aupam.ru

Информация по реабилитации инвалида - колясочника, спинальника и др.

Социальная реабилитация

Исповедь счастливого человека

С артистом Пермского драматического театра "Театр-Театр" Михаилом Гасенегером беседует журналистка Нина Соловей (зима 2012 года)

Михаил Гасенегер сегодня, пожалуй, один из самых узнаваемых артистов Перми. И не только потому, что он в определенном смысле, пусть и на местном уровне, еще и "телевизионная звезда". Достаточно один раз увидеть на сцене или на экране этого харизматичного и красивого человека, который всем своим существом внушает уважение и надежду на сохранение лучшего, чтобы уже не забыть никогда. Для ценителей крепкой русской театральной школы Михаил Исаевич - предмет гордости. Для тех, кто классике предпочитает авангард, смешанный с новомодным эпатажем, он - пример очень смелого, пластичного и современного актера. На телеэкране Гасенегер - душевный и улыбающийся всему миру обаятельный ведущий. А какой он в кино, мы увидим скоро в сериале на одном из федеральных каналов.
В свои 65 лет, несмотря на определенные сложности в жизни и карьере, Михаил Исаевич производит впечатление очень ироничного, остроумного и счастливого человека. А главное - он не путает реальную жизнь со сценой и экраном. Возможно, в этом секрет его притягательности и искренности.
- Михаил Исаевич, вы в этом театре уже двадцать два года...
- Да, точно. У меня в этом году юбилей какой-то такой тройной получается. Сорок лет вообще работаю в театре, двадцать два года здесь и по жизни юбилей.
- А до этого театра вы где еще играли?
- До этого я работал в Тюмени очень долго. А начинал вообще в Екатеринбурге. Но мое первое образование - медицинское.
- Вот оно что?!
- Правда, я медицинский так и не закончил, после четвертого курса убежал. Я на "скорой помощи" долго работал, когда учился. Тогда и разочаровался в медицине. Получил, честно говоря, очень негативный опыт. Точнее, увидел негативную сторону человеческой жизни...
- Этот опыт пригодился в актерской профессии?
- Немного пригодился. Я практически все время учебы работал на "скорой" - сперва санитаром, потом медбратом. Работники "скорой" с изнанкой человеческого бытия часто сталкиваются. Я ведь даже принимал роды прямо в машине, так что опыт в этом смысле хороший (смеется).
- Принял роды и пошел в актеры. А на самом деле, как вы пришли в профессию?
- В институте у нас в то время зарождалось увлечение КВН. То время для меня - время стихов, романтики. Все как-то так и пошло...
- И привело в театр?
- Привело увлечение, да и среди друзей было много актеров.
- А что касается настоящего времени и Театра- Театра, вы, когда идете на репетицию или на спектакль, домашним говорите, что уходите на работу или все- таки в театр?
- Конечно, в театр! Работ у меня много, а театр один. Театр - это семья! Почему семья? Да потому, что кроме спектаклей тут люди, которые всегда мне помогут и поддержат. Я никогда не забуду, как я сюда пришел... А пришел я с очень больших ролей и хорошего положения, как у нас говорят. И здесь у меня с Иваном Тимофеевичем Бобылевым случилась "проверка на вшивость". Первая роль, которую я получил, после того как играл Астрова в Тюмени и другие крупные роли... В общем, иду смотреть распределение и думаю, что вот сейчас приду и... Читаю: "Белоснежка и семь гномов", пожилой стражник.
- Ладно, что хоть не "кушать подано".
- Ну, это практически одно и то же. Потом был эпизод, потом роль побольше, и как-то так стал постепенно набирать. Потом, после того как мне ногу ампутировали, именно в театре очень помогли. Подставили плечо... И у Бобылева совсем не зря в театре "кликуха" была "Дед". Он мне тогда как-то очень просто и без сантиментов говорит: "Давай вводись-ка во все спектакли обратно!" Ну, а я, как говорится, тут же и "запрыгал". Я практически вернул весь свой репертуар.
- Это явно было непросто?
- Ну да...
- Непросто физически или морально?
- Это было и физически очень непросто, потому что я восстанавливался достаточно долго. Это я сейчас могу чечетку бить: вон как в "Горе от ума" лихо танцую. И морально было сложно. Мне коллеги помогли. Они делали вид, что ничего не замечают. Вели себя как обычно. А у меня был единственный вопрос: заметно или незаметно? А чего это вы такое лицо делаете? Все нормально (смеется). Вы с таким состраданием на меня смотрите...
- Ну, я же женщина... Я переживаю...
- Не надо. Все о'кей!
- Хорошо. Не буду. Вернемся к ролям. И во времена Бобылева, и сегодня вы занимаете в театре ведущее положение...
- Нет! Не согласен я с тем, что у меня ведущее положение. Потому что ведущее положение сейчас занимает "племя младое", нам знакомое и незнакомое... Я считаю, и не только я, а многие мои ровесники, что мы занимаем, ну, назовем это так - положение, соответствующее возрасту. Как это происходит в любом другом театре. Есть законы природы, с которыми не всегда хочется мириться. Но слава богу, что у меня есть все равно какие- то роли...
- То есть все-таки хочется, чтобы больше занимали?
- Хочется.
- А как же быть с премьерой этого сезона, которая имеет оглушительный успех в Перми, и особенно у молодежи, - спектаклем "Горе от ума"? У вас там большая роль. Мне кажется, что, как все актрисы мечтают сыграть Софью, а молодые актеры - Чацкого, так же и мастера ждут роль Фамусова. Вы хотели получить такую роль? И не смущает ли вас то, что играете не в классической постановке, а в ультрасовременном спектакле?
- Это смущает, скорее, зрителя моего поколения. Как мне сказала одна дама: "Я пришла на спектакль за чувством. Этого чувства я у вас не испытала". У меня тоже сперва режиссерское решение вызывало некоторые вопросы во время репетиций, но потом абсолютно ничего не стало смущать... О том, мечтал я сыграть Фамусова или нет, - не скажу, чтобы мечтал и грезил об этом... Как такового распределения у нас в театре сейчас нет. У нас сейчас - может быть, это правильно, а может быть, и нет - идут кастинги. Просто режиссер подходит и говорит: "Попробуй!". Кому он еще это говорит, я могу и не знать. Так и тут мы начали пробовать. Я очень долго вообще не знал, буду я это играть или нет. Сперва у меня вообще ничего не шло. Не шло, может быть, из-за того, что очень много актерской "ржавчины" накопилось, "шлаков" профессиональных, которые надо сдирать, которые надо убирать...
- Это так называемые штампы?
- Ну да. Казалось, что все немножко не так. У Григорьяна (режиссер спектакля "Горе от ума" Филипп Григорьян. - Ред.) свои требования были. Я-то сам себя знаю, а режиссер впервые со мной столкнулся. Мне в работе всегда очень важно, как я говорю, "взять на грудь", "присвоить". И только когда все совсем уже "присвоишь" - тогда уже в этом можешь кувыркаться и импровизировать, как хочешь. А режиссерам часто надо все сейчас и сразу. Ну, а теперь мне, честно говоря, очень радостно играть в этом спектакле. Потому что Фамусов, на мой взгляд, это не сатирический персонаж. Это нормальный мужик. Он очень близок с Чацким. По многим вопросам он ему близок. Человек-конформист, который... которому не повезло по жизни... Но он приспособился. Вообще у меня лично к Чацкому не очень хорошее отношение (смеется). Я согласен со своим героем, когда он говорит: "Вот рыскают по свету, бьют баклуши, воротятся - от них порядка жди". В принципе, если отбросить все ненужное: чувак ездил по заграницам, три года его не было, мужики ему туда отсылали денежки с имения, не учился, не работал, путешествовал, приехал на один день в Москву, навел кипишу, разрушил одну судьбу, вторую судьбу, третью судьбу, приехал к девочке вроде - так нет: поеду опять по свету, а мужики мне будут опять посылать туда, "где оскорбленному есть чувству уголок..." - и смылся... И все. Ну, назвал он все вещи своими именами, которые и нормальные люди вроде Фамусова видят и знают.
