aupam.ru

Информация по реабилитации инвалида - колясочника, спинальника и др.

Библиотека

Глава 6. Преодоление

Преодоление

Почти все герои этой главы – наши земляки.

Люди, для которых их недуги и физические недостатки – не препятствие на пути к достижению цели.

Однако открыть данную главу мы хотели историей Эрика Вейенмайера – незрячего альпиниста и одного из самых известных публичных лекторов, автора книги «Преодолевая невозможное», ставшего легендой.

Недавно он приезжал в Казань и рассказал, кто такие, по его определению, «алхимики» и «тихие лидеры, меняющие мир».

Поэтому его рассказ, так же как и остальные, – от первого лица.

Покоряйте свои вершины

Эрик Вейенмайер, альпинист

– Я начал слепнуть в школьном возрасте в результате какой-то очень редкой болезни глаз. Я ненавидел свою слепоту. Каждый день я просыпался с единственной мыслью – как мне пережить этот день? Это было как ураган, который бушует со всех сторон и кажется таким мощным, что непременно раздавит меня.

Я помню, как меня переводили из класса в класс. Я помню, как сидел в школьной столовой совершенно один и в темноте, в то время как мои сверстники шутили, подкалывали друг друга, и как сильно мне хотелось в этом участвовать. Я целиком зациклился на своем прошлом и думал только о том, что мне никогда не удастся сделать.

Больше всего пугала не тьма вокруг – самый большой ужас внушала мысль, что я останусь на задворках жизни.

Некоторое время один мой глаз еще сохранял возможность различать смутные очертания и свет. В этот период я пододвигался здоровым глазом к телевизору. И однажды я увидел передачу о человеке по имени Терри Фокс – канадце, потерявшем после рака ногу, но еще в больнице, сразу после ампутации, решившем, что после выписки он совершит пробежку через всю Канаду.

Много позже я понял, что инвалидность стала для него раздражителем, заставившим Терри атаковать. И он побежал. Это вымотало его, нанесло большой вред его культе, однако лицо его светилось. Его негодование оказалось сильнее проблем. И чем сильнее эта злость, тем ярче внутренний свет.

Через пару месяцев я получил письмо, написанное азбукой Брайля, с приглашением в секцию альпинизма, организованную специально для слепых детей. Будучи зрячим, я никогда не хотел заниматься альпинизмом. Да и когда получил письмо, подумал: «Какому сумасшедшему могла прийти в голову эта ужасная идея?». Тем не менее я записался в эту секцию. Я захотел снести стену, которую сам строил вокруг себя. Я понял, что могу пользоваться руками и ногами. Я много раз падал с тренировочной стены – до тех пор, пока мои пальцы не стали сильными настолько, что могли вслепую зацепиться за трещину, выемку или небольшой уступ. Когда после долгих тренировок я дошел до своей первой вершины, а было это 25 лет назад, я чувствовал не просто волнение – это была почти боль. Это было моим перерождением.

В 1995-м я покорил свой первый шеститысячник – гору Мак-Кинли в Северной Америке. Когда мы стояли на вершине, моя жена, отец и брат летали вокруг на вертолете. В своих красных комбинезонах все мы выглядели одинаково, так что различить меня среди друзей по команде они не могли. Тогда я спросил своего друга и партнера по связке Джефа: «Как ты думаешь, моя жена видит меня?» «Конечно, – ответил Джеф, – ты же единственный, кто машет лыжными палками не в том направлении». Хорошо, когда есть такие друзья, правда?

Кстати, после Мак-Кинли я поставил перед собой цель – выполнить программу «Семь вершин мира», которую на тот момент смогли осилить не больше сотни совершенно здоровых альпинистов.

Занимаясь альпинизмом, я понял, что всех людей можно разделить на три категории: трусов, туристов и альпинистов. Про трусов ничего говорить не буду – с ними и так все ясно. Что касается «туристов» – к ним относится большинство. Достигая промежуточных личных «вершин», они останавливаются, говорят, что дальше двигаться у них нет сил. Либо они сталкиваются с катастрофическими переменами в своей жизни, либо считают, что для дальнейшего движения слишком много препятствий, и они не готовы к преодолению.

Они стагнируют и в результате теряют свой потенциал.

Альпинисты же – очень редкая порода людей. Они не сходят с пути личной эволюции и личного роста до самой смерти. Как мой друг Кайл, родившийся без рук и ног, совершивший восхождение на один из четырехтысячников, обмотав свои культи целлофаном, полотенцами и скотчем. Позже он обзавелся дорогими протезами и в прошлом году стал первым человеком без конечностей, покорившим Килиманджаро. Хотя ему вроде надо было бы превратиться в типичного «туриста».

Есть еще одна, совершенно замечательная, совершенно особенная категория людей, которых я называю «алхимиками». Свои недостатки они используют в качестве средства, чтобы изменить мир. Как другой мой друг, Марк. Когда ему было 20 лет, он спускался с вершины в системе Сьерра-Невада в Калифорнии, упал и сломал позвоночник. У него парализовало нижнюю часть тела, но еще в госпитале он решил для себя, что продолжит заниматься альпинизмом. Для этого Марк разработал абсолютно новую систему для подъема: партнер по связке вбивает крюк, на него накидывается трос, к которому крепится турник. На этом турнике Марк и подтягивался.

Каждое подтягивание – всего 15 сантиметров вверх. Однако он поднялся на этой системе на абсолютно гладкую, совершенно отвесную монолитную тысячеметровую скалу. Он сделал 7 тысяч подтягиваний.

Еще один мой друг, альпинист Хью Герр – тоже «алхимик». Еще в подростковом возрасте после восхождения на трехсотметровый ледник в Юте, он потерялся на вершине – началась гроза и видимость упала до нулевой. Он пролежал на вершине три дня, отмороженные ноги пришлось ампутировать. И это сподвигло его, чтобы получить степень доктора, стать первоклассным инженером и сконструировать из композитных материалов совершенно замечательные протезы и резиновые ступни. Это сделало его еще лучшим альпинистом, чем он был прежде. В Колорадо он покорил вершину, которая раньше, когда у него были свои ноги, ему не давалась. Он рассказывал мне, что в полуметре над тем местом, куда мог дотянуться здоровый человек, была расщелина: «Я просто нарастил свои протезы и дотянулся»

Таким образом и Марк, и Хью, являясь «алхимиками», превратили свинец, который свалила на них жизнь, в чистое золото. «Алхимики» не борются с невзгодами, не пытаются избежать проблем. Они даже не пытаются – в традиционном понимании – их преодолеть. «Алхимики» занимаются другим: они пре- вращают свои невзгоды и превратности судьбы в энергию и используют ее для того, чтобы оказаться в тех местах, в каких при других обстоятельствах они никогда бы не оказались. «Алхимиков» можно лишить всех ресурсов, выстроить вокруг них каменную стену, но они всегда найдут способ одержать победу.

Ибо их испытания – это их путь к величию.

Только не надо думать, что я и мои друзья преодолеваем свои вершины с легкостью: каждый раз когда я карабкаюсь вверх, я думаю: «Что я тут делаю?». Но каждый раз двигаться вперед заставляет мое видение.

Видение – это не цель. Целей может быть много, они могут быть никак не связаны между собой, и стремясь к достижению каждой из них, можно оказаться там, куда ты вообще не стремился. Видение – это нечто большее.

Видение – это модель вашей жизни, ваша среда. Видение – это способ поддерживать в себе дисциплину и концентрацию.

Ваше видение может вдохновить других людей на покорение вершин.

Когда в 2005 году я решил покорить Эверест, нашлась масса критиков, которые отговаривали меня, ссылаясь на риск, которому я буду подвергать не только себя, но и членов своей команды. Собирайте же вокруг себя людей, разделяющих ваше видение жизни: противники всегда найдутся сами.

Вся моя команда, с которой я шел на Эверест, жила одним видением.

Я расскажу про Джеффа Эванса, моего партнера по связке. После 8 тысяч метров, которые мы преодолели по самому сложному, южному склону, Джеф сказал мне, что дальше идти не может – все силы мой друг отдал на то, чтобы освободить из-под снежной корки крюк со страховочными тросами.

Он говорил: «Эрик, наверное, это – моя вершина». До вершины оставалось совсем немного. И я дошел до нее.

Конечно, не один – до вершины добрались 19 из 21 человека. Очутившись на вершине, я подумал, что попал на небеса. Друзья сказали мне: «Посмотри вокруг себя, Эрик, – ты здесь больше никогда не окажешься». Я трогал снег, слушал, как хлопают на ветру наши флаги, я плакал. И в этот момент услышал за своей спиной голос Джеффа:

«Знаешь, Эрик, кончай уже – я не позволю тебе стоять здесь всю мою оставшуюся жизнь». Он был настолько вдохновлен тем, как уверенно я иду к вершине, что нашел в себе силы двигаться за мной!

Вершина у каждого своя. Отношения с женой могут быть вашей вершиной. Игры с вашими детьми могут быть вашей вершиной. Моя личная, самая большая вершина – это не Эверест, а мой усыновленный 5 лет назад в Непале мальчик. Только покоряя свои вершины, мы понимаем, насколько важна наша жизнь. Вершина – это ваш способ вложить свою душу, чтобы превратить вашу жизнь в то, что вам хочется.

Секрет, который знают все

Римма Хадиева, художник

«Божественная девочка» – так назвал Римму Хадиеву в социальной сети один из пользователей. Однажды на главной улице Казани – улице Баумана – он увидел хрупкую девушку за большим мольбертом. Обычная картинка для города – художник за работой. Необычным было лишь одно: девушка, рисовавшая радостные картины, держала кисть в искривленных пальцах, сидя на шатком стуле и с трудом удерживая равновесие.

Когда я родилась, – это было 31 год назад, – мне поставили тяжелый диагноз – ДЦП – и сразу присвоили 1 группу инвалидности.

Наверное, по замыслу природы, я должна была просто отбыть свои дни на земле, сидя дома у телевизора и в Интернете. Но я постоянно думала о том, что раз я пришла в этот мир, значит, я для чего-то здесь нужна. Эта мысль не давала мне покоя с того момента, как я стала осознавать себя, хотя я долго жила одними раздумьями и по инерции.

Потом мне это надоело, и я захотела движения вперед.

В 10 лет, учась в реабилитационном центре для детей и подростков с ограниченными возможностями «Солнечный», я начала рисовать. Можно сказать, что вот так, случайно я нашла себя в этой жизни. Сначала рисовала просто на уроках. Однажды моя учительница Татьяна Ивановна Закирова решила, что у меня все получается чуть лучше, чем у других, и стала со мной заниматься дополнительно. Рисовать приходилось лежа на полу. Мне вообще трудно было сидеть на стуле, да еще при этом выводить нужные линии на мольберте – у меня всего одна рабочая рука. Но рисование в тот момент стало главным в моей жизни, и после школы я уехала в Москву – учиться живописи профессионально. В Государственный специализированный институт искусств, где обучают инвалидов по трем творческим направлениям – театр, музыка, живопись, поступить удалось с первого раза. Меня часто спрашивают, не страшно ли было при моем диагнозе ехать одной в неизвестность и так далеко от дома? Не страшно. Я упрямая и не люблю сидеть дома. И еще я жадная до жизни. Она ведь одна, надо все успеть, все посмотреть, все попробовать. Надо торопиться.

Конечно, я могу сидеть и жалеть себя, причитать о своей «несчастной доле», как делают многие инвалиды. Они считают, что им все должны, ждут чудес со стороны и обижаются, что эти чудеса так и не происходят. Я живу по-другому – не воспринимаю свою жизнь как не- счастливую участь. Я просто отличаюсь физически от других, но похожа на них желанием жить, а не существовать.

Конечно, в институте мне было нелегко чисто физически. Даже в том плане, что я оказалась единственной среди своих однокурсников с такой тяжелой формой заболевания. Трудно было самостоятельно готовить еду, трудно было учиться – рисовала-то я все так же, лежа. Но ведь мир не без добрых людей, я всегда это знала. Мои сокурсники очень заботились обо мне, преподаватели соорудили мне подиум для рисования. И я смогла стать одной из лучших на курсе. А еще я научилась работать как все художники – стоя или сидя, а не лежа на полу.

Вообще, в мою жизнь приходит много замечательных событий. Думаю, потому, что я в своем мироощущении открыла им дверь.

Во время учебы я вышла замуж и родила чудесную доченьку. Тогда же познакомилась с режиссером Сергеем Лобаном, автором нашумевшего фильма «Шапито шоу». По его заказу я рисовала портреты всех актеров, занятых в фильме.

И этим вызвала большое негодование своих учителей: у художников рисование портретов с фотографии считается делом непочетным и недопустимым. Но им пришлось смириться, потому что таким образом я не только расширила круг общения, но и смогла подзаработать на жизнь.

А с Сергеем Лобаном мы до сих пор дружим, общаясь почти каждый день.

Обо мне самой сняли фильм. Он называется «Крутая Римма». После того, как он вышел на экран, я, как говорится, проснулась знаменитой. Живя в то время в Москве, чувствовала себя настоящей звездой: каждый день ко мне на улице подходили люди, называя меня не иначе как «крутой Риммой», и просили автограф.

Фильм взял приз на нескольких кинофестивалях и сделал меня узнаваемым художником. Теперь я добиваюсь, чтобы меня признали в профессиональной среде.

У меня проблемы абсолютно такие же, как у большинства творческих людей в нашей стране - ни больше, ни меньше. Я с трудом нахожу нужные мне краски, потому что те, что продаются в казанских магазинах, не подходят по качеству и цветовой гамме. В холодную погоду я не могу работать на улице, и мои картины видит значительно меньше людей, а значит, меньше их покупают. Я не могу выставляться так часто, как мне бы хотелось, – выставки вообще редкое удовольствие для художников Казани. Мои работы владельцы галерей не хотят брать на выставки-продажи, говоря, что их невозможно продать из-за высокой цены. А я вышла на улицу и доказала обратное: люди охотно покупают мои картины, они не только видят их в готовом виде, но и наблюдают за процессом их создания. И главная проблема – трудоустройство. Словом, все, как у всех.

Мне, как и большинству россиян, приходится активно шевелиться, чтобы оставаться на плаву. Для нашего времени это нормально. Недавно я ездила по приглашению в Санкт-Петербург для проведения мастер-класса.

В этом городе есть чудесная студия «Да!», в которой дети-инвалиды создают мультфильмы по рисункам детишек с тяжелыми заболеваниями. И мне предложили открыть и возглавить филиал этой студии у нас в Казани. Сейчас ищу спонсора и думаю, что искать долго не придется – мир-то не без добрых людей! Мне очень нравится идея работы такой студии. Кто-то, как я в свое время, сможет найти себя, а кому-то творчество, имеющее практический результат, просто поможет разнообразить жизнь.

На самом деле, для того чтобы комфортно ощущать себя в этой жизни, не важно, кем быть – инвалидом или абсолютно здоровым физически человеком. Конечно, у здоровых изначально больше возможностей для интересной жизни. Но сколько из них мучаются теми же вопросами, что и люди с ограниченными возможностями: кто я, зачем я, где найти работу, семью, жилье, любовь? И многие из них не живут в душевном и физическом комфорте, а борются за выживание. Ну и чем, кроме внешних позиций, они отличаются от меня, например?

Выходит, что у нас одинаковые проблемы.

В жизни всегда есть якоря, которые дают ощущение полноценного счастья. Главное, их найти. Сейчас у меня два таких якоря – творчество и моя дочь Венера.

Ребенок появился в моей жизни очень вовремя – был период ощущения безысходности и никчемности. И вот судьба сделала мне такой подарок. Я уверена, что ребенок рождается для того, чтобы мы, взрослые, учились у него чему-то: может быть, искренности, отзывчивости, чистой любви? Ребенок своим поведением может подсказать выход из запутанной ситуации и показать тебе, какой ты на самом деле, заставить задуматься над необходимостью совершения какого-нибудь действия, которое не приносит желаемого результата, – а в ту ли сторону ты двигаешься? Ребенок – это мир настоящих чувств и эмоций, которым он обучает взрослого, успевшего забыть ценность таких естественных и необходимых вещей. И еще это самый близкий человек, потому что ты общаешься с ним, как с самим собой. Понимая свою дочь, я понимаю себя.

А творчество – это Я. Именно так, с большой буквы. Это самовыражение и самореализация, это решение многих проблем – не только внутренних, но и банальных бытовых. Это дело, которое позволяет наслаждаться каждым днем жизни.

Инвалидов, как абсолютно всех людей, мучает один вопрос – а нужен ли я на этой земле? Мы ведь все живем такими категориями, что непременно должны приносить какую-то пользу. Это верно, но понятие пользы очень расплывчато. Вот я считаю, что жизнь одна, и в ней нужно искать максимум приятных моментов. Надо постоянно пробовать новое дело, не бояться путешествий, другой обстановки и незнакомых людей – а вдруг среди них ты найдешь себя? Нельзя сидеть на месте, надо все время двигаться вперед, строить планы и бороться за их осуществление. Надо найти людей, которые захотят с тобой общаться.

Нас, инвалидов, часто не принимают, потому что мы здоровым людям бываем в тягость. Из-за этого большинство из нас замыкается в себе, твердя, как мантру: я такой никому не нужен. И даже если находятся люди, которые тянутся к инвалиду, он по привычке прячется в своей раковине. Так ему проще и удобнее. Но нельзя свои прошлые неудачи переносить в настоящую жизнь. А вдруг человек, встретившийся тебе в данный момент, окажется действительно твой?

У меня куча всяких идей, вернее, планов – от создания собственной студии до работы над оформлением витрин магазинов и кафе. И я знаю, что все смогу. Потому что по-настоящему этого хочу и верю в себя. Искреннее желание, основанное на искренней же вере, помогает покорять любые вершины. Этот секрет знают все!

Преодолевая – побеждай!

Владимир Гаранин, журналист, автор и исполнитель собственных песен

Как рассказывала моя мама, я родился исключительно спокойным ребенком: испью грудного молочка и лежу безгласно в кроватке, вроде бы о чем-то даже размышляю. Или – после манипуляций с материнской грудью – сплю богатырским сном.

Но вообще я рос активным ребенком. Жил я в то время в «знаменитой» деревне Самосырово Высокогорского района. В шесть лет облазил все окрестные леса, речки, озера. Однако после купания в августе в холодной запруде простудил позвоночник. Недуг постепенно «блокировал» мою подвижность. Сначала ноги стали «ватными». Доктора долго не могли найти причину заболевания. Помню, хочу бежать, но не могу.

Мама мне уже купила школьный костюмчик. Тем не менее, в первый класс в тот год я пойти не смог. Только через год начал обучаться на дому.

До сих пор помню, как отправился «в первый раз в первый класс». 1 сентября мама решила сделать для меня подарок: привезти в начальную школу, чтобы я на первых уроках посидел со своими одноклассниками за партой.

В то время инвалидной коляски у меня еще не было, мама у соседа заняла тележку, на которой он обычно возил дрова, посадила меня на нее, как на трон, и повезла вдоль центральной улицы до здания школы. А я сижу такой довольный, в новом костюмчике, который мне купили до болезни. Жители деревни смотрят, дивятся: неужели Татьяна решила его такого учить? Вот уже и пришкольный взгорок, много людей, которые привели на торжественную линейку своих первоклашек. Все они расступились, пропуская тележку, влекомую уверенно идущей женщиной. И тут я заметил, что по щекам мамы текут крупные слезы. Помню, я даже удивился – и почему это она так, ведь праздник же! Кстати, сомневающиеся жители родной деревни удивлялись результатам моей учебы. Учился я в основном на «отлично», школу окончил с серебряной медалью.

Впервые я задумался о том, что хорошо бы заняться сочинительством, когда моя родная тетя Катя сказала, изучив мою тетрадь с изложениями: «Красивый почерк. Вот бы тебе потом писарем работать, а!» Слово «писарь» для меня было все равно, что «писатель». И я задумал поступать в вуз, изучать филологию. В советские времена один из вступительных экзаменов был в обязательном порядке – иностранный язык. Но вот беда – мне как надомнику его не преподавали! Полный крах! В 1986 году моя мама работала в железнодорожной больнице Казани. Одному из пациентов, который оказался корреспондентом «Комсомольца Татарии», она рассказала о моей мечте: сын хочет поступать в университет, но без хорошего знания английского или какого-нибудь другого языка, который изучают в школе, вряд ли это получится. Так родилась заметка «Володя ждет вас», где комсомольцев-добровольцев призывали помочь талантливому инвалиду изучить иностранный язык. После выхода газетного материала ко мне пришло 64 письма, подавляющее большинство из которых – от девушек.

Десять представительниц прекрасного пола приезжали ко мне в гости. Мы с ними подружились.

Приезжали студенты, которые занимались со мной английским, но как раз в тот год, когда я поступал в университет, обязательный экзамен по иностранному языку отменили. Да и специальность я выбрал совсем иную.

Я здорово писал сочинения. И моя учительница по русскому языку и литературе Константиновской средней школы Высокогорского района Нина Гариповна оценила во мне этот дар и посоветовала поступать на отделение журналистики КГУ. Для этого нужно было написать заметки, зарисовки, ведь при поступлении был еще творческий конкурс. А я в то время уже стишки писал, накропал и несколько статеек, которые моя учительница собственноручно отвезла в редакцию районки «Путь Ильича». Там опубликовали несколько стихов, потом появились заметки и зарисовки. Даже помню свой первый гонорар – советский червонец, на него можно было купить 60 буханок ржаного хлеба! Почувствовал себя чуть ли не кормильцем семьи.

Через год благополучно поступил в Казанский госуниверситет, окончил его с «красным» дипломом. Ничуть не жалею, что оказался в журналистике, ведь это был мой осознанный выбор. За 20 с лишним лет я вжился в эту профессию, которая уже стала образом жизни.

Есть такая поговорка «журналиста ноги кормят». В моем случае – это просто анекдот. Тем не менее, я отнюдь не «свободный художник», а штатный корреспондент еженедельника «Моя газета. Татарстан», хожу на брифинги и всевозможные мероприятия, готовлю материалы, вычитываю полосы, иногда езжу в районы. В общем, работы в газете хватает, и она занимает большую часть моей жизни. Не так давно по договору в журнале «Автоклуб-Казань» стал вести еженедельную рубрику, в которой я «рисую» портрет публичного человека – писателя, артиста, политика – через байки-истории из жизни своих героев. И через эти рассказы раскрывается характер человека. Изредка пишу в московское издание «Надежда», где поднимаются социальные проблемы людей с ограниченными возможностями, по заказу готовлю материалы в «Республику Татарстан» и некоторые другие республиканские издания. Частенько не я «царапаю» статьи в прессу, а она пишет обо мне всякие этюды оптимизма и заметки о моих песенных достижениях.

Люди, которые знакомы со мной, нередко видят меня в обнимку с гитарой на каком-нибудь дне города, сабантуе или празднике двора.

По меркам музыкантов играть на инструменте, писать тексты и мелодии начал поздновато – где-то в девятом классе. За год набралось с десяток песен. И, естественно, мне захотелось их показать кому-то. И вот в Константиновской школе, откуда учителя ко мне приходили на дом и где я все-таки иногда бывал, проводили музыкальный осенний бал. И я вызвался там выступить. Встретили меня очень тепло, и это вдохновило меня на дальнейшее сочинительство. Потом 9 Мая я спел несколько песен ветеранам войны. Затем от школы участвовал в смотре «Революционный держите шаг!», где как исполнитель песен стал лауреатом.

И дальше пошло-поехало. К 20-ти годам у меня было уже около 100 песен собственного сочинения.

И я задумался о записи своего первого альбома, хотя реализовал свою мечту, только когда мне уже стукнуло 35 лет. Однажды в одном из санаториев был вечер автора и исполнителя – так написано в афише – романсов. Тогда я удивился, как один человек будет держать публику весь концерт в этом специфическом жанре? Оказалось, что он исполнил и свои, и классические, и современные романсы разных авторов. Меня это навело на мысль аранжировать свои песни и некоторые песни моих близких знакомых. Я люблю шансон и просто городской романс. Порывшись в своих «закромах», нашел несколько песен, подходящих под этот жанр: собственных пяток, приятелей – десять. Набралось на альбом, соавторами которого стали писатель Борис Вайнер и бард Антон Неймышев. Нашел спонсоров и выпустил диск под названием «Милая девочка». Почему шансон? А потому что это песня от души и для души, без особых изысков. И это наиболее демократичная форма исполнения.

Необязательно это должны быть блатные песни. Здесь можно без всяких условностей говорить на общечеловеческие темы – и о дружбе, и о любви, и о жизни.

Возьмем тех же Владимира Высоцкого или Александра Розенбаума.

У них тематика песен разнообразная, но особая доверительная манера исполнения дает право любителям шансона записать их в свой лагерь, поклонникам авторской песни назвать легендарных музыкантов «наши в доску», фанатам эстрады причислить их к своему славному племени.

Про свое песенное творчество скажу так: раньше музыка и стихи для меня были серьезным, но все-таки увлечением. Теперь они наравне с журналистикой стали делом жизни. Несколько песен взяли для трансляции казанские радиостанции. Меня стали узнавать слушатели, но чаще не по фамилии, а по песням. Сейчас часто выступаю с концертами, рекорд – 62 выступления за один месяц. В день могу давать до четырех сольных концертов.

В 2011 году выпустил второй диск под названием «Прозрачный вальс».

Здесь я уже полностью выступаю как автор-исполнитель.

Как автор-исполнитель участвовал во многих городских, республиканских, всероссийских конкурсах и фестивалях, где становился победителем.

В 2006-м году за достижения в области культуры удостоен первого места в номинации «Исполнительские виды искусств» Международной премии «Филантроп».

Как вы думаете, кто мои песни выдвинул на соискание премии? Это произошло с легкой руки белорусского композитора Игоря Лученка. В свое время я побывал в Минске на международном фестивале инвалидов «ТЕМП» (расшифровывается как «Творческое единение молодого поколения»), председателем жюри которого был автор «Венского вальса». Он объявил всем участникам: кто окажется финалистом, сможет подать заявку на Международную премию «Филантроп». Я как победитель «ТЕМПа» прошел на гала-концерт. Потом заполнил анкету и, приложив к ней свой первый диск, отправил в оргкомитет премии, в которую входил и Лученок.

Признаться, ни на что не надеялся. Через полгода от Народного артиста СССР Юрия Соломина, который в то время был председателем попечительского совета «Филантропа», пришла телеграмма, что я стал обладателем первой премии. Кстати, премия эта существует с 1997 года. Председателем жюри этого творческого конкурса почти десять лет был поэт Сергей Михалков, сейчас – певец Иосиф Кобзон. Мне, как и всем победителям, вручили золоченую статуэтку в виде птицы творчества и денежную часть премии, наградили поездкой в Китай в составе группы российских артистов, где на одной сценической площадке удалось выступить с Натальей Варлей, Владимиром Талашко, группой «Сябры». Там же познакомился с актерами Борисом Щербаковым, Дмитрием Харатьяном, Маргаритой Тереховой, композитором Марком Минковым, другими известными людьми, которых раньше видел только по телевизору.

Китай – самая дальняя точка, где мне удалось побывать в своей жизни. Вообще, очень люблю путешествовать – это же источник новых впечатлений и незабываемых эмоций. Ради этого несколько раз участвовал в велопробегах на специальной скоростной коляске по городам и районам республики, по «Золотому Кольцу» России, вошел в команду четырехдневного велопробега спортсменов-инвалидов «Булгар – Казань», посвященного тысячелетию столицы Татарстана.

Особенно запомнился пробег по «золотым» городам России, а через год – экскурсионный вояж почти по тому же маршруту. Их организовал председатель Пензенской общественной организации инвалидов Сергей Лузгин.

Он сам турист. Когда получил травму в автомобильной аварии, не сдался, а решил организовать несколько путешествий. У него была цель вывести людей из четырех стен, показать исторические места страны. Тогда мы преодолевали по 40-80 километров в день – именно такое «удобное» расстояние между Угличем, Ростовом Великим, Ярославлем, Новгородом, Переславлем-Залесским, Сергиевом Посадом, Гусь-Хрустальным, Суздалем, Владимиром, Муромом. Рассказывать об этих городах – впечатлений хватит на целую книгу. Но вот лишь один эпизод. Выехали мы с палаточной стоянки под Ростовом. Кручу ручные педали отдохнувший, бодрый, и вдруг на меня напал «десант» оводов: молниеносная атака. Дюжины две разом вьются над моей живописной фигурой, восседающей на веломобиле. Ощутив неприятные «укольчики», пошел на кровопийц врукопашную. С десяток пали смертью храбрых от моих шлепков. Бился минут 15, они не отставали. А потом их как ветром сдуло. В тот день я испытал сильный стресс, сдобренный к вечеру физической усталостью.

Особенно на ручном велосипеде тяжело преодолевать дорогу в гору. Порой доходило до изнеможения. Сложной оказалась трасса между Переславлем-Залесским и Сергиевом Посадом. У нас там даже произошел дорожно-транспортный инцидент. На один велосипед наехал «КамАЗ», хорошо, что сам волонтер успел вовремя выпрыгнуть.

Охота к перемене мест – пуще неволи. Хотя домашние и жена не всегда приветствуют мое желание «бродить» по свету. Каждый раз переживают, когда я отправляюсь в дальний путь.

Многих интересует, как я познакомился с женой. Будете удивляться, но с Ириной я познакомился самым «проверенным» способом – через газету.

Помните, я говорил, что после публикации в «Комсомольце Татарии» ко мне стали наведываться десять девушек.

Среди них и оказалась моя будущая жена. Когда она приезжала в гости, клянусь – я не имел на нее никаких видов! Она немного старше меня, такая умненькая, стройненькая – казалась мне недосягаемой. Ирина как будущий филолог помогала мне готовиться к поступлению в университет. И я к ней относился, как к учительнице, – с уважением, даже чуть-чуть побаивался. Через несколько лет, когда я уже учился на журфаке, Ирина в очередной раз пришла ко мне в гости, и я вызвался подвезти ее на своем новеньком «Москвиче» до дома. И, прощаясь, я почувствовал, что расставаться-то и не хочется… В тот день я взглянул на Ирину совсем другими глазами. С тех пор мы уже вместе двадцать с лишним лет. У нас две дочки – Ольга и Наталья. Живем нормальной семейной жизнью: и ссоримся, и миримся, и вместе ездим отдыхать. А когда вижу «Молодежную газету» – бывший «Комсомолец», киваю – помнишь? Она лишь улыбается в ответ.

Это сейчас легко рассказывать, но были в начале нашей семейной жизни прямо-таки драматические эпизоды.

Дело в том, что моя мама и в мыслях не держала, что в один прекрасный день я ей объявлю о женитьбе.

Как только она ни пыталась отговорить меня от этого серьезного шага. Говорила правду-матку: «Подумай сам, какой же ты жених, да тебя жена оставит через месяц-другой!» Сослуживцы ее тоже подначивали, не верили, что я смогу создать полноценную семью. И уже после свадьбы часто спрашивали маму: «Ну что, Володя-то еще не развелся?» И, получив отрицательный ответ, удивленно вскидывали брови.

В семье нашей – полный культур-мультур: из россыпей книг и компакт-дисков старшая дочь Ольга отправилась на филологический факультет КГУ, сейчас она аспирантка этого факультета. Младшая, Наташа, студентка Казанского государственного университета культуры и искусств, изучает фото-видео-киноискусство. И Ольга, и Наташа публикуют свои рассказы, статьи, заметки в прессе, и мне кажется, что они пишут гораздо лучше, чем я.

И это радует.

Чему я обязан своими, хоть и скромными, достижениями? Не буду оригинальничать, скажу так – все мои какие-то даже самые мало-мальские победы стали возможны благодаря кропотливому, каждодневному труду, выносливости, в том числе и физической. Мой любимый девиз, который определяет мою внутреннюю суть: «Преодолевая – побеждай!» Это емкая фраза. Здесь выражено то состояние, которому я следую всю свою жизнь.

Этот девиз помогает выкарабкаться из самой безнадежной ситуации – и по- чувствовать, простите за высокопарность, восторг триумфа! Чудес не бывает, если человек любит лежать на диване и пассивно созерцать вокруг себя – таким Обломовым он и завершит свои дни. Настоящее дело требует активных действий. Вот и я никогда не сидел сложа руки – и сумел достичь каких-то своих вершин и признания.

До и после

Евгений Курьянов, дизайнер, заместитель начальника отдела разработки и сопровождения WEB-ресурсов департамента информационных технологий ОАО «Татмедиа»

Нашу семью преследует число 13.

Это какой-то злой рок.

Мой отец попал в серьезную аварию 13-го числа и едва не остался без обеих ног.

Мой братишка упал с 4-го этажа общежития 13-го января и его еле спасли.

Дедушка у меня умер 13-го августа и жил он в доме № 13.

Имя моего компьютера в корпоративной сети – 13.

Вот и я тоже получил травму 13 августа 1990 года, и было мне тогда всего 13 лет...

До травмы

Около реки Мелекеска стояла старая каланча, в которой когда-то размещался пункт пожарной охраны. Тут была и высокая наблюдательная башня, и ангар под ней с гаражом для пожарных машин. Каланча была излюбленным местом для игр в «войнушку» у местных пацанов. Когда мы в очередной раз бегали по этому «памятнику архитектуры», я оказался в «безвыходной» ситуации: стоял в одном торце чердака, где слева и справа были большие окна и лестница, ведущая на крышу. На другом конце чердака была аналогичная лестница, ведущая вниз.

Позади меня появился товарищ, от которого мы удирали, и все мальчишки, увидев его, ринулись бежать к боковым окнам. Только я к ним уже не успевал. Тогда я решил бежать к противоположной стене длинного чердака. Мой путь к отступлению преграждала небольшая дыра – на этом месте раньше был дымоход, а над ней – деревянная балка с гвоздями. Дыру я, естественно, решил перепрыгнуть, однако в «полете» сильно ударился головой об эту самую балку. Я свалился в проем от дымохода – упал на первый этаж вниз головой.

Ощущения были странные: головой крутить могу, тело свое вижу, но оно как бы не мое, я его не ощущаю.

Прибежали ребята, стали меня поднимать, а я говорил, чтобы позвали кого-нибудь на помощь из взрослых.

Помню, меня переложили на выломанную дверь и куда-то понесли. А дальше – как отдельные фрагменты из кино. Помню, как в больнице прямо на мне срезали всю одежду. Помню голоса родителей в реанимации.

Оказывается, у меня была остановка сердца, и 10 дней меня врачи вообще не трогали: организм сам должен был перебороть смерть. Только по истечении этих 10 дней меня стали лечить – я выжил, я поборол смерть.

Два месяца я был прикован к кровати. Родители по очереди жили около меня. Когда в палате не было свободных коек – а случалось это частенько, родители спали рядом, на стульчике. Мама старалась делать вид, что ничего серьезного не произошло. О том, что на самом деле случилось что-то страшное, я мог догадываться только по ее редким слезам. Отец, как мог, ободрял меня, заставлял заниматься. Говорил: «Шевели руками и ногами. Хотя бы мысленно!».

Он внушил мне, что я должен заниматься 25 часов в сутки. Сам я почему-то был уверен, что со мной все будет в порядке. Травма была для меня чем-то вроде болезни, от которой можно вылечиться. Я до конца не понимал всей серьезности положения.

Помню, когда пришла пора выписываться, я не умел не то что ходить – я не мог стоять. Да и сидеть я только-только учился.

Домой отец унес меня на руках.

Я до сих пор в деталях помню этот день. Стояла золотая осень, воздух был ясным, прозрачным. Я дышал им и все не мог надышаться.

