. Давайте устроим праздник в игральной комнате. Принесем торт, мороженое, если можно. Поиграем с малышами в игры, расскажем сказки. Больше ничего и не надо, а им будет весело. Да и мы, наконец, займемся делом.
– По-моему, Кирк, – сказал Брент, – Эми это прекрасно придумала.
– Я давно заметил, что вы оба слегка чокнутые. Но ведь в этой богадельне и правда недолго рехнуться. Ладно, согласен, пусть будет детский праздник.
– Какой ты молодец, Кирк. Я была уверена, что ты согласишься. Без тебя у нас ничего не получится.
– Это уж само собой. Взрослые почему-то меня не любят, зато малыши, между прочим, – обожают.
– Теперь надо все хорошо продумать. У меня такой план. Ты, Брент, пока без движения. Значит, ты сочинишь сказку. Ты, Кирк, известный затейник. Придумаешь две-три игры. А я беру на себя Фею и сестру Рэш, договорюсь со старшей сестрой педиатрии и устраиваю угощение. Согласны?
– Идет! Я всегда мечтал стать массовиком-затейником.
– Ты ведь уже все придумала, Эми. Как жаль, что от меня сейчас так мало пользы.
– Сочинять сказки не так-то просто. А малыши очень любят их слушать. Праздник будет через два дня. Времени у нас больше, чем достаточно.
Фея очень им помогла – оправдала свое имя. Ей удалось умаслить сестру Рэш, и та дала разрешение устроить для малышей праздник. Достала цветной гофрированной бумаги, картонные тарелки и чашки для угощения, помогла сделать и развесить в игральной комнате гирлянды.
Эми все два дня была радостно возбуждена, даже щеки у нее разрумянились. Удалось растормошить и Кирка. Он придумал две смешные игры. Брент сочинял сказку, отбрасывая неподходящие варианты и придумывая все новые. Сказка должна быть интересной – веселой, немножко грустной и с хорошим концом.
И вот наконец все готово. Под потолком колыхались сине-красные гирлянды. Сестра Рэш расставляла на маленьких столиках лимонад и пирожные. Она даже разок-другой улыбнулась, но, в общем, ее вид говорил: это одно баловство и никаких праздников она не одобряет. Малыши ничего не подозревали. Утром их не пустили в игральную комнату: Эми готовила для них сюрприз.
После обеда сестры и нянечки обошли все палаты и пригласили детей на праздник. Троих привезли в кроватках. Привезли и Брента.
Дети стояли у раскрытых дверей и, широко раскрыв глаза, смотрели на чудо – нарядно убранную комнату и столики, уставленные лакомствами. Маленькая девочка с повязкой на голове радостно засмеялась и первая вбежала в комнату. За ней бросились остальные.
– Сегодня у нас будет праздник! – громко сказала Эми, стараясь перекричать веселый гомон, которого так всегда здесь недоставало. – Мы будем играть в игры, рассказывать сказки, а потом вы получите сладости. Ну, скорее рассаживайтесь, кто куда хочет.
Праздник кончился, как все на свете. Малыши неохотно расходились по своим палатам. Веселье удалось на славу, хотя длилось всего два часа: Эми обещала сестре Рэш не утомлять детей.
Эми, Брент и Кирк были очень горды. Кирк организовал две игры: «Кольцо, кольцо, ко мне» (вместо кольца передавали пакетик с бинтом) и «Сделаем укол сестре». В этой игре выигрывал самый меткий. Первое место занял Нулик и получил приз. А когда сестра Рэш ушла на дежурство, устроили соревнование в креслах-каталках по коридору до солярия и обратно.

Брент рассказал сказку про Крота, Мышонка и Воробья, как они втроем перехитрили Братца Лиса. Малыши смеялись и хлопали в ладоши. А Брент, видя их веселые личики, сам радовался не меньше.
Комната опустела, Фея увезла ведро, полное картонных стаканчиков и бумажных салфеток. С потолка свесился один конец гирлянды, Кирк подцепил его костылем, дернул, и все украшение, плавно покачиваясь, опустилось сине-красным ворохом на пол.
– Хороший был праздник, – сказал Брент.
– Очень, – кивнула Эми. – Пора по домам?
Кирк взялся за кровать Брента с одной стороны, Эми с другой, и неразлучная тройка двинулась, не спеша, в отделение подростков. Мягко шуршали колесики кровати, негромко постукивали резиновые нашлепки костылей по кафельным плиткам. Лица у всех троих сияли.
Эми пошла отдохнуть. Брент и Кирк остались у себя в палате. Кирк позировал: он сидел, откинувшись на подушку и заложив руки под голову. Брент рисовал его портрет. Он никак не мог схватить легкую с лукавинкой улыбку Кирка, которая всегда играла на его губах. Улыбка на портрете получалась самодовольной. Чего, чего, а самодовольства в Кирке совсем не было.