- В последние годы у пермяков сложное отношение к театру, который прежде назывался драмой. Кому-то очень нравится то, что там происходит, кому-то - наоборот. Безусловно, ваши многочисленные знакомые высказывают свое мнение о нынешнем театре в разговорах с вами...
- У меня на гримерном столике стоит фотография моего, как я его назвал, гуру, Евгения Михайловича Шальникова. Его супруга Валентина Иосифовна как- то пришла на спектакль уже после того, как в театре все поменялось, и ее оценка была очень любопытная. Я после спектакля спрашиваю ее: "Как?" Она говорит: "Про спектакль ничего не буду говорить. Но я вышла в фойе в антракте - поздороваться не с кем!" Понимаете - поздороваться не с кем... Старые театралы ушли. Многие ушли... (вздыхает)
- До сих пор не вернулись?
- На какие-то спектакли возвращаются. А лично у меня неоднозначное отношение к тому, что происходит в театре... Но вообще-то не надо стараться обязательно победить в каком-то споре. Можно согласиться или не согласиться, так же, как я для себя очень четко делю наши спектакли. Что-то мое, а что-то - не мое совсем! Понимаете, я не очень верю артистам и режиссерам, которые говорят, что им безразличен успех у зрителя. Я в это не верил никогда. Не верю, когда говорят: "Нам важно самовыразиться, и наплевать, будет успех или его не будет". Успеха зрительского хотят все, потому что нет зрителя - нет театра. Поэтому я хочу, чтобы наш театр был театром для города, а не город для театра. Хочу, чтобы театр оставался семьей, а эта семья пользовалась уважением у горожан.
- Коли вы до сих пор работаете в Театре-Театре и мы беседуем в гримерке, то вас тут точно еще что-то держит, кроме близких друзей в труппе...
- Ну конечно. Сейчас держит интерес к тому, что пришло в театр. Бесполезно жить прошлым и тем "ах, как у нас было, ах, как это было, ах, вот это, ах, вот то". Бессмысленно. Пришла новая генерация людей с новыми мозгами. Пришли люди, воспитанные в свободе. Я им сейчас очень завидую. Завидую, что мне сейчас не тридцать. И, конечно, мне очень интересно их мышление, их взгляд на какие-то вещи. Вот, допустим, интересно было работать с Филом над "Горем от ума". Потому что такие люди очень свободны. Они могут позволить себе все. Как это прочтется, как это оцениваться будет - их не очень волнует. Они свободны в своих изъявлениях, в своих мыслях, в своем творчестве. Естественно, мне это любопытно. Мне сейчас очень интересно жить. И здесь, конечно, хочется быть занятым в репертуаре. А что это за актер, если он не хочет быть занят... Мне сегодня тут интересно, любопытно и азартно.
- Вы в Перми известный, скажу больше - популярный человек. Когда идете по улице, вас узнают больше как телеведущего или артиста из театра?
- Как телеведущего.
- Не обидно?
- Да это нормально сейчас. Потому что театралов все равно сейчас немного. И я последнее время столько не играю, как раньше.
- Работа на телевидении что дает? Я так понимаю, вы наверняка, выражаясь современным языком, не заморачиваетесь на славу, успех и узнаваемость.
- Очень интересная история произошла с телевидением. Во-первых, с "Веттой", где я сейчас веду эфиры. Мне вообще нравится эта телекомпания. Объясню почему. Она про жизнь, про людей и какая-то позитивная и добрая. А вообще я думал, что пойду к вам беседовать и обязательно скажу следующее. Если бы существовал просто "Добрый театр", я бы там бесплатно работал (смеется). Потому что очень не хватает добра, позитива, соучастия. А мне очень нравится в русском языке предлог "со". Когда ты со-чувствуешь, со-участвуешь, сопереживаешь, со-перничаешь... И на телевидение меня этим привлекли. Когда-то на Т7 была передача "Вечерний свет", она была по заказу комитета по социальной защите населения... Меня пригласили тогда Любшина Ольга Сергеевна и Малиновская Галина Николаевна, видимо, учитывая мое... здоровье и знакомство с этими "делами". Так вот - была передача для социально незащищенных, говоря чиновничьим языком, для инвалидов и стариков. Я пять лет заканчивал эту передачу одной фразой: "Будем жить". И старики меня встречали где-то в трамвае или на улице, смотрели на меня и говорили "Будем жить?". На что я отвечал: "Да, обязательно будем жить!" Меня это очень грело, потому что кто еще о них скажет. Потом все это дело с передачей прикрылось. И меня на "Ветту" пригласили, где мы с Мариной Мальцевой вели программу под названием "Точка печали". Мне все это созвучно, потому что это со-участие, оно как у Пушкина: "И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал. Что в наш жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал". Вот, по-моему, здесь вся программа всего искусства: Добро, Милость и Свобода. И вот в этом плане телевидение - то, что дает этот позитив, и меня очень устраивает в этом плане политика "Ветты".