После травмы

…Дома за полгода я научился стоять. Я даже начал немного ходить, если только ходьбой можно назвать те несколько шагов, которые удавалось сделать мне без посторонней помощи.

Когда через полгода меня опять привезли в больницу на плановую госпитализацию и подняли на мой этаж, я сказал родителям, чтобы меня не держали, и сам сделал свои 10 шагов. Все врачи восхищались такими успехами, а меня просто распирала гордость за самого себя.

После травмы мне пришлось учиться жить заново: сидеть, стоять, ходить, писать, держать ложку с вилкой. «До» я вел весьма активный образ жизни, занимался спортивной гимнастикой, легкой атлетикой, скалолазанием.

Зимой – лыжи, летом – кроссовки, турники и гири. А еще гитара. И вот пред- ставьте, со всем этим пришлось распрощаться. Я стал редко выходить на улицу.

Все мои сверстники стали встречаться с девчонками, а я за этим наблюдал из своего окна.

Наверное, именно тогда во мне начали зарождаться сильнейшие комплексы. Спасибо родным и близким друзьям: общаясь с ними, я забывал о недуге.

И становилось понятно, кто друг, а кто так, мимо проходящий. Настоящие друзья не покидали меня с того самого момента, как я сломал шею.

Мы дружим до сих пор – теперь уже семьями.

Семья

Случалось, что я влюблялся, и не однажды. Но подойти к девушке и сказать о своих чувствах я ни разу не осмелился. Хотя тогда я уже перестал быть затворником – учился в Тетюшском сельскохозяйственном техникуме, помогал родителям строить дом. У меня даже был мотоцикл с коляской, на котором я возил друзей-одногруппников к нам на стройку.

Я, кстати, частенько находил в коляске мотоцикла «секретики» из цветов и записки без подписи. Впрочем, о том, кто автор этих посланий, я догадался после первой же находки. Именно тогда я уверовал в то, что и меня тоже можно любить.

Алина, правда, не знала всех подробностей о моей травме. Когда я рассказывал ей, что со мной случилось и от чего мне пришлось в жизни отказаться, она плакала. А потом взяла и обняла меня.

С тех пор мы неразлучны. Хотя поначалу все складывалось совсем не радужно. Мои родители, например, были против нашей дружбы.

Мы встречались целых шесть лет – до тех пор, пока мои папа и мама сами не заговорили о свадьбе. А вот ее семье я понравился сразу. Хотя, казалось бы, все должно было быть совсем наоборот.

С детских пор я мечтал о том, что у меня будет трое детей – два сына и дочь (нас у папы с мамой тоже было трое: я и младшие брат с сестрой).

Все так и сложилось. Мы с Алиной построили большую и счастливую семью. Я никогда не боялся не справиться с ролью многодетного отца, был уверен в себе и в своих силах – я же, в конце концов, мужчина. А вот жена третьего рожать не решалась довольно долго. Впрочем, в этом вопросе я был категоричен и своего добился. Я бы смог еще и четвертого потянуть, но жена не хочет.

А вообще, вся моя жизнь – это череда конкретных целей, больших и не очень. Была цель трое детей – есть трое детей. Хотел машину – купил машину. Понадобилась квартира – есть квартира. Впереди очередная цель – собственный большой дом.

После травмы я понял: жизнь дается один раз. Каждый день уникален, вернуть его, прожить заново – нельзя. Человек, переживший подобную травму и ставший инвалидом, как никто другой должен понимать всю прелесть жизни.

Для меня нет инвалидов и нет людей с ограниченными возможностями: инвалидами я считаю тех, кто смотрит на нас, как на инвалидов. И если человек ограничен в чем-то одном, он способен на многое в другом, просто надо прочувствовать это в себе.

Я вот, к примеру, стал хорошим компьютерным специалистом, хотя до травмы об этом даже не думал.

Любовь живет, пока живу

Ирина Артемьева, президент Республиканской общественной организации инвалидов Татарстана «Ника», ассистент кафедры биомедэтики, медицинского права и истории медицины факультета социальной работы и высшего сестринского образования КГМУ

В 60-е годы, на которые пришлось детство нашей героини, в СССР такого понятия как ребенок-инвалид не было.

Ни матери, ни их больные дети не имели никаких льгот.

Группу инвалидности дети получали лишь достигнув 18 лет.

До этого они считались просто часто болеющими детьми.

В то время у инвалидов-опорников фактически не было своей общественной организации.

Общество не готово было их принять.

Они же изо всех сил старались быть нужными, получали образование, работали, создавали семьи

Болезнь заметили не сразу

Церебральный паралич как следствие родовой травмы у меня выявили только в трехлетнем возрасте, когда изменить что-либо было уже трудно.

Причем это произошло случайно.

Однажды к моему деду, страдавшему эпилепсией после ранения, полученного еще в Гражданскую войну, пришла пожилая опытная медсестра.

Увидев меня, она сказала: «Что-то мне ваш ребенок не нравится, надо бы вам показаться невропатологу».

И только после этого врачи, наконец, заметили, что у меня церебральный паралич и болезнь глаз – катаракта.

В пять лет меня прооперировали в Московском институте глазных болезней имени Гельмгольца.

Хорошо помню, как я просыпалась ночью в больнице и звала маму, но ее рядом не было. К сожалению, операция оказалась неудачной.

Потом была еще одна, в возрасте семи лет, и только в возрасте 8 лет в 1968 году профессор Нестеров сделал мне удачную операцию на левый глаз, благодаря чему я смогла пойти учиться.

Вместо друзей – хорошие книги

Меня отдали в 20-ю казанскую школу, где учились здоровые дети. Уже тогда я почувствовала, что отличаюсь от других.

С возрастом это стало проявляться еще ярче. Потом я перешла в 4-ю школу. Сначала все было хорошо, но через какое-то время меня стали избегать. В итоге я привыкла быть одна.

Дед, которого я очень любила, приучил меня к чтению. Он читал мне сказки, русскую и зарубежную классику, рассказы о животных, рассказы и повести Софьи Радзиевской, «Записки охотника» Тургенева. Я знала все сказки Пушкина и могла читать наизусть целые поэмы. Еще я очень любила детские радио- и телепередачи.

Надо сказать, что и родители приложили немало усилий для моего развития. Мама с папой водили меня на разные выставки. На всю жизнь я запомнила выставку кукол по мотивам индийских эпосов. Именно благодаря этой выставке я узнала об эпосах Рамаяна и Махабхарата.

У меня даже сохранился маленький альбомчик с открытками этих кукол в позах танцовщиц. Я их запоминала, рисовала, и это было очень интересно.

А еще меня просто поразила выставка рисунков Нади Рушевой. Рисовать Надя начала в 5 лет, а в 17 ее не стало.

За свою короткую жизнь гениальная художница подарила людям около 10 тысяч графических рисунков. Только к «Войне и миру» она сделала около четырехсот иллюстраций, к Пушкину – триста, к булгаковскому роману «Мастер и Маргарита» – сто семьдесят. Кстати, о «Мастере и Маргарите» я узнала в 12 лет из рисунков Нади Рушевой. С тех пор у меня этот роман ассоциируется именно с ее именем.

Только в возрасте 16-17 лет я почувствовала, что отношение ко мне в школе изменилось в лучшую сторону.

