Библиотека

Без иллюзий, но — с надеждой

Когда в разговоре со знакомым инвалидом, детским поэтом, я посетовала, что сделанный о нем телефильм был не очень удачным, а передача, посвященная нашим проблемам, сусальной, он спокойно заметил:
— Ничего, это не суть важно. Пусть люди смотрят, пусть привыкают.
Другой знакомый на мое замечание о том, что инвалиды стали нынче частыми гостями на телевидении, ответил с изрядной долей иронии в голосе:
— Ой, не говори, даже тошнит! Да, информационный взрыв, происшедший в конце 80-х годов, коснулся и нашей жизни. Мелькают на телевидении отдельные сюжеты, короткометражки о людях с физическими недостатками, особенно часто показывают инвалидов-спортсменов.
Спору нет, все это хорошо и своевременно, но есть и опасения, уже подтверждаемые опытом. Опасения того, как бы все эти трансроссийские и международные марафоны не стали ярким рекламным щитом, за которым так и останутся нерешенными неяркие, но жизненно важные проблемы инвалидов: трудоустройство, бытовые и медицинские вопросы; общение, культурный досуг. Ведь и здесь, как в других подобных акциях, зачастую преобладают спекулятивные мотивы: наряду с желанием помочь людям, обделенным здоровьем, есть желание заслонить инвалидами общее нездоровье общества. Есть и декларативное, ради галочки, отношение к острейшим социальным проблемам, и — чего греха таить — стремление под маркой обмен опытом наладить заманчивые для самих устроителей акций зарубежные поездки.
Вот почему, приветствуя инвалидный спорт и как движение, и как общественное явление, приходится с осторожностью относиться к лозунгам и девизам типа: сильные духом, равные среди равных, марафон на протезах и т.п. Главное — чтобы за красивыми заставками появилось конкретное содержание, чтобы развивались местные клубы, небольшие секции для спортсменов-инвалидов, чтобы росло число спортивных объединений, чтобы местные власти содействовали созданию системы оздоровительных мер, направленных на реабилитацию инвалидов-опорников.
Но вот изменилась ли пресса об инвалидах, изменились ли сюжеты об инвалидных проблемах по сути своей, по содержанию? В чем-то — безусловно. Стало возможным хотя бы ставить острые вопросы, о которых в прежние времена, когда инвалиды жили в полосе отчуждения, даже упоминать не решались. Но говорить о глубине раскрытия инвалидной тематики пока рановато. По-прежнему обходятся острые углы, повторяются банальные выводы, неизвестно на кого рассчитанные призывы и упреки в адрес социальных учреждений. Что может узнать из подобных статей и очерков инвалид? Все ту же печально известную истину: больные люди никому не нужны, все социальные службы глухи и немы к проблемам нашего бытия. Если же идет речь о судьбе конкретного человека, то, как правило, используются наработанные приемы и газетные штампы, следует идеализация описываемой ситуации и почти непременно — хэппи-энд, чтобы не травмировать нашего читателя: ему и так нелегко живется, а тут еще об инвалидах речь, мало, что ли вокруг чернухи!
Редки материалы, в которых о жизни и быте, о проблемах инвалидов рассказывали бы нормально, не впадая ни в патетику, ни в унизительную жалось. Пора уже признать за больным человеком естественное право быть прежде всего личностью. И все нормальные свойства личности — живость ума, умение излагать свои мысли, склонность к искусствам — не должны восприниматься как нечто невероятное, чуть ли не как аномалия: ах, инвалиды стихи пишут, ах, некоторые даже рисуют, и это - при парализованных руках-то, вы подумайте!
Надо начинать избавляться от стереотипа, вбитого в голову обывателя, что существуют только два типа инвалидов: либо он герой, борец с судьбой, либо ничто, иждивенец, балласт, обуза. Недаром девизом фестиваля искусств инвалидов был такой:
Смотри на меня, как на равного!
Социологи говорят, что у нас — страна мифов, касается это политики или знаменитостей. Миф об инвалидах-героях тоже, к сожалению, существует до сих пор. Среди мифологизированных героев — несомненно мужественные люди, такие, как военный летчик Алексей Маресьев, который, несмотря на ампутацию ног, на протезах смог вернуться в строй, летал, воевал за освобождение Родины. Однако из человека, живого, страдающего и побеждающего обстоятельства, сделали сначала литературного и киногероя, а затем его превратили в показательный пример, строго обязательный для изучения и подражания. Нет никакого сомнения в том, что Николай Островский и Алексей Маресьев достойны уважения и восхищения людей, но создание мифа из их судеб отчуждает их от реальной, конкретной жизни. Ведь герой — это человек исключительный, необыкновенный, то есть абстрактно-идеальный, И вряд ли пионеры и комсомольцы, проходившие в школе роман Н. Островского и повесть Б. Полевого, всерьез примеряли их характеры и судьбы на себя, они писали хрестоматийные сочинения на тему Каким быть. Сами же инвалиды, насколько мне известно, поддаются обаянию этих книг разве что в ранней юности, когда сознание еще парит над действительностью, когда восприятие мира во многом романтическое.
Автобиографические книги людей более близких нам по времени — Всем смертям назло В. Титова, Жить стоит И. Триус и другие — тоже, к сожалению, подчинены сверхзадаче — показать, какие у нас в стране замечательные люди, какой замечательный комсомол, воспитанный партией. Так надо было, ибо только такое жизнеописание тяжело и безнадежно больного человека могло появиться тогда в печати. Авторам, как правило, не удавалось показать мужество человека в экстремальной ситуации без идеологических подкладок, просто жажду той самой жизни, которая является наиважнейшей ценностью и которая выше идей.
Наши фильмы, посвященные людям нелегкой судьбы, тоже всегда напоминали красивую сказку.
В прессе и литературе последних лет, к сожалению, начинает утверждаться другой, не менее опасный миф. Когда журналисты, руководствуясь самыми добрыми намерениями, пишут о том, что их герой, вопреки прогнозам врачей преодолел недуг, победил болезнь благодаря воле и личному мужеству, они зачастую вводят нас в заблуждение. Потому что здесь возможны только два варианта: либо врачи просто ошиблись при установке диагноза, обрыва спинного мозга не было, и тогда восстановление двигательных функций мышц при длительной тренировке возможно, либо это чисто журналистский прием, рассчитанный на людей несведущих.
Такая героическая версия человеческой драмы не может вызвать доверия у тех, кто знает, что такое на деле глубокое повреждение спинного мозга, серьезная травма позвоночника, и прекрасно понимает, что никакими тренировками, хоть 'умри, не поставишь себя на ноги, ибо это попросту невозможно. Достаточно вспомнить грустную историю известной спортсменки Елены Мухиной, получившей на тренировке тяжелую травму позвоночника. Первое время журналисты, поднаторевшие на подобного рода сюжетах, уверяли, что Лена выздоравливает, вот она уже сидит, вот тренирует руки и т.п. Но постепенно информации исчезли с телеэкрана и газетных страниц. Нам-то, инвалидам, с самого начала было ясно: судьба замечательной спортсменки, которая стала шейницей, предрешена, несмотря на усиленное внимание врачей.
Есть ещё одна книга, и появляются газетные публикации московского доктора Красова, который тоже уверяет читателей, что сам, исключительно благодаря собственной воле поднял себя на ноги вопреки приговору врачей-профессионалов. С ним разговаривала как-то по телефону моя знакомая. Доктор Красов настаивал на том, чтобы она бросила все — и работу, и дела домашние, — и занималась с утра до вечера исключительно собой, только усиленными тренировками, по многу раз в день, тогда и она начнет ходить. Девушка больна с детства, знает особенности своего заболевания, и не помогли бы ей все эти тренировки, даже если бы она последовала советам доктора Красова. И сам он, сознательно или нет, тоже заблуждается — просто диагноз врачей изначально был ошибочен, в спинном мозге сохранилась частичная проводимость, и потому его усилия, несомненно достойные уважения, увенчались успехом.
Говорить обо всем этом приходится потому, что наша пресса зачастую дезинформирует читателей-инвалидов, эффект от подобных публикаций бывает совсем не тот, на какой они рассчитаны. Для молодых инвалидов они могут обернуться серьезной психологической травмой. Но если здоровому ребенку сказки нужны и полезны, то больному сказка о чудесном исцелении скорее вредна. Тем более что, как правило, больные дети взрослеют быстрее, и первая же сшибка с суровой реальностью может обернуться драмой. Такому ребенку гораздо полезнее начинать как можно раньше адаптироваться в окружающей жизни, искать для себя занятие, посильную работу. Не нужна ложь во спасение, слишком серьезно все это для тяжелобольного человека. Я сужу по личному опыту, вспоминая ту психологическую травму, которую нанес мне один нейрохирург тогда, в мои двадцать лет, когда еще вопреки всему верилось в чудо. Найденный по знакомству врач, осмотрев меня и выслушав, заверил, что диагноз мне когда-то поставили ошибочный, что на самом деле у меня произошло выпадение диска между позвонками и что нейрохирургическая операция меня излечит. Боже мой, что со мной было! В то время я еще не знала подробностей той злосчастной операции, которая поломала мою жизнь, а тут вдруг после пожизненного приговора — надежда на выздоровление! Ослепление длилось недолго: после нескольких звонков в клинику, где работал этот доктор, по интонации, по тому, что он явно избегал разговора со мной, я поняла, что он наговорил мне такого, чего говорить не стоило не только из соображений врачебной этики, но и из соображений чисто человеческих. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...