- А не бывает ли у вас внутреннего сопротивления, когда в "Утреннем вестнике" вы читаете подводки про славные дела, например, мэра, но при этом знаете о грязи, которую власти не могут и не хотят победить, или реальные проблемы реальных людей?
- Конечно, бывает. Бывает, что... Я какие-то вещи понимаю. И в то же время думаешь, а если я буду утром человеку рассказывать: "Это мне не нравится, а это плохо" - и так далее. Тем более что в моих текстах чаще не оценочная информация, а констатация каких-то фактов. Состоялось то-то, то-то, то-то, будет то-то и то-то. А вообще утро все равно должно начинаться с позитива.
- Тогда давайте поговорим об еще одной стороне вашего творчества. О съемках в кино. Особенно о том, где вы играли милиционера...
- Слушайте, откуда у вас такая шикарная информация обо мне? (смеется)... Да, я все прошлое лето снимался. Сейчас очень жду выхода этого фильма. Он называется "Уральская кружевница". Это такое русское кино индийского розлива (смеется).
- Мелодрама?
- Скорее, полусказка получилась. Я там играю сельского участкового по фамилии Уваров. Такой простоватый мужик, бабник. Мне материал очень понравился. Это фильм о слепой девушке, которая живет в очень- очень далекой провинции и владеет секретом плетения палестинских кружев. Действие происходит в Риме, в Париже, в Москве и в поселке. Мы снимали в Кыну, на реке Чусовой. Природа там потрясающая.
- Это ваш первый опыт в кино?
- Нет, я снимался еще на Свердловской киностудии в нескольких фильмах, правда, ни одного так и не видел. Они сняты - и куда-то там делись, не знаю...
- Вы очень колоритный актер. И по игре, и внешне. Созданы для экрана, на мой взгляд. Никогда не было сожаления, что в Перми не развита киноиндустрия?
- А ей здесь не надо быть развитой. Сейчас к нам приезжает масса съемочных групп. Потому что в сериалах мелькают одни и те же московские физиономии. И они ищут свежие лица, они приезжают... А что касается меня, то я считаю, что самый большой человеческий недостаток - это чувство собственной исключительности и полноценности.
- Но такое в театре очень часто встречается.
- Очень-очень часто. Но это лишнее. К себе нужно относиться с большой иронией и уметь посмеяться над собой.
- Вы довольны своей судьбой?
- Я доволен своей работой. Своей судьбой? Хотелось бы, чтобы обе ноги были все-таки местные (смеется). Были у меня разные времена и разные ситуации в жизни. Дай бог еще немножко побыть на плаву...
- Я надеюсь, что ваше жизнелюбие и доброта, которую вы отдаете, чаще все-таки возвращается.
- Ну да, хорошо бы так жить подольше. Сейчас вот внук родился. Назвали Яном. Новая радость... Я считаю, что в любой ситуации человек все-таки должен на свои собственные силы рассчитывать. "Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни Царь и ни Герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой". Поэтому только сам. Я думаю, если с театром вдруг что-то не будет получаться, а надо будет как-то существовать, то - есть одна нога, есть голова, есть две руки, есть машина - пойду "бомбить" (смеется)...
- Дороговато, однако, будет стоить поездка с таким человеком, как вы!

Назад Оглавление Далее