Брент стер очередной рисунок и начал сначала. Уже в третий раз.
– А, это кажется мои блудные родители! – вдруг воскликнул Кирк.
– Здравствуй, Кирк, – защебетала миссис Хьюз, – ты чудесно выглядишь!
– Спасибо, мама. Я и чувствую себя неплохо. А как поживает рекламный босс номер один и лучшая домохозяйка Главной улицы?
– У нас все чудесно! Прости, что мы так долго не были у тебя. Отец страшно занят, а мне и передохнуть некогда.
– Мы сейчас едем к Бекстерам в гости. И по дороге решили заглянуть к тебе, – вставил отец.
– Чувствительно вам благодарен. А то я уже стал забывать, как выглядят мои родители.
– Да ну тебя, Кирк! – рассмеялась миссис Хьюз. – Неужели мы так давно у тебя не были?
– Да нет, я шучу. Надо же немножко вас подразнить.
– Как у тебя дела, Кирк? – спросил отец.
– По-моему, прекрасно. От скуки пока не умер. Даже напротив, мы тут последнее время все веселимся. Каких только номеров не откалываем! Шутка ли жить взаперти до конца дней. А что у вас новенького?
– Врач сказал, что тебе осталось здесь лежать всего один месяц, – утешила Кирка миссис Хьюз.
– Всего один месяц! Вот это здорово, черт побери!
– Нечего чертыхаться, Кирк, – заметил мистер Хьюз.
– А по-твоему, я должен прыгать от радости?
Брент убрал свой рисунок и взял книгу, которую начал читать утром. Ему было неудобно подслушивать чужой разговор, да и не хотелось показывать родителям Кирка рисунок.
– Нельзя, Кирк, потакать своим прихотям. Курс лечения еще не окончен. Ты должен примириться с этим.
– Ладно, мать, кончай эту волынку. Нашла время читать нотации.
– Ну, хорошо, хорошо, прости меня, Кирк. Я понимаю, ты огорчен.
– Мы пришли к тебе, чтобы обсудить еще одну вещь, – сказал мистер Хьюз.
– Надеюсь, эта ваша бомба меня не доконает?
– Какие глупости! Я уверен, ты будешь благодарить нас.
– Ого! Начало многообещающее! Ну, выкладывайте, что вы еще для меня приготовили?
– Мы с матерью, Кирк, говорили с директором твоей школы. Он считает, что тебе не стоит осенью туда возвращаться.
– Нет, ты это серьезно? – перебил отца Кирк.
– Разумеется. Он говорит, что твое поведение…
– Слушай, отец, мне наплевать, что он говорит, раз я там больше не появлюсь. Клянусь, худшей психушки я еще не видывал.
– Школа была неплохая, Кирк, – вмешалась миссис Хьюз, – и ты это прекрасно знаешь. – Мы пытались уговорить директора. Но он был непреклонен. Слишком много на тебя жалоб. Я уверена, что он несправедлив, но…
– Я очень этому рад. Мне лучше проглотить костыль, чем вернуться туда. Слышишь, Брент? – повернулся Кирк к другу. – Похоже, я буду учиться с тобой в городской школе.
– Подожди, не спеши, – прервал его отец. – Мы именно это и хотели с тобой обсудить.
– А что тут обсуждать?
– Твоя мать, я и директор школы, мы все трое считаем, что тебе нужна более строгая дисциплина, чем в городской школе.
– Это еще почему? Городская школа мне нравится. Стойте, стойте! Вы что-то против меня задумали!
– Ничего не задумали. Просто мы считаем, что тебе нужна школа с более строгой дисциплиной, – миссис Хьюз пришла на помощь мужу.
– И мы нашли такую школу. Школа прекрасная. Осенью ты поедешь туда учиться. Мы с матерью возлагаем на тебя самые большие надежды. Мы уверены, там ты будешь одним из первых. Учителя там прекрасные. И кроме того, важно просто переменить обстановку.
– Что же это за школа? – спросил Кирк.
– Военное училище «Нью-Петфорд». Отзывы о нем самые лучшие. Верни Стаймен устроил туда своего сына, и тот в восторге.
– Очень рад за него. А что это школа-пансион?
– Да, – ответила мать. – Ну разве это не прекрасно? Правда ведь это прекрасно? Школа оборудована по последнему слову. И ты сможешь полностью использовать все, что в ней есть.
Брент никак не мог сосредоточиться. Читал и перечитывал одну и ту же строку десять раз. Он помимо воли слушал разговор Кирка с родителями.

– А как насчет моего собственного мнения? Или оно никого не волнует?
– Послушай, Кирк, нам ведь не из чего особенно выбирать. Ты можешь думать, что хочешь, но мы с матерью действительно готовы сделать для тебя все. Только бы это было тебе на пользу.
– А откуда вы знаете, что мне на пользу, а что нет? Нашли еще одно заведение для отщепенцев и рады. А почему бы вам просто не аннулировать факт моего рождения? Тогда у вас вообще не будет никаких забот.
– Послушай, Кирк, – опять начал отец, – для тебя сейчас не так-то легко найти школу. Хорошо хоть удалось пристроить в «Нью-Петфорд». Это действительно прекрасная школа.
– Не школа, я уверен, а дерьмо.
– Кирк, не смей выражаться в присутствии матери.
– Не выражаться в присутствии матери? А что, у нее покраснеют уши? Я ведь твой сын, а яблоко от яблони не далеко падает.
– Перестань сейчас же дерзить! – завопил мистер Хьюз.
– Я же тебе говорила, что он ничего не поймет, – вмешалась миссис Хьюз. – Он не в состоянии оценить…
– О, прости, мамочка, приношу мои глубочайшие извинения. А позволено мне будет заехать домой на часок, собрать мои жалкие пожитки? Или я отсюда прямиком проследую в новую школу? Мне бы не хотелось причинять тебе неудобства.
– Да помолчи ты, Кирк. Мы с матерью ожидали, что ты будешь нам благодарен…
– Сказать честно, папочка, когда я начинаю сравнивать дрянную школьную еду, неуютное общежитие, утренние маршировки на плацу с тем, что меня ожидает дома, я все меньше огорчаюсь. Спасибо вам за посещение и добрые вести.
– Кирк, но я правда стараюсь… – начала было мать.
– Ладно, хватит, – сказал Кирк. – Езжайте в гости, а то опоздаете.
– Послушай, Кирк, – заговорил опять отец. – Я знаю, какие в больнице расходы, но все-таки… вот тебе двадцать долларов, вдруг понадобится на что-нибудь.
– Старая песенка о том, как отец от сына откупался. Спасибо, папочка. Может, приобрести походную сумку с кухонными принадлежностями на случай войны?
– Мы скоро опять приедем, – сказала миссис Хьюз.
– Лет, этак, через двести.
– Кирк, но мы правда очень обеспокоены твоей судьбой.
– Когда я на приличном расстоянии. Ну, уходите, прошу вас.
Родители Кирка ушли. Брент оторвался от книги и посмотрел им вслед. У него с родителями были совсем другие отношения. Сколько вместе проведено счастливых часов, а летние каникулы в Мэне? Надо будет обязательно пригласить Кирка к себе.
Через несколько минут пришла Эми.
– Я так и не смогла уснуть. В больнице тоже не очень-то спокойно. Это, Кирк, твои родители ожидают лифта?
– Да, они. Отбыли очередную родительскую повинность. Эми села в ногах у Брента.
– Так нельзя к родителям относиться, – сказала она. – Ты что, действительно очень плохо вел себя дома? Почему они так на тебя сердиты?
– Не так уж и плохо. Но ведь дело не в этом. Что для меня хорошо, то для них всегда хуже некуда. Я ведь первый раз напился, когда мне было всего шесть лет, – засмеялся Кирк.
– Ты шутишь, – не поверил Брент.
– Нисколько. Еще как напился. Матушка устроила мне такую головомойку, что я до сих пор помню. Они ведь, по-моему, и тогда уже не очень-то меня любили.
– Как же это случилось? – спросила Эми. – Наверное, интересная история.
– Мы были тогда просто очень глупые, несмышленые мальчишки. У меня был дружок, звали его Майк. Мы играли у него во дворе. Был август, солнце уже садилось. Мы переиграли во все игры, и стало нам очень скучно.
– Что же вы сделали?
– Пошли к Майку в гараж и нашли там старый давильный пресс. Так мы тогда решили. Но теперь, я думаю, это был навозоразбрасыватель. Майк мне и говорит: «Знаешь что, Кирк, давай сделаем вино!» «Давай!» – обрадовался я. Через дорогу от нас жили две старухи, у них в саду была беседка, вся увитая виноградом. В темной зелени висело, наверное, миллион тяжелых матовых гроздьев. Взяли мы две корзинки, залезли к ним в сад и начали как сумасшедшие рвать эти гроздья. Мы очень боялись, что старые чертовки увидят нас, позвонят в полицию и нас посадят в тюрьму. Виноград еще был незрелый, но ведь без винограда вина не сделаешь. А мы решили во что бы то ни стало употребить в дело этот пресс, даже себе на погибель. И мы таки чуть не погибли. Ну, в общем, набрали мы полные корзинки винограда, перетащили их через дорогу, вытянули из гаража этот чертов пресс и высыпали в него виноград. Тут к нам подошла маленькая девочка лет четырех, наша соседка, по имени Салли. «Что вы делаете?» – спрашивает она. А мы ей так это небрежно: «Не видишь разве? Вино!» «И я хочу! И я хочу!» – запрыгала она. Нам пришлось взять ее в компанию, а то еще пойдет наябедничает. Майк, скорее всего, по телеку видел, как делают вино, во всяком случае, распоряжался он. Сняли мы ботинки с носками и начали давить ногами виноград. Насколько помню, ноги наши чистотой не отличались, а виноград был совсем зеленый, со всякими букашками и муравьями. Словом, месиво получилось не очень-то аппетитное. Майк поставил под пресс большой кувшин, и скоро туда потекла коричневая жижа. Мы очень обрадовались, а Салли даже завизжала от восторга, так что Майк на нее прикрикнул. Мы вообще-то не играли с соседскими девчонками. Наконец нам надоело топтать виноград, но кувшин, уже наполнился. Майк побежал в дом и принес три стакана. Хлебнули мы этой гадости, так у нас даже рот свело. Не знаю, как мы тут же не отдали концы. Ничего отвратительней я никогда больше не пробовал. А уж поверьте моему слову, я немало отведал на своем веку всякой дряни.
– Но как вы могли от нее опьянеть? – спросил Брент. – Ведь это был виноградный сок, пусть кислый и грязный.
– А ты до конца дослушай. Детки мы были смекалистые. Майк говорит: «Подождите, я принесу из бара бутылку, отец свое питье всегда смешивает». «Неси скорее, – сказал я. – Чем мы хуже взрослых?» А Салли только прыгает и визжит от восторга. Вся мокрая и липкая от виноградного сока. Она еще толка в вине не знала. Майк побежал домой. Принес бутылку не то джина, не то водки – не помню уже. Но нам тогда это было все равно. Долили мы наши стаканы доверху, немножко поболтали и выпили.
Эми всю так и передернуло, и она рассмеялась.
– Хуже эта гадость от джина не стала. А всякие микробы и букашки-таракашки от спиртного, конечно, сдохли. Выпили мы еще по стакану, стало весело, побегали по двору и еще выпили. Словом, осушили мы кувшин вместе с бутылкой и даже не успели понять, что случилось – как были совсем пьяные. Салли так просто на ногах не держалась. Не знаю, что чувствовал Майк, а у меня перед глазами все поплыло. Майк завопил, что хочет покататься на карусели. У него во дворе висела на дереве старая шина; Майк взобрался на нее, а я стал его раскручивать. Салли все смеялась и падала на землю, вскакивала и снова падала. Майк крутился быстрее, быстрее – я старался изо всех сил. Вдруг его начало рвать и шина превратилась в вертящийся зловонный фонтан. Салли решила закусить одуванчиками, и весь ее рот был в белых пушинках. Тут вышла мама Майка и ахнула – ну и видик у нас, я вам скажу, был! Мать Салли тоже не была в восторге, но я помню: где-то в глубине души им самим было смешно. А для нас это был хороший урок – лучшего и желать не надо. Я потом неделю болел.
– Господи, какая смешная история! – сказала Эми. – А что сказали твои родители?
– Вот об этом-то и речь! Мой отец разорался так, что у него чуть не лопнули голосовые связки. Я-де опозорил его имя, как он будет теперь смотреть в глаза соседям! И тому подобное. А он, надо сказать, за словом в карман не полезет. Чего только я тогда не услышал. Как видите, мои предки еще в те далекие времена особой чуткостью не отличались. Как будто мы по крайней мере ограбили банк. А ведь это была просто игра, и она нас кое-чему научила.
– Да, глупо, конечно, – сказал Брент. – А у меня старики совсем другие. Они все понимают. Меня никто никогда даже пальцем не тронул.
– Да и меня тоже. Но я предпочел бы хорошую трепку. А то они как возьмутся воспитывать. Это у них называется психологический подход: пробудить чувство вины, заставить раскаяться.
– А меня однажды чуть не выдрали, – вспомнил Брент. – Я тогда был совсем маленький и очень испугался. Но мама все поняла.
– Расскажи, как это было, – попросила Эми. – Я очень хочу послушать. Запоминается ведь самое интересное.
– Мне тогда было года три-четыре, – продолжал Брент. – Мама и бабушка – она жила с нами – взяли меня в гости к бабушкиной сестре. У нее был свой дом и, наверное, что-то вроде фермы: я как сейчас вижу – большой двор, важно расхаживают индюки, хрюкают поросята. Меня, кажется, никогда раньше не брали к этой тетушке. Во всяком случае, до того дня я ее ни разу не видел.