Помню, какой резонанс вызвало бестактное высказывание известного офтальмолога об инвалидах по зрению: многие незрячие люди, сказал он, отказываются от хирургического вмешательства зачастую потому... что боятся потерять свои привилегии. Жестоко отозвалось его слово и ранило всех незрячих инвалидов, ибо, чтобы сметь так говорить, надо побывать в шкуре человека, который живет в вечной темноте и тросточкой ощупывает дорогу. И не приведи, Господи, побывать!
Вот журналистка известной молодежной газеты написала очерк о девушке-инвалиде, которая живет совсем одна на первом этаже и мечтает сделать съезд на улицу прямо со своего балкона, но соседи возражают, им не хочется лишаться красивого газона под окнами. Эта журналистка тоже не подумала о своих словах, о том, что девушке этой и дальше жить с теми людьми, которые, прочтя публикацию, вряд ли ей обрадуются. Так оно и случилось потом, и были неприятные объяснения, извинения, упреки. Лучше бы журналистка, искренне желая помочь, по-хорошему поговорила с соседями. Эх, недаром многие инвалиды опасаются журналистов. Опасаются, однако идут на контакты с ними — с отчаяния либо ради общего нашего блага, с надеждой, что благодаря этим публикациям в сознании общества отпечатается, отложится:
они, инвалиды, существуют, им нужна помощь. По принципу капля камень точит.
Какими же хочется видеть публикации об инвалидах? Позволю себе сравнение из истории. Считается, что для создания объективной исторической картины общества или страны требуется соблюдать три основных условия: во-первых, говорить правду, во-вторых, говорить только правду и, в-третьих, говорить правду и только правду. В наше гласное время, слава Богу, уже можно говорить правду. Следующие этапы, надо надеяться, впереди.
Не думается, публикации и киноматериалы об инвалидах должны быть пока строго информативными, без ненужного надрыва и бесцельного кликушества. Не надо надевать на инвалида терновый венец мученика — в инвалидности, как и в бедности, нет и не должно быть пафоса.
• Необходимо постепенно внедрять в сознание общества мысль о том, что проблемы инвалидов требуют нормального к себе отношения, что задачи социальной реабилитации должны становиться на экономические рельсы, чтобы достоинство больного человека не ущемлялось. И пусть пока 'люди просто привыкают к тому, что рядом с ними живут, работают, страдают и надеются на лучшее их больные сограждане, лишенные многих привилегий здоровых.
Существует такое понятие — критическая масса. Отдельные островки — сюжеты об инвалидах — о целом явлении свидетельствовать не могут, только наличие определенной критической массы подобных материалов позволит говорить о существовании этого явления. Честные публицистические выступления в печати, на радио и телевидении — это тот необходимый минимум, который тихо и неуклонно движет дело: от эффективных или сенсационных сюжетов — к серьезному и конструктивному разговору о насущных проблемах, о путях их решения в настоящем и будущем. • •
Ну и, конечно же, нужно больше специальных органов печати для инвалидов, где проблемы наши будут освещаться с самых разных сторон. Психологи утверждают, что самым разрушительным фактором для здоровья человека являются не трудности жизни, а неопределенность положения. Инвалид, лишенный информации, безоружен, он с трудом ориентируется в окружающей обстановке. Слава Богу, такие газеты, журналы, бюллетени уже появляются.
Такие существующие ныне органы печати, как газета Русский инвалид и журнал Преодоление, призваны стать нашей собственной четвертой властью, чтобы давать сведения о правах и льготах, публиковать советы юристов, медиков и социологов, чтобы каждый, кому надо жить в предопределенных судьбой, обстоятельствах, мог найти свою нишу, свое место в жизни, исходя из своих стремлений и возможностей.
Пора уже понять, что нельзя писать об инвалидах наскоком, писать поверхностно, ч. срезая острые углы. Инвалидная тематика для журналистов — это своего рода черная дыра, в которую надо влезть, наглотавшись горечи и страданий, чтобы, как говорится, извлечь жемчужное зерно истины.
Придет, надо думать, время, когда с газетных и журнальных страниц уйдут пустые и прекраснодушные статьи, и каждый номер такого издания будет готовиться с мыслью о том, как отзовется сказанное слово в душе людей, которые живут без иллюзий, но — с надеждой.
Один хороший человек на вопрос, что дает ему силы жить, ответил так: А вот представьте себе, ночь. Темно. Солнца нет. Но оно есть, просто мы его пока не видим. Надо жить, помня, что солнце есть всегда, просто мы его пока не видим.