Может, я повзрослела и стала другой, а может, выросли мои одноклассники. Показательным стало то, что со мной за парту сел мальчик, который раньше этому противился.

Был момент в моей школьной жизни, когда родители хотели отдать меня в Казанскую школу-интернат № 4 для детей с нарушениями опорно-двигательного аппарата, но потом передумали. И правильно сделали. Потому что именно учеба в обычной школе, где моих чувств никто не щадил, спасла меня от той ломки, которая обычно происходит с выпускниками коррекционных школ, когда они, покидая родные стены, оказываются «в людях».

Несмотря на прекрасную подготовку и владение дополнительными специальностями, они не знают, как им приспособиться к новой жизни, как вести себя со здоровыми сверстниками, чтобы не стать изгоями.

Университетские годы — самые лучшие

Поступая в университет, я уже не боялась косых взглядов, общаться со сверстниками мне было легко. А за время студенчества я смогла окончательно освободиться от этих комплексов.

Помню атмосферу всеобщей взаимовыручки и поддержки, которая царила у нас на вступительных экзаменах. Я поступала на историческое отделение истфилфака КГУ. Экзамены были сданы мною успешно: я даже набрала на полбала больше, чем требовалось.

Встретившись осенью в качестве студентов-первокурсников, мы буквально бросились друг к другу на шею – настолько при поступлении успели сдружиться.

Университетские годы я считаю в своей жизни самыми лучшими, потому что, наконец, у меня появились настоящие друзья. Это были студенты с Кубы и из ГДР. С некоторыми из них я дружу до сих пор – вот уже тридцать четыре года. Моя очень хорошая подруга, бывшая студентка из ГДР Мартина Менцель, теперь Мартина Рихтер, за это время несколько раз приезжала ко мне в гости. Мы продолжаем с ней переписываться и общаться по скайпу.

Мои друзья из ГДР, видимо, были знакомы с хорошей социальной защитой инвалидов. Как-то подруга между делом сказала: «У нас в стране все приспособлено для инвалидов-опорников». И это меня поразило. А мы, советские инвалиды, выживали, как могли, нас не замечали, и права наши не соблюдались. Достаточно сказать, что мне как инвалиду положено было дополнительное время на экзамене, но его не дали. На сочинении сказали, что черновик у меня от чистовика не отличается, и переписывать до конца не обязательно.

В то время, что я училась в университете, там же, только на факультете ВМК, учился мой будущий, ныне покойный, муж Николай Важоров. Он тоже был инвалидом-опорником после перенесенного в младенчестве полиомиелита. И хотя мы учились практически в одно и то же время, но в университете так и не встретились.

Так вот, у него студенческая жизнь сложилась не так гладко. После длительного пребывания в больнице ему требовалась помощь, но позаниматься с ним, объяснить пропущенное так никто и не вызвался. В результате его отчислили с первого курса. Мало того, декан как бы в напутствие сказал: «Ты нас еще поблагодаришь за это». Но Николай, подготовившись, пришел восстанавливаться.

Он сдал экзамен на пятерку тому самому декану, который его отчислял, и перевелся на вечернее отделение.

Моя работа

Окончание мною университета по времени совпало с одним очень важным для работающих инвалидов событием.

Было принято постановление ВЦСПС «О дальнейшем улучшении жизни инвалидов с детства», согласно которому инвалидам 2 группы с детства следовало повысить зарплату. Но вместо повышения зарплат инвалиды 2 группы, окончившие вузы, вынуждены были перейти на 3-ю, рабочую группу инвалидности. «Или же вы не найдете работу», – пугали нас на ВТЭК. Как и многие другие, я тоже была вынуждена согласиться на 3-ю группу.

Зато у меня появилось полное право трудиться.

Еще учась в университете, я начала работать в Доме пионеров, потом была методистом в кинотеатре «Победа».

В жизни все в общем-то было нормально, я работала, писала диссертацию.

Но в то же время ощущала вокруг себя пустоту. Мои иностранные друзья после окончания университета вернулись на родину, и я опять осталась одна. Я решила, что так продолжаться больше не может, и начала искать «свою стаю», то есть общественную организацию инвалидов-опорников. Обратилась в отдел соцзащиты, но мне сказали: «Такого общества нет, и более того, оно не нужно».

Тогда я пошла в общество слепых.

И вдруг меня срочно приглашают на учредительную конференцию Республиканской организации Всероссийского общества инвалидов. Я, конечно же, приняла участие в конференции, и поэтому меня можно в какой-то мере считать одним из учредителей нашей Татарской республиканской организации общероссийской общественной организации «Всероссийское общество инвалидов».

Я очень благодарна основателю и первому председателю ТРО ООО ВОИ Борису Ивановичу Володину за то, что он предложил мне поработать в ВОИ.

Так, в 1989 году я стала трудиться в правлении общества инвалидов.

Другой мир

Пустота вокруг меня стала постепенно заполняться.

В начале 90-х годов была создана молодежная секция ВОИ. Мы, молодые инвалиды-опорники, стали собираться все вместе почти каждый день после работы. Покупали мороженое, ягоды и устраивали своеобразные посиделки.

На эти встречи приезжали выпускники 4-го интерната. Вот там-то и состоялась наша встреча с Николаем Важоровым, моим будущим мужем. Николай был пятым ребенком в многодетной семье и единственным мужчиной, который работал, чтобы помогать матери и своим сестрам.

После окончания университета ему предлагали остаться в аспирантуре, но он отказался – надо было кормить семью. Он был ведущим программистом завода «Радиоприбор».

Эти встречи по вечерам в правлении ВОИ открыли для меня другой мир.

Тогда я впервые почувствовала себя здоровым человеком, потому что увидела, насколько тяжелые поражения опорно-двигательного аппарата были у других.

И если до этого я любила пожаловаться, поныть, то теперь это совершенно прошло.

Мне было интересно узнать, какие у нас с этими ребятами общие интересы, и что нужно сделать, чтобы им помочь.

Я полюбила

Своим семейным счастьем мы с Николаем обязаны евпаторийской службе знакомств. В то время эти службы только начали появляться. И я обратилась туда.

Вскоре пришло письмо, в котором среди трех кандидатов в мужья был назван и Николай Важоров. В службу я написала, что хорошо его знаю, что мы с ним друзья, но я уверена, что ничего у нас не выйдет. Я не смогу стать его женой.

В ответ мне трижды прислали его фотографию.

Оказывается, и ему из службы знакомств пришло письмо, в котором советовали в качестве будущей жены меня.

И мы решили, что если других кандидатов у нас в ближайшее время не будет, то попробуем наладить отношения. Николай начал за мной ухаживать.

А 13 января 1991 года для меня произошло очень важное событие – я решила выйти за Николая замуж. Мы были в ресторане, и именно там я дала себе слово, что сделаю все, чтобы его полюбить. Он первым стал испытывать ко мне нежные чувства, а я не могла сразу ответить ему взаимностью. По три часа Николай читал мне стихи по телефону. Помню, как утром 8 марта 1991 года я получила огромный букет из 100 тюльпанов.

Я попросила Бога: «Господи, если ты есть, яви чудо, дай мне любовь к этому человеку».

И чудо произошло – я полюбила.

Брак – высшая степень реабилитации

Мы решили пожениться, и в апреле 1991 года втайне от родителей подали заявление в ЗАГС.

Когда мои родители узнали об этом, то «встали на дыбы».

Как же! Он инвалид 1 группы, а я фактически инвалид 2 группы. Но больше всего их возмутило, что мы решили это сделать тайно.

Брак – это, пожалуй, самая высшая ступень реабилитации для инвалидов с детства.

Это показатель того, что ты можешь взять ответственность на себя за свои действия и ответственность за другого человека.

Жаль, что многие родители этого не понимают.

Когда они не позволяют своим детям вступить в брак, они обрекают их на медленное помешательство.

Каких бы успехов их взрослые дети не достигли в других областях, они постепенно теряют цель в жизни.

Просто работать надоедает. Хочется любви, и чтобы рядом был тот, кто тебя понимает. Мне ужасно хотелось о ком-то заботиться.

Я тогда купила Николаю куртку и огромную сетку мыла. С трудом дотащила эту сетку до его дома. А через два месяца ввели талоны на мыло. И в течение двух лет этим мылом пользовались все его родственники.

Он же угощал меня купленным на талоны индийским чаем – и это было прекрасно. Я подарила ему маленькую репродукцию Васильева: женщина стоит у окна со свечой. Эта картина висела у него в изголовье.

Проживете полгода – разрешим пожениться

Родители поставили нам условие: проживете полгода – разрешим пожениться.

Помню, как я стояла у Петропавловского собора и просила: «Господи, если ты дашь нам прожить полгода, я обвенчаюсь с ним и никогда его не оставлю».

Поставленное условие мы выполнили – и мои родители сдались. Как инвалидов нас расписали дома. Потом мы поехали в правление ВОИ, и нас там все поздравляли. Венчались мы с Николаем 21 февраля 1992 года в Никольской церкви.

Мы выбрали ее потому, что это была единственная церковь в Казани, в которой не было высоких порогов. Мы попросили, чтобы нас обвенчали отдельно от всех, но нас поставили в ряд из четырех пар. Нам дали очень красивые новые голубые венцы.

Мы думали, что нас будут венчать по сокращенному варианту, но со всеми вместе нас венчали 45 минут.

Николай выстоял все положенное время, и это было чудо.

И потом мы с ним еще прошлись вокруг аналоя и, естественно, нужно было подняться поцеловать икону. Тогда мой отец его подхватил и помог подняться.

Потом я спросила у Николая: «Как же ты это выдержал?»

А он в ответ: «Я смотрел на изображение Христа, и он мне помог».

Мы вышли из церкви, Николая уже вели под руки, а я шла одна в белых туфлях по ослепительно белому снегу.

Сверкало солнце, и все вокруг было такое голубое, сияющее, и церковь была голубая, и небо.

Мы все делали вместе

В молодежном отделении ВОИ мы решили создать информационную сеть для инвалидов. Сначала купили компьютер Николаю. Нас это воодушевило, мы сразу же стали приобретать компьютеры другим ребятам.

Помню, Сергею Барышеву, который сидел дома, но хотел поступить на ВМК, купили и установили компьютер. А я ходила, писала заявление, просила, чтобы его приняли на учебу.

И государственный экзамен он уже сдавал на дому. Конечно, первые успехи по созданию сети, которая позволила бы помогать друг другу, нас окрылили. Сначала в ВОИ эту идею приняли, но потом от нее отказались.

Общественную организацию молодых инвалидов Татарстана «Нику» подвергли полному бойкоту, поэтому мы решили выйти из состава ВОИ и вступить в Ассоциацию общественных организаций инвалидов РТ.

В итоге мы все-таки создали информационную сеть.

Во многом «Ника» своим развитием обязана Николаю Важорову. Именно он придумал и сделал нашу эмблему с призывом: «Преодолевая, побеждай».

Он готовил документы, печатал все письма и сборники, руководил издательской деятельностью, подрабатывал в центре внешкольного образования, делал методички, готовил наши грамоты и открытки, дипломы для экологических олимпиад и дипломы на фестивали. Это все его разработки, его дизайн.

Случился дефолт, но даже он не так страшно ударил, как то, что нас лишили льгот по налогообложению, и мы все потеряли. Я осталась без зарплаты.

И тут возникла идея получить юридическое образование. По ходатайству «Ники» на юрфак мне удалось поступить бесплатно. Николай уже учился на экономическом факультете в институте Аксенова. Мы учились вдвоем сразу в двух институтах, потому что все делали вместе. Я ему помогала сдавать контрольные в институте Аксенова, а он мне делал под диктовку все мои курсовые и контрольные.

Своими успехами я обязана мужу

В 2003 году я с красным дипломом окончила юрфак, и надо же – совпадение – это случилось ровно через 20 лет после окончания истфака.

И вот с двумя высшими образованиями я иду устраиваться на работу в Медуниверситет, к декану соцфака Маргарите Николаевне Максимовой. Но оказалось, что вакансий нет, однако вскоре один сотрудник уволился, и меня все-таки приняли.

Моей карьере в Медуниверситете, всему, что сделала, я обязана Николаю.

Сначала мне пришлось приводить в порядок музей и помещение, в котором находились его экспонаты. Мне помогала в этом вся моя семья. Потом почти 9 лет в этом помещении без окон я занималась со студентами архивной практикой.

Затем я включилась в работу по подготовке биографического словаря «Профессора медицинского университета». Благодаря Николаю я смогла очень быстро подготовить к изданию воспоминания студентов, и они вошли в приложения к расширенному изданию этого словаря.

Потом начали появляться новые экспонаты для музейной экспозиции. И опять Николай мне очень помогал – сканировал фотографии, набирал статьи.

Он сделал со мной десять методичек, разработав такой метод автоматизации, что одновременно можно было делать по три методички. И сделали мы их за три дня.

Все были очень удивлены такой скоростью.

Последнее лето в деревне

В 2012 году мы приобрели для Николая коляску с электродвигателем. Ему повезло – до 52 лет он мог, хотя и с трудом, передвигаться на ногах. Однако вторичные проявления полиомиелита все же усадили его в инвалидное кресло.

Это было страшно, когда он понял, что не сможет больше ходить.

У моих родителей есть дом с большим участком в деревне. Но без коляски там Николаю было не обойтись.

Получив новую коляску, он мечтал, что мы с ним пойдем в кафе на Баумана – мы там были в последний раз еще в первые годы совместной жизни. Он мечтал, как он доедет до центра «Восхождение».

Все рассчитывал, насколько хватит зарядки аккумулятора.

И когда мы летом поехали в деревню, он объехал всю округу, спускался к воде, перезнакомился со всеми жителями.

Каждый поход – так мы называли наши поездки по деревне и ее окрестностям – мы запечатлевали в фотографиях.

Вечером показывали их моей маме, и она удивлялась, как мы далеко забрались.

Мы ездили в лес, на берег реки, пытались даже добраться до соседней деревни.

Николай был просто счастлив – никого не надо было просить, чтобы его спустили к воде.

У него было очень много планов на следующий год. Но 3 января 2012 года Николая не стало – он умер от атипичной пневмонии, и теперь я стараюсь в память о нем воплотить наши мечты в жизнь.

Мы прожили 21 год. Я благодарна судьбе, что в моей жизни был человек, который подарил мне чувство любви и дал веру в Бога. И пока живу, эта любовь будет жить в моем сердце.

Назад Оглавление Далее