Библиотека

Самая большая роскошь в мире

Однажды теплым вечером вся наша компания катила к площадке недавно построенного павильона-бювета, чтобы полюбоваться оттуда видом Сакского озера. По до* роге мы перебрасывались словами с Али. Он интересовался тем, как я живу в Москве, и спросил между прочим, есть ли у| меня друзья. Медленно и внятно, чтобы он< понял, я рассказала, что мои товарищи по несчастью — почти все телефонные, и самый близкий друг — тоже. Он даже остановился от удивления:
— Как, на телефона? И ты его не видал?!
— Нет, ни разу в жизни, хотя знакомые мы уже лет шесть.
— Как это? Я нэ понимай... Он многого нэ понимай в нашей жизни, этот смуглолицый юноша с черными,;! как уголь, глазами. Он был свежий спинальник, сын миллионера, и, стыдясь себя нынешнего, своей инвалидности, даже не'1 хотел возвращаться на родину. Среди прочего, непонятного для Али, было и то, что;
мы, инвалиды-колясочники, зачастую знаем друг друга только по фотографиям и голосам в телефонной трубке, потому что, встречаться просто не имеем возможности.;
Что по телефону вообще можно не только; решать какие-то деловые вопросы, но и; дружить, можно ссориться, мириться, влюбляться.
Он и вообще-то приехал к нам из другого мира, да и в Москве будет жить в условиях иных, чем мы: иностранное подданство и деньги обеспечат ему и медицинский уход, и бытовой комфорт. Вот почему я не слишком удивилась тому, что он не мог понять, чем для нас, инвалидов, живущих в - России, является телефон — великое изобретение человечества.
Гораздо страшнее, когда этого не понимают госчиновники. В конце 70-х по Москве прошел слух, да и в газетах стали писать о том, что скоро будет введена повременная оплата за пользование телефоном. Боже мой, какой ужас охватил нас при этом известии! Ведь по самым скромным подсчетам получалось, что ежемесячная плата для нас окажется нереальной, если не сократить до крайнего минимума пользование домашним телефоном.
Мы обрушили тогда на главное почтовое ведомство буквально мешки коллективных и индивидуальных писем. С того времени у меня сохранилась целая папка стереотипных ответов: При введении повременной оплаты пользования телефоном будут предусмотрены льготы отдельным категориям граждан. В те годы на это нововведение не решились, а ныне просто периодически повышают плату за телефон. Но количество перешло-таки в качество, активность наша возымела действие: скидка для инвалидов, слава Богу, с тех пор предусматривается. Но тогда! Сама мысль о том, что придется дозировать телефонное общение пй, минутам, рассчитывать, сколько времени я могу тратить на деловые звонки в магазины, учреждения, аптеки, а сколько — на друзей, приводила в ужас. Ну где мы, люди парализованные, можем увидеться друг с другом? Да нигде! Когда в крымском санатории я встретилась с москвичами, у которых путевки по времени совпали с моей, то с двумя-тремя из них я уже несколько лет была знакома заочно и только телефонно, и мы шутили до этому по-. воду:
— Три года ты мне снилась, а встретились вчера!
В психологии есть такое понятие сенсорный голод. Его испытывают люди, в; силу различных обстоятельств ограниченные во внешних впечатлениях, в общении.
Конечно, инвалиды во все времена изыскивали возможность побывать у друзей, встретиться друг с другом. Были, к примеру, когда-то съезды миопатов — людей, ^ больных миопатией: пять-шесть человек собирались на квартире, где площадь и. родные позволяли, и за чашкой чаю устраивались литературные вечера, с лекциями, | чтением, дискуссиями. Но все же это были только единичные и редкие случаи, и хотя, говорят, для друга и семь верст не околица, в основном инвалидам-колясочникам, встречаться очень сложно, а часто и невозможно.
Изменилось ли что-нибудь в наши дни? Вроде бы да, в районных обществах инвалидов проводятся праздничные вечера, концерты и встречи. Что еще? В Большом театре отведено несколько мест для колясок;
присутствуют нынче инвалиды и на эстрадных концертах, и на богослужениях, и на спортивных соревнованиях. Летом для нас, москвичей, абонируются места на прогулочном теплоходе. Правда, остается одно но: как инвалидам-опорникам добираться до этих самых залов и театров, стадионов и портов, если в доме нет лифта, а такси из-за дороговизны стало практически недоступным?
Пока что единственным видом их живого общения является спорт. Российская Федерация спорта для инвалидов проводит легкоатлетические соревнования, турниры шахматистов. Наше телевидение уделяет все больше внимания инвалидному спорту, и уже анахронизмом звучат слова бывшего директора Петербургского телевидения, отказывавшегося допустить спортсменов-инвалидов на экран: Это неэстетичное зрелище.
Помню, в бытность свою в прибалтийском санатории я наблюдала подобные неэстетичные соревнования. Зрелище, надо сказать, не для слабонервных: по крутой лестнице со страшным грохотом, держась руками за перила и ежесекундно рискуя свалиться, спускались парни-колясочники. Молодая энергия кипела в них и требовала выхода, движения. И еще помню, я все удивлялась, почему в санатории не видно отечественных рычажек. Оказалось, что спортсмены-любители устраивали на таких колясках настоящие гонки по шоссе, ведущему к морю. И — загоняли их прямо в воду, финишируя, кто мог, плаванием. Естественно, в таких самостийных соревнованиях коляски разбивались вдрызг, администрации все это надоело, и рычажки были изъяты из санаторского автопарка. Там же, в Кемери, спинальник с сильными руками на спор поднялся по пожарной лестнице до самой крыши корпуса. А в крымском санатории на всех этажах и в вестибюлях проводились местные турниры по шахматам и шашкам, часами сидели ребята за столиками, особенно в зимние заезды.
Внимание, уделяемое сегодня прессой и телевидением набирающему силу инвалидному спорту, можно только приветствовать. Ведь гоночные марафоны, соревнования по легкой атлетике, специальные олимпиады для детей-инвалидов — это реабилитация тех, чей удел — костыли и коляска. Многие виды состязаний оказались доступными для опорников: плавание и фигурная езда на колясках, баскетбол и гонки по шоссе, настольный теннис и толкание ядра, метание копья и стрельба из лука. И все это помогает не только вырваться из плена неподвижности, но и найти почву для живого общения людей одной судьбы. Правда, в основном, конечно, людей молодых, потому что не всем это под силу, да и не у всех ведь есть склонность к занятию спортом. И потому основная масса опорников продолжает сидеть в четырех стенах, видя только родных.
Вот и получается, что, несмотря на происходящие перемены, основным средством общения, если говорить о столице и крупных городах, по-прежнему остается телефон. Это, как и телевизор, наше окно в мир, это тоже Великий невидимка. И какая пустота наступает, когда он ломается, — обрывается связь с внешним миром, и делаешь все возможное, чтобы скорее включился чудо-аппарат! Своих окончательных друзей я обрела именно по телефону. Проходя по телефонным тропам в поисках нужной мне информации, я находила интересных людей, потом — людей, как говорят, одной группы крови, которым можно рассказать то, чего порой не скажешь близким, ибо это сугубо инвалидные темы, да и мировосприятие у нас, людей больных, во многом свое. Телефонные разговоры — это не общение в материальном пространстве, это общение во времени и в душах.
Нельзя переоценить того опыта, который дает общение с людьми одинаковой с тобой судьбы. Ну где я, инвалид с детства, могла получить это самое общение? Да только в санатории. Был полон открытий мой первый выезд в Прибалтику. Но и крымский санаторий не только оправдал мои ожидания, а даже превзошел их по обилию впечатлений, переживаний, встреч. Палата, в которой довелось мне прожить полтора месяца, была удивительной: мы въезжали в нее как в дом родной и говорили обо всем откровенно, помогали друг другу чем могли. Никогда не забуду нашего ночного возвращения из кинозала соседнего санатория.
Мы мчались в кромешной темноте, не видя дорожек, под проливным дождем, промокшие до нитки, грязные, мы хохотали на весь ночной парк и добрались за минуту до закрытия, санатория. Я вообще никогда потом столько не смеялась, как в этот первый южный заезд, а наш врач говорил, что давно не видел такой веселой палаты.
И была незабываемая поездка на юг полуострова на машине, длившаяся целых восемь часов! Была переправа на пароме в Севастополь, и потрясающий вид на долину сверху, с вершины Сапун-горы. Был бесконечный серпантин автомобильной дороги на самую высокую точку Крыма — Ай-Пет-ри, и крутой спуск к Ялте, когда я тоже побывала за рулем — помогала шоферу - спинальнику держать ручной тормоз. И была трогательная встреча с палатными девчонками, которые докатили меня, досмерти уставшую, до палаты, где ждали заботливо укрытые тарелки с едой и горячий чай с вареньем — единственное, что мне нужно было в то время. Все было впервые, и все было здорово, несмотря на неурядицы, простуды, усталость.
Но я уже понимала, что дважды такое не повторяется: букет роз от нового знакомого, доставленный прямо в палату; прогулка по покатым улицам-пандусам Севастополя; вид на Ялту с высоты птичьего полета; яркое, сверкающее на солнце море; поездка в Евпаторию и лицезрение воспетого революционным поэтом евпаторийского пляжа; посещение базара и вечерней танцплощадки в парке; необычное скопление звезд на темном южном небе, когда я целый час просидела с задранной вверх головой, не понимая, что это за Плеяды, что за Млечный путь такой завис надо мной. Были и традиционные проводы, отвальная, когда на плотно застеленную чистой простыней кровать поставили вареную в чайнике рыночную картошку, овощи, - фрукты, легкое вино. Так и запечатлелась в моем фотоальбоме наша палата: на фоне молодых зеленых сосенок все улыбаются, глядя в камеру, чуть грустно, будто сознавая, что вряд ли мы еще когда встретимся и вряд ли будет еще такая палата...
Часто думаю: если бы я стала выездной, как многие инвалиды, с юности, какая бы это была радость — ведь в юности иное восприятие жизни, более острое и непосредственное. Да и опыт жизни, который дает пребывание в санатории, во многом избавил бы меня от неизбежной закомплексованности, а возможно, подвигнул бы на более активные поиски товарищей по несчастью.
Какой же это опыт? Ну, прежде всего знакомство с различными судьбами, порой куда более суровыми, чем твоя собственная. Ведь каждому из нас, сидящему безвыходно дома и нигде не бывающему, представляется, что он — один такой разнесчастный, что только с ним судьба сыграла такую злую шутку. Конечно, теоретически представляешь себе, что в мире есть подобные тебе, парализованные больные, но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, и если услышать, то от человека, который все испытал на собственной шкурен
Есть такая индийская притча. Один бедный человек шел по дороге, прося милостыню; ему ничего не давали ни в первый, ни во второй день, и лишь на третий день подали несколько морковок. Он шел, грыз эти морковки, бросал на дорогу хвостики от них и приговаривал: О-о, я несчастный! Потом оглянулся и увидел, что вслед за ним идет человек, подбирает и ест брошенные хвостики. О, я должен радоваться, тому человеку еще хуже! — воскликнул нищий. Это мудрая притча: ведь всегда невольно подтягиваешься внутренне, если видишь, что кому-то рядом еще хуже. Я вспоминаю прелестную молодую девушку из Волгограда, шейницу. Она была альпинисткой, получила травму позвоночника в горах, в санатории ходила с большим трудом, подволакивая ноги, на костылях. Так вот, она рассказала мне о душевном подъеме, который однажды ей довелось пережить. Привезли лежачую больную, старушку, и вот как-то раз, когда в палате никого не было, кроме нее и девушки, бабулька вдруг попросила: Олечка, намочи мне, пожалуйста, полотенце!
— И я, как бабочка, вспорхнула и полетела на костылях к умывальнику, счастливая, что и я кому-то могу помочь! — смеясь, сказала мне Оля.
У каждого из нас своя, особенная жизнь,'и никогда не помешает узнать, кто и как устраивает эту жизнь — в семье ли, среди чужих людей или в одиночестве. По-разному оцениваешь каждую отдельную ситуацию, и людей, и отношения между ними, сопоставляя собственные связи с окружающими. Слушая бесчисленные исповеди, воспоминания, без которых жизнь в одной палате не обходится, особенно в тихий час или на ночь глядя, мотаешь на ус рассказанное, примеряешь на себя ситуацию или конфликт: а как бы я? а как лучше для меня? а почему я так не могу? Живя полтора месяца в палате на четверых, учишься и себя видеть как бы со стороны, решаешь, как поступить в том или ином случае, какую линию поведения выбрать, как выйти из щекотливого положения. Общежитие проверяет тебя на психологическую совместимость, и не всегда эту проверку выдерживаешь, но и отрицательный опыт — он тоже опыт, он полезен: в другой раз будешь знать, как себя вести, пусть не здесь, просто — в жизни.
Живое общение не ограничивалось палатным опытом, оно продолжалось и на улицах, и в парке, и в 'концертном зале, где нам показывали художественные фильмы. Для меня это тоже было внове — совместное переживание происходящего на экране: затаенное дыхание в драматических местах и дружный хохот в комических. Как отличалось это от одинокого домашнего сидения перед телевизором! Приезды гастрольных эстрадных групп дали возможность побывать на концерте, живьем увидеть современных певцов, услышать живое звучание музыкальных инструментов.
Ну и наконец, как правило, следует письменное продолжение знакомств, появившихся в санатории. Некоторые инвалиды приобретают друзей на долгие годы, особенно если есть возможность встретиться здесь еще раз. Но, по себе судя, скажу, что, к сожалению, санаторская атмосфера скоро выдыхается и, если людей не связывают особые личные отношения, переписка рано или поздно кончается. Из дальних странствий воротясь, - инвалид вновь погружается в свой микромир, с каждодневными заботами, проблемами, каждый продолжает собственную жизнь, которая поглощает целиком, уводя своим путем-дорогой.
Общение инвалидов с людьми в домашних условиях — тема особая. Ох, как много зависит в зависимой нашей жизни от людей, приходящих в дом! Кто он, новый человек, кем станет для тебя? Я уже рассказывала о том, как случай привел в мой дом незрячего парня, как на основе общего дела завязалась наша дружба и взаимопомощь на долгие годы. Его величество Случай... А почему бы, думаю я теперь, не пойти случаю навстречу? Ведь несмотря на все превратности судьбы, человек и сам для себя может сделать много хорошего, это ведь только в обывательском представлении инвалид беспомощен и ни на что не способен изначально. И не только для себя сделать — хотя по теории здорового эгоизма все, что человек делает в своей жизни, он делает для себя. Стоит только попробовать преодолеть собственную инерцию, помня давнюю истину: под лежачий камень вода не течет.
Известно, как много молодых людей, юношей и девушек, передвигающихся на инвалидной коляске или лежачих, не имеют друзей-сверстников.
У инвалидов по зрению — свои проблемы и свои жизненные сложности. Многие из них работают на специальных учебно-производственных предприятиях, однако виды этих работ, как и у нас, опорников, разнообразием не отличаются. Вот почему незрячая молодежь так стремится получить образование, и, несмотря на большие трудности, многие становятся юристами, математиками-программистами, историками. Есть среди них и музыканты, и массажисты. Но путь к заветной цели, как говорится, не усыпан розами, учиться слепому человеку в обычном институте или техникуме очень непросто.
Так почему бы не попробовать инвалиду-опорнику войти в жизнь и судьбу инвалида по зрению — и тем самым изменить собственную жизнь, заполнив ее интересным и полезным делом? Не исключено, что придется превозмочь сопротивление близких:
непросто это. — впустить в дом свой еще одно несчастье, еще одного инвалида.
Все будет: и привыкание к иному виду неполноценности, и преодоление своеобразного психологического порога, и изменение установившегося режима, и вхождение в другой характер, в отличные от твоих интересы, привычки, вкусы.
Однако за все это будет и великая награда — радость постоянного живого общения и удивительное сознание собственной силы: ты можешь дать другому человеку то, чего он лишен! У тебя появятся и новые друзья — молодые люди, жадно стремящиеся к знаниям, внимающие тебе, благодарные за любую новую информацию. И некогда уже будет скучать и грустить, напротив — будет не хватать времени на все.
Как выйти инвалиду-опорнику на инвалида по зрению? Через газету, через знакомых, через местное отделение Общества инвалидов или Общества слепых. Позвоните и предложите свои услуги, объяснив ситуацию.
Во всяком случае, на мой взгляд, это один из вариантов сделать свою жизнь максимально полноценной. Как сказала одна журналистка: Если трудно сегодня ответить на вопрос зачем жить? можно попытаться решить проблему с другого конца — повысить качество своего существования. Предполагаемый союз с другим человеком дает шанс проверить себя, выявить свои скрытые способности, и в конечном итоге — помогает стать личностью. И кто знает, что ждет тебя там, за поворотом — нужная, интересная работа, обретение новых знакомых или друга на всю жизнь? Но как бы ни сложились обстоятельства, в любом случае останется сознание, что ты сумел в жизни своей сделать большое настоящее Дело. Так, может быть, ради этого стоит попытаться преодолеть инерцию и начать движение?
А. Сент-Экзюпери говорил: Единственная роскошь на свете — это роскошь человеческого общения. И нет в мире ничего страшнее одиночества среди людей, ощущения своей ненужности, неприкаянности в этом мире. Это тяжкое чувство знакомо каждому инвалиду.
И проблема-то снова упирается в отношение общества к нам, неходячим. Надо, чтобы общество признало наше существование и элементарно учитывало его. А именно: инвалид должен иметь возможность выбираться из своего дома. И тогда не суть важно будет, есть ли центры, ассоциации... Если будут в жилых домах пандусы, если будет решена транспортная проблема, начиная с подъемников в троллейбусах и кончая льготами на проезд в такси, если городская архитектура приобретет хотя бы частично безбарьерный характер, то наш брат сам уже выберет, куда ему сегодня податься: в магазин, в кино, на стадион или на зеленые лужайки ближайшего лесопарка. Он сам решит проблему своего досуга, а следовательно — проблему общения. Но, кажется, я начинаю повторяться...