Библиотека

Отец - любимый и неизвестный

Ранним сентябрьским утром 1944 года появилась я на свет. Цюриху было суждено стать моим родным городом. Видимо, я очень спешила в этот мир - мое рождение было стремительным. Я не могла дождаться окончания положенного срока и родилась семимесячной. Как рассказывала мама, у меня был совершенно голубой носик, а тельце было покрыто маленькими черными волосиками, совсем как у обезьянки. Но как бы то ни было, в дом пришло радостное событие: в хозяйстве двух женщин - моей мамы и бабушки - появилось новое существо.

В госпитале, где мы с мамой пребывали какое-то время, меня подвергли взвешиванию, измерению и полному обследованию. Как выяснилось, имя для меня не было заготовлено и его выбрали в спешке. Собственно, меня назвали так: Нина Цецилия Малер. Это второе имя мне очень нравилось, очень жаль, что в горячке борьбы за жизнь оно незаметно отпало.

Как недоношенный ребенок я оставалась в госпитале еще какоето время. Маме по нескольку раз в день приходилось сцеживать и приносить для меня грудное молоко.

Моя жизнь, начавшаяся далеко не гладко, всегда была наполнена проблемами. И самой первой проблемой было мое питание. "Мы никогда не знали, чего ты действительно хочешь, - вспоминала мама, - твои желания менялись ежедневно". В моей детской памяти запечатлелись некоторые проделки, которыми была насыщена моя жизнь. Однажды бабушка тщетно уговаривала меня съесть мое любимое блюдо из шпината. Я сидела у нее на коленях и разглядывала кухню, в раздумье, что бы такое сделать с этим шпинатом. И не придумала ничего лучше чем, позволив наполнить себе рот, с громким криком выплюнуть его содержимое. Все было заляпано: стены, бабушка, я сама. Вечером бабушка нажаловалась маме и мне показалось, что она не сразу смогла скрыть умильную улыбку.

Помнится мне еще один случай, когда я, найдя во встроенном в стену холодном шкафу пакетик с салями, забралась вместе с ним в большую кукольную коляску, где стала поглощать его содержимое. Вероятно, от обжорства я заснула. С раздутым животом, с пустым пакетиком в руках, глубоко спящей нашли меня в коляске.

Надо сказать, что мне всегда было интересно, кто к нам пришел. Особенно возбуждали мое любопытство мужчины. Это естественно, ведь в нашей семье их не было. И, возможно, я в каждом из них видела образ своего отца, незнакомого и далекого, но постоянно присутствовавшего в моем сознании. Расскажу хотя бы об одном таком случае.

Однажды пришел электрик, чтобы что-то отремонтировать. Меня очень заинтересовали инструменты, которые он принес с собой. Пока он работал, я не отходила от него ни на шаг. Я заглядывала ему в глаза и просила, чтобы он дал мне поиграть своими инструментами. Но он не обращал на меня никакого внимания. Закончив работу, он взял молоток, клещи, отвертку и демонстративно, подразнив меня ими, уложил в чемоданчик. Обиженная, вся в слезах, убежала я, чтобы спрятаться в своей комнате и выплакать досаду и боль.

Такие случаи, когда тяга к образу отца, воплощавшегося в каком-нибудь конкретном мужчине, оборачивалась обидой и болью, происходили довольно часто. Собственно, безотчетной тоской по отцу было омрачено все мое детство.

Когда я захотела узнать, почему мой папа не с нами, бабушка и мама объяснили мне, что он отсутствует потому, что находится в армии, на войне. И я с гордостью объясняла это всем, кто спрашивал меня об отце. До поры до времени все сходило, пока однажды не грянул гром. Моя подруга высмеяла меня, сказав, что война давно кончилась и все эти сказки про отца - сплошная ложь. Так одним ударом она разрушила героический образ отца, который я носила в своем сердце.

Мне было стыдно, горько, обидно. Так желание мамы и бабушки пощадить меня, оградить от действительности обернулось совсем иначе - мне казалось, что мои самые близкие люди не восприняли меня всерьез и жестоко обманули.

Забегая вперед, скажу, что после долгих розысков я получила адрес и телефон моего отца и однажды позвонила ему из госпиталя, где лежала уже восемь лет. С громко бьющимся сердцем слушала я длинные гудки в трубке и пыталась представить, как он будет реагировать.

- Кислинг слушает, - раздался уже знакомый мне, любимый голос.

- Привет, папа, это Нина, твоя дочь. Как твои дела? Я бы хотела, чтобы ты пришел ко мне в госпиталь...

Щелчок - и связь оборвалась. Без единого слова в ответ отец положил трубку. Хотя я могла его понять, тем не менее, мне было очень обидно, я чувствовала себя отвергнутой и нежеланной. Горячие слезы текли по моим бледным щекам. Ощутив их соленый вкус, я подумала, что и мысли мои такие же - это соль земли, это - жизнь...

Посреди моих размышлений зазвонил телефон. Это был отец. Ощущение чуда, счастья окутало меня от корней волос до кончиков ног. Как я поняла, отец был слегка выпивши и стал меня заверять в своей любви. Он начал объяснять, что всегда хотел жениться на маме, но она его отвергала, она была такой гордой. "Я хочу тебя увидеть, я тебя удочерю..." Хотя мне было ясно, что все это далеко от реальности, его слова звучали как музыка, душа замирала от счастья. Мне не надо было от него ничего, просто я хотела иметь отца, знать, что он у меня есть.

Однажды он даже посетил меня в госпитале, говорил со мной. Уходя, заверил, что придет снова и принесет что-нибудь вкусное. Увы, та встреча была первой и последней, больше я о нем не слышала. Он не появлялся, а я не хотела вымаливать у него милости. Несколько лет спустя я узнала от его жены, что он уже год как умер. Я приняла это известие на удивление спокойно и только спустя некоторое время почувствовала и печаль, и ярость одновременно. Почему мне не сообщили о его смерти? Я бы охотно увидела его еще раз и, конечно, приняла бы участие в погребении. А теперь я даже не знаю, где его могила. А ведь я была его единственным ребенком, а он - моим единственным, родным отцом. Как же так случилось, что мы прожили жизнь врозь?

Его жена пообещала прийти ко мне и рассказать о его последних днях, сказала, что он много говорил обо мне. Но я напрасно радовалась - эта женщина никогда не появилась у меня. Может, это к лучшему. Как знать, не разрушила ли бы она романтический образ отца, который я хранила в своей душе? Ибо, вопреки всему, я его любила...

Мне кажется, тут замешан рок - бабушка тоже была матерью-одиночкой. Хотя поначалу ее судьба складывалась благополучно - в юном возрасте она вышла замуж за швейцарского фабриканта. Но тут грянула Октябрьская Революция. Бабушка с мужем выехала в Испанию, где и родилась моя мама. Вскоре семья переехала в Швейцарию, а через некоторое время бабушка с ребенком на руках, в чужой стране осталась одна, ее муж развелся с нею. Она чувствовала себя одинокой и потерянной, но сказалась русская закалка - она выстояла.

Было, конечно, неимоверно трудно. Хотя бабушка была учительницей, в гимназии ей как иностранке, к тому же матери-одиночке, работу не давали. Она вынуждена была браться за все, что только попадется. Чтобы иметь время для работы, ей пришлось поместить дочку в детский дом "Солнечное сияние", которым руководил Сестринский орден. Хотя детей окружали любовью, здесь царила атмосфера строгости и глубокой религиозности. Воспитанникам с детства внушалась мысль, что все земное есть грех. Наверное, не было ни одного дня, когда бедные дети не чувствовали себя грешниками.

Бабушка много работала, а когда мама выросла, ей тоже пришлось трудиться в поте лица. Пуританское воспитание, возможно, помешало ей завести настоящую семью. К тому же, бабушке хотелось для своей дочери чего-то необыкновенного, ни один кандидат в зятья не казался ей подходящим. А с другой стороны, она боялась, что мама заведет свою семью и покинет ее. Хотя, конечно, трудно сказать, почему все произошло именно так, что моя мама повторила бабушкину судьбу матери-одиночки.

Во всяком случае, я радовалась, что у меня были мама и бабушка. С бабушкой я даже была ближе, ведь она меня выхаживала пока мама занималась работой. Она любила и всегда защищала меня. Мне кажется, она пыталась вложить во внучку все хорошее, что, как ей казалось, она не смогла воспитать в своей дочери. Бабушка была для меня всем, я очень любила ее. Только вот сумела ли я выразить всю меру своей любви к ней, ведь я часто злилась на нее, была груба, дерзила. Обижалась на нее, когда сверстники дразнили меня за мое русское происхождение. Начав ходить в школу, я даже отказалась говорить по-русски, хотя этот язык был мне родным с детства.