Мы ехали в машине, за стеклами лил дождь. Мне было очень уютно. Я сидел у бабушки на коленях, на ней было платье в голубой цветочек, и она ласково поглаживала меня. А я смотрел, как по стеклу снаружи туда-сюда бегают дворники. Мама с бабушкой о чем-то разговаривали, но я их не слушал. Когда мы свернули на дорогу к дому, мама сказала мне: «Веди себя хорошо, Брент, не шуми, не бегай: тетя Сара очень больна». Машина остановилась, бабушка пошла в дом, к сестре, а мама повела, меня во двор посмотреть животных. Кругом были лужи и мне так хотелось пошлепать по ним босиком. На травинках висели капли дождя. Мы полюбовались на поросят. Они с наслаждением барахтались в первозданной грязи. Наконец, мама сказала: «Ну, а теперь пойдем к бабушке Саре в большой дом». В доме было очень тихо и сумрачно. Мы поднялись по лестнице наверх и вошли в просторную комнату. В глубине ее у стены стояла большая кровать, вокруг суетились женщины в белом. На кровати лежала тетя Сара. Мы прошли всю комнату и остановились. Я вцепился в юбку матери и, выглядывая из-за ее спины, видел, как пальцы тети Сары словно что-то обирали с одеяла, трепыхаясь подобно птицам. Мне показалось, если она улыбнется, кожа у нее вокруг рта натянется и лопнет.
– Мой маленький Брент, – прохрипела она, – подойди сюда. – И протянула ко мне сухую, блестящую, точно лаковую, руку. Я увидел на ней синие вздувшиеся вены и спрятался за спину мамы, но она подтолкнула меня вперед. Я почувствовал на плечах дрожащие ладони тетушки Сары.
– Поцелуй тетю Сару, – сказала мама.
Тетушка потянула меня к себе, а я как прирос к полу. Тетя Сара попыталась поцеловать меня. Но я вдруг вырвался, побежал вон из комнаты, скатился вниз по лестнице и выскочил во двор. Я ждал возле нашей машины, дрожа с головы до пят. Не знаю, почему она вызвала во мне такой ужас. Но мне было так страшно чувствовать ее дрожащие цепкие пальцы. В дверях появилась мама, и я не на шутку испугался. Я понимал, что я гадкий мальчишка, и ждал, что меня сейчас выпорют. Но мама молчала. Когда они с бабушкой подошли к машине, она сказала только: «Брент, иди садись. Мы едем домой». И она не отругала меня, не побила. Она поняла, что я пережил, ожидая во дворе.
– Ты счастливчик, – вздохнул Кирк. – Моя бы мать бросила меня на съеденье индюкам и уехала.
– Со мной тоже была похожая история, – сказала Эми. – Только все было наоборот. Я не хотела уезжать из гостей, и маме пришлось чуть не силком меня оттуда тащить.
– Ну, теперь ты рассказывай, – попросил Брент.
– Мы пошли в гости к друзьям матери. У них в доме было много цветов. Как в саду.
– Это что, у нас День воспоминаний? – перебил ее Кирк.
– А почему бы и нет? – сказал Брент. Ему хотелось послушать Эми. – Делать нам все равно нечего. Не знаю как вы, но я с удовольствием слушаю ваши рассказы.
– И я, – сказала Эми. – Когда ты, Кирк, рассказываешь про себя, мне кажется, я вот-вот пойму, что тебя действительно интересует в жизни.
– Это дело нелегкое. Я пока что и сам не знаю.
– Так что же случилось в гостях, Эми? – спросил Брент.
– В гостях? Вы ведь знаете, как я люблю растения. Я тогда была совсем маленькая. У маминых друзей было очень много цветов, для них даже была отведена специальная комната. Взрослые увлеклись разговором, а я стояла на пороге зимнего сада и смотрела на цветы. Они была такие красивые, стояли рядами на столах, стеллажах, подставках; цветущие плети свисали с потолка и тянулись по стенам. И они так хорошо пахли. Хозяйка сказала мне: «Эми, дорогая, войди туда. Тебе скучно слушать наши взрослые разговоры». И я вошла. Мама, конечно, закричала вслед: «Только ничего там не трогай!» Она мне это всегда в гостях говорила. И я на цыпочках вошла в зеленые джунгли. Там было великолепно. Я бродила между столиков, вдыхая незнакомые ароматы, и, признаюсь, перетрогала все растения. Одни листья были гладкие, блестящие, другие на ощупь, как бархат. Я залезала под столы, подбирала опавшие цветы и втыкала их себе в волосы. Я уже тогда была помешана на растениях, а до того раза я никогда не видела зимнего сада в квартире. Ну, вы, конечно, догадались, что было дальше. Пора было уходить домой, а я спряталась среди цветов и не иду. Я не могла расстаться с этим зеленым раем. Забилась в самый дальний угол, знала, что мои родители очень рассердятся, но мне было все равно. Наконец им надоело меня звать. Мама пошла за мной, вытащила из-под стола, шлепнула разок-другой. И я задала такой рев, какого они еще не слыхивали. Я вопила, визжала, вцепившись в ножку стола, и оторвать меня было невозможно. Мама страшно рассердилась. Я всегда была таким милым, тихим, воспитанным ребенком. А тут на тебе – вся в земле, в сухих цветах и ору не своим голосом.
– Как же они все-таки с тобой справились? – спросил Кирк.
– Пришла хозяйка дома, засмеялась, погладила меня по голове и спросила, не хочу ли я взять с собой какой-нибудь цветок. Я ответила, что очень хочу, и слезы у меня моментально высохли. Мама стала возражать, сказала, вот так и портят детей. Но цветок мне все-таки подарили. Это была африканская фиалка, вся усыпанная розовыми цветами. Первое растение в моей оранжерее. Оно жило долго-долго. Я пылинки с него сдувала. У меня дома и сейчас цветут фиалки из его отростков.
– А ты была своенравная девчонка, – засмеялся Кирк, – не лучше нашей соседки Салли.
– Я до сих пор помню этот случай. И моя мама тоже. Наверное, она никогда в жизни не была в более неловком положении.
– Если уж говорить о родителях, вот вам еще одна история, – сказал Кирк. – Называется она: «Как мы праздновали мой день рождения». Я этот день никогда не забуду. Мои дни рождения праздновались всегда. Устраивали обед, я гасил свечи на именинном пироге и разворачивал подарки. В эти дни мои родители осыпали меня ласками. Дарили самые дорогие подарки, словно хотели откупиться на целый год. В тот день мне исполнилось десять лет, я не ходил по дому, а летал в ожидании подарка. А обещали мне новый велосипед. Представляете себе мое нетерпение: сначала мать с отцом должны отбыть свой «коктейльный час», потом праздничный обед и только вечером я обрету наконец долгожданное сокровище. Пробило шесть – отца не было. Я слонялся по кухне, по гостиной и так надоел матери, что она отправила меня наверх поиграть в своей комнате; отец придет и она позовет меня. Отец в конце концов явился. Было половина восьмого, и он уже изрядно где-то хватил. Я сидел на верхней ступеньке лестницы и видел, как отец, спотыкаясь, вошел и направился прямо к бару пропустить еще стаканчик для храбрости. Мать к этому времени была тоже не лучше. Весь день не отходила от бара. Увидев отца, она первым делом спросила, где он шлялся. Думаю, от ее голоса вода в кране замерзла. «Здорово, отец!» – крикнул я сверху. Он что-то прохрипел в ответ и плюхнулся в свое любимое кресло. Но от матери так легко не отделаешься. «Где ты столько времени пропадал в день рождения сына?» – не отставала она. У нее удивительный нюх на отцовские проделки. «Деловая встреча», – ответил отец и сделал хороший глоток. «Деловая встреча? А как ее зовут?» До сих пор они никогда не говорили при мне на такие темы, хотя через стенку я чего-чего только не наслушался. «Давай поговорим об этом потом, – сказал отец. – Право, ничего серьезного, успокойся». – «Ничего серьезного? – взорвалась мать. – Пусть Кирк все слышит. Пусть он знает, какой у него отец. Никаких встреч у тебя сегодня не было. Я звонила к тебе после обеда, хотела напомнить, что у Кирка день рождения, тебя уже и след простыл». Я чуть было не крикнул матери: «Я и без вас все давно знаю, давайте о чем-нибудь другом». Но я сидел на верхней ступеньке и словно язык проглотил. «Дорогая, – сказал отец. – У меня действительно была деловая встреча. Больше ничего». – «У тебя в этом году чуть не каждый день деловые встречи!» – разоряется мать. Гляжу, и отец полез в пузырек. И чего это ученые ищут причины взаимного отчуждения людей? Посмотреть на моих предков – и все ясно. «Деловая встреча с одной из твоих секретарш?» – кричит мать. Не скажу, чтобы мне было приятно слушать. «Не понимаю, – говорит отец, – чем ты недовольна? Каждый вечер я дома. Хорошо обеспечиваю тебя с сыном. Ты всегда модно одета и причесана у лучшего парикмахера. Тебе только рожна не хватает. И нечего на меня бросаться». – «Я не бросаюсь, а говорю тебе, – продолжает кричать мать, – прекрати это гуляние! Терпение мое лопнуло. Если не прекратишь, я возьму Кирка и уйду». – «Никогда не угрожай тем, чего не можешь исполнять», – назидательно проговорил отец. И мать заплакала. Я видел, что мои надежды на веселый праздник разбились, как та посуда, за которую принялась мать. Я вам рассказываю, как вы понимаете, вкратце. Сражение длилось до поздней ночи и кончилось тем, что кто-то кого-то чем-то хорошенько огрел. Я пошел к себе в комнату и стал читать журнал, чтобы не слышать вопли и грохот внизу. Я еще надеялся, что кто-нибудь из них опомнится и скажет: «Что же это мы, ведь Кирку сегодня десять лет. Давайте сядем за стол и будем веселиться». Но конечно, ничего этого не случилось. И никакого праздничного обеда не было. Мне было так горько в тот вечер, но они об этом так никогда и не узнали. Я уже давно привык скрывать от них свои обиды. Вот так мы и отметили мое десятилетие. Не знаю уж, когда они угомонились. Выпил я чашку молока с кукурузными хлопьями и лег спать.
– А как же велосипед? – спросила Эми.
– Утром я спустился завтракать. Мама встретила меня с сияющим лицом, как ни в чем не бывало. Возле стола, поблескивая лаком, стоял новенький велосипед. Я поблагодарил ее, но он уже мне не был нужен. А вечером отец принес еще теннисную ракетку.
– Мне тебя очень жалко, Кирк, – вздохнула Эми.
А Брент промолчал. Что ни скажи – все прозвучит глупо.
– Пустяки. Я уже из-за всего этого давно не расстраиваюсь. Раньше, когда был маленький, обижался, а теперь нет. Наверное, привык.
– Давайте теперь вспомним свой самый счастливый день, – предложила Эми.
– Давайте, – согласился Кирк. – А то от моего рассказа вы, вижу, совсем скисли.
– У меня было много счастливых дней, – сказал Брент. – Сразу и не выберешь.
– А ты постарайся, – сказала Эми. – Мне бы очень хотелось послушать.
– Помню, однажды я провел ночь в лодке один в открытом море, – сказал Брент.
– Это, наверное, страшная история? – спросила Эми.
– Нет. Наоборот. Было просто чудесно. Наша семья отдыхала тогда в Мэне на острове. В нашем любимом месте. Домик стоял на берегу. В ближайший поселок надо было плыть в лодке через пролив. Но мы жили там несколько лет подряд и к этому привыкли. Знаете, как хорошо отдыхать в таком уединенном месте. Можно побыть одному, любоваться морем, писать картины, совершать прогулки – на все хватит времени. К вечеру иногда с моря наползал туман. И если кто-нибудь задерживался в поселке – смотрел фильм или засиделся в гостях, ночевал обычно в машине на берегу. В мэнском тумане легко заблудиться, хотя остров наш расположен от берега всего в полумиле. Это было в субботу, родители позволили мне взять лодку и поохать на маяк в бухту Кэнди, где по субботам устраивались танцы. У меня там были друзья, и мы очень весело проводили время. Когда я поздно вечером вернулся к лодке, на воду опустился густой туман. Я даже не видел фонаря, который мои родители всегда вывешивали для меня в таких случаях на нашем причале. Мне бы надо было заночевать в машине, а я все-таки решил плыть домой, держась кромки рифов и надеясь вскоре различить фонарь. Я спустился к воде и прыгнул в лодку. Было сыро и довольно прохладно. Я завел мотор – наш старенький десятисильный «джонсон». И поплыл в море, не сомневаясь, что минут через десять буду на месте. И потерял направление, да так, что уже через пять минут не знал, где север, где юг. Мэнские туманы – дело нешуточное.
– Ты испугался? – спросила Эми.
– Представьте себе, нет. Хотя это было не так уж безопасно. Можно было наскочить на риф, да мало ли еще что могло случиться. Ночь была очень тихая. Я выключил мотор и стал вслушиваться, хотел определить направление по звукам. Звякнул колокольчик на бакене, на том, что недалеко от Медвежьего острова, протрубил на заставе морской горн. Но с какой стороны донеслись звуки, определить было невозможно. Волны тихо плескались о борт лодки. Загадочный мир вокруг меня был так красив. Вода за кормой излучала голубоватый фосфорический свет. Лодку тихонько относило течением. Куда – я не представлял себе. Но времени прошло еще немного, я и не беспокоился. По-видимому, меня сносило к буйку, к которому ловец омаров привязывал свою сеть. Я решил тоже к этому буйку привязаться. Мне вовсе не улыбалось очутиться в открытом море. Лодку легко покачивало. Вокруг ходили молочные клубы тумана. Время от времени в разрывах на мгновение появлялась луна. Иногда возле самой лодки тюлень высовывал из воды морду. Хотел, наверное, со мной познакомиться. Похрюкает, полает и опять уйдет в воду. Чудесная была ночь. Спать мне не хотелось. Совсем один ночью в море – не могу передать, как было хорошо. А родители не сомневались, что их сын крепко спит в машине на берегу или у кого-нибудь из друзей. И рассвет был удивительный, солнце съело туман, и оказалось, что я всего в двухстах ярдах от дома. Вы, наверное, скажете, что я сумасшедший, но ничего более прекрасного, чем эта ночь в моей жизни, не было.
Кирк промолчал. Эми вздохнула.
– Как бы мне хотелось пережить такую ночь, – задумчиво проговорила она. – А знаете, что я нашла за несколько дней до того, как попала в больницу?
– Волшебного принца? – спросил Кирк.
– Перестань, Кирк, я серьезно. Наверное, за неделю до больницы перебирала я всякую всячину в старых коробках и нашла глиняный слепок моей руки, сделанный в первом классе. Помню, мы во дворе делали пирожки из глины. У меня была большая формочка, я прижала ладонь к мокрой глине, а когда она высохла, понесла показать маме. Вот она с тех пор и лежала у меня в коробке. Я взяла ее и приложила к ней ладонь. И стало мне как-то чудно.
– Почему? – спросил Брент.
– Я не могла поверить, что эти крошечные ручки – мои.
– Рано или поздно человек вдруг понимает, что будет когда-то взрослым, – сказал Кирк.
– Я это знаю, Кирк. Только мне иногда почему-то не хочется расти.
Брента тоже порой волновали такие мысли, но он никогда ни с кем не делился ими.
Вспоминали до самого вечера, как играли в детстве, что их пугало, что радовало. И Брент изо всех сил старался выкинуть из головы подслушанный им разговор Кирка с родителями.
– О, Монти, выбери меня! Меня! – кричал Кирк тоненьким голосом. – Я хочу выиграть холодильник! Выбери меня, Монти!
Они сидели перед телевизором и смотрели передачу «Давайте рискнем!».
– Ну как можно смотреть на этих идиотов? – заговорил Кирк своим нормальным голосом. – Разодеты как попугаи, а орут-то как, стараются от жадности перекричать друг дружку. И все для того, чтобы отдернуть штору и получить премию – какую-нибудь дурацкую ламу или что-нибудь такое же глупое. Меня от этих передач тошнит.
И вдруг Эми начала плакать. Она плакала неслышно, только вздрагивали плечики. Она сидела, как всегда, в ногах у Брента и вместе с мальчишками смотрела телевизор. Брент с Кирком повернулись к ней. Эми, молча, продолжала плакать.
Кирк свесил с постели ноги и потянулся за костылями. Не оглядываясь, он заковылял из комнаты. Эми спрятала лицо в ладони. На экране телевизора продолжали мелькать участники игры, коробки с призами, шторы.
Брент повернулся на другой бок, чтобы видеть Эми. Он хотел успокоить ее и не знал, какие найти слова.
– Что с тобой, Эми? – наконец спросил он.
– Не знаю. Просто мне грустно, Брент, и страшно.
– Ну чего ты боишься?
– Не знаю. Боюсь, и все. Господи, что будет с нами. Что будет со мной?
– Не плачь. Ты ведь почти совсем поправилась. Твоя мама говорит, что ты молодец.
– И все равно страшно. Как-то жутко. Мне так хочется скорее выздороветь, Брент.

– Не бойся, Эми. Все будет хорошо. Тебя скоро выпишут, и меня тоже. И с Кирком больше ничего плохого не случится. Теперь его только бульдозером сокрушишь.
– Да, я знаю. Это очень глупо.
А телевизор тем временем верещал:
«Какую штору выбираете? Самый большой приз дня! Штора номер один, штора номер два, штора номер три!»
Эми продолжала плакать.
– Не плачь, Эми, прошу тебя. Не знаю, как тебя утешить.
– Не надо меня утешать, Брент. Я хорошо себя чувствую. Просто мне страшно. Как будто я участвую в этой игре и выбрала не ту штору. Ее открывают и за ней что-то очень страшное. Ты, наверное, никогда ничего не боишься, Брент?
– Боюсь. Только никому не говорю. Не знаю почему, но мне иногда бывает так страшно, что даже спина опять начинает болеть. А может, она начинает болеть и тогда мне становится страшно? Но я не показываю вида. И вообще я могу говорить об этом только с тобой и Кирком. Потому что вы мои самые лучшие друзья. А больше ни с кем.
– Спасибо, – сказала Эми, все еще хлюпая носом и вытирая глаза ладонями. – Просто мне очень хочется знать, что там, за шторой.
В дверях показался Кирк, толкая перед собой столик с обедом.
– Что у вас тут происходит? Ваше поведение не лезет ни в какие рамки. Сколько раз говорить вам, что вдвоем оставаться неприлично. Сестры уже начинают шушукаться.
– Ну и пусть шушукаются, – сказала Эми. – Истинная любовь ничего не боится.
– Я напишу об этом роман, – объявил Кирк. – Девочка и ее поросенок. Душещипательная история одной любви.
– Протестую! – засмеялся Брент. – Я ведь не поросенок.
– Нет? Как странно! – изумился Кирк. – Впрочем, я перепутал. Поросенок на обед, и я привез его. С пылу с жару. Сегодня замечательный обед, ухо поросенка, начиненное печенками артишоков и зажаренное как раз в меру.
– Не печенками, глупый, а сердечками артишоков, – засмеялась Эми.
– На этот раз печенками. Да и не только ими.
– Повтори, пожалуйста, что ты привез, – сказал Брент, глядя как Кирк поднимает крышку с подноса. Оттуда действительно запахло мясом.
– Я так хочу есть, – сказала Эми. – Кажется, могу съесть лошадь.
– Ты, Эми, как всегда угадала. Именно ее и зажарили нам на обед.