Библиотека

Глава 7. Возвращение в Эдем

Нас часто ждут именно там, куда мы возвращаться не хотим.
Эльчин Сафарли

«...Это май-баловник, это май-чародей веет белым своим опахалом!» — отчего-то застряла в голове строка старой песни. Наверное, от того, что за окном действительно был май, сияло горячее солнце, вполне по-летнему пригревая развалившийся в истоме воскресного дня мегаполис.
Я валялся на широченной постели в персональной V.I.Р.-палате и, пресытившись телевизором и чтением книг, просто смотрел на листву яблонь за окном. Настроение было прекрасное, ещё бы разрешили выписаться домой, так и вообще было бы отменно. Но, до особого разрешения, мне не только не светит выписка, но запрещены даже прогулки по прекрасному больничному парку.
Это — плата за возможность воспользоваться очередной своей кошачьей реинкарнацией, правда — опять же в своём истинном об-личьи. После всего происшедшего я по-прежнему остаюсь Сергеем Николаевичем Котовым, бывшим московским буржуем, вдовцом, бомжом, монахом-схимником, знатным аграрием и ещё бог знает кем. На всех моих жизней конечно не хватить, придётся оставшиеся тратить крайне экономно.
«Отделение неврологии», так называется моё теперешнее прибежище, в которое я угодил прямиком из черноморских волн, не пожелавших принять меня в свою пучину. На это оказалось две причины, вполне себе полновесные, чтобы привести к такому вот неожиданному и приятному для меня, не скрою, финалу.
Причина первая оказалась в том, что я, зараза, очень хотел жить! В общем-то, это неудивительно, этого хотят все. Но я всё то время, что со мной возились мои будущие палачи, старательно играл незаметно мышцой и ослабил-таки капроновые путы. Слава Богу, что эти архаровцы не додумались запеленать меня скотчем, как принято показывать в кино, тогда бы результат этого мероприятия был бы вполне предсказуемым. А так, оказавшись в воде и пережив первый шок от ледяного купания и всех предшествующих ему событий, я по примеру Гарри Гудини²² сбросил с себя верёвки, стянул с головы опостылевший колпак и устремился к поверхности... В тот момент мне было наплевать, что меня заметят и постараются успокоить по-новой, хотелось только одного — глотка свежего воздуха!
Вторая причина нарисовалась, когда я всё-таки вынырнул и смог оглядеться. К своему глубочайшему удовлетворению, я рассмотрел на пирсе, который действительно имел место, картину, о которой даже не мог и мечтать! Мои недавние собеседники и, по совместительству — палачи, рядком возлежали мордами вниз на мокром бетоне, а над ними деловито сновали очень убедительные товарищи с короткоствольными автоматами незнакомой мне модификации наперевес с лицами, закрытыми масками. Но от этого не менее дорогими!
А со стороны моря на меня заходил какой-то быстроходный катер, с которого буквально через минуту мне подали руку и извлекли из хо-лоднющей солёной воды. В общем, всё как у классика:
Конец был прост: пришёл тягач,
И там был трос, и там был врач...²³
«Кавалерия» всё-таки успела спасти поселенцев от коварных «краснокожих»... Слава Голливуду, прочно вошедшему в наш быт, так сказать. Это было последнее, что я успел себе подумать, рухнув на тёплую палубу катера мешком мокрого белья. Очнулся я уже здесь, в вышеупомянутом отделении московской больницы, без права звонков и электронной переписки. Правда, с правом свиданий с родными и близкими.
Если быть уж совсем откровенным, то свидания мне разрешили только недели через три после моего водворения в эту обитель передовой медицинской мысли. Поначалу со мной общались только эскулапы, поскольку я действительно оказался в состоянии такого нервного истощения, что первые несколько дней буквально кушал «кашечку с ложечки». И это, заметьте, не в переносном смысле!
Оказывается, все эти игры с кошачьими жизнями неимоверно изматывают, говорю вам как специалист. Оказавшись в роли выловленной корюшки, я впал в апатию и первое время воспринимал мир в качестве отражения мятущихся картинок, которые услужливо рисовал мой наполовину контуженый мозг. Видимо, все эти приложения по нему «тупым твёрдым предметом» не прошли даром, и вкупе с переохлаждением я получил ещё и приличное сотрясение моего серого вещества. Правда, как говаривал один мой знакомый прапорщик, «... чему там болеть, это же кость». Но у меня мозг наличествовал, отчего голова болела нещадно. Особенно первые дни.
А когда она несколько успокоилась, настало время другой «головной боли» в лице серых товарищей со скромными папочками, которые хоть и представлялись с перечислением званий и фамилий, но напрочь не отложились в моей памяти.
Из общения с ними выяснилось, что, несмотря на то, что я не посчитал нужным известить моего куратора (оказывается, у меня был куратор!) Игоря Алексеевича о своем визите в Израиль, служба оного решила всё-таки по собственной инициативе отследить мой вояж во всех подробностях, за что и была вознаграждена поимкой целой кучи мерзких личностей исключительно террористической ориентации, за которыми, кстати, давно и небезуспешно охотилась. В общем, оказалось, что я, сам того не ведая, сыграл роль этакого живца со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Я не стал озвучивать, что думаю о методах вышеназванной службы, терпеливо и по возможности обстоятельно отвечал на все задаваемые мне вопросы, прекрасно понимая, что они всё равно не отстанут, пока не получат всю необходимую им информацию. И только когда они насытились, до моего тела были допущены родные и близкие.
Вопреки ожиданиям, первой меня навестила Луиза. Она ворвалась в палату на третью неделю моего пребывания в больничке, с порога бросилась с объятиями и извинениями... Но я просто сграбастал её в охапку и заставил замолчать поцелуем...
Отдышавшись, мы долго смотрели друг на друга, словно старались отыскать какие-то милые, но забытые черты. Так бывает с близкими людьми, которые считали друг друга пропавшими навеки, но вдруг неожиданно встретились на какой-то захудалой станции лицом к лицу. Нам было хорошо и спокойно, как никогда до этого. Потому, что оба понимали: это прекрасный финал наших коротких, но испепеляющих отношений.
Потом мы сидели рядком на постели, и болтали о том, о сём... Она рассказывала о нашем сыне, о том, как к ней в гостиницу, в Москве, завалились несколько мерзких типов сугубо арабской наружности, сунули под нос телефон, и приказали связаться с мамой. Оказалось, что в их доме, в Выборге, уже вовсю хозяйничают их подельники и если она не позвонит мне и не заставит прилететь в Сочи по казанному
адресу, то им всем — ей, сыну, маме — придёт кирдык. Конечно же, ей ничего не оставалось, как позвонить мне. Дальнейшее известно.
Я не мог её ни в чём винить, поскольку сам бы, скорее всего, на её месте поступил таким же образом. А в моём теперешнем положении, когда я практически воскрес из мёртвых в очередной раз, я вообще готов был простить всех и вся... Впрочем, оказывается, не всех.
Чекист Игорь навестил меня следом за Луизой. Честно говоря, я ожидал его визита гораздо раньше, но, видимо, какие-то сложности с субординацией в их системе не позволяли ему этого сделать. Водрузив на прикроватную тумбочку пакет с абхазскими мандаринами, источавшими умопомрачительный запах, он присел на краешек кровати и, усмехнувшись, вопросил:
— И как это: ощущать себя заново родившимся?
Я пожал плечами, улыбнулся:
— Клёво!
Мы оба рассмеялись. Он не стал громоздить банальности типа «я предупреждал», «надо было позвонить» и всякую прочую ересь. Зато чётко и по делу «доложил» о том, что произошло после моего «моржевания» в Чёрном море. Из того, естественно, что мне полагалось знать по статусу.
Вся эта история началась не два. И даже не четыре года назад. Собственно, несколько лет назад я оказался в неё замешанным. В тот момент, когда преисполнившись любви к ближнему и чувства «настоящей армейской дружбы», притащил Борьку к себе замом.
Господин Полянский, оказывается, не вчера стакнулся с этими восточными асассинами²⁴. Они подцепили ещё во время службы в армии, когда он время от времени захаживал в соседние аулы за «травкой». А я-то, придурок, и не замечал эти его вылазки, хотя мы были с ним в части не разлей вода...
Его выцепили на гражданке, через пару лет после дембеля и предложили пост коммерческого директора одной компании. Тогда же он и применил впервые разработанную ими схему с «мертвыми душами». Но растёт дитя, как говорится, растут запросы. В поле деятельности господ попала столица, и тут-то друг-Боря вспомнил про своего армейского товарища, некоего Котова, организовать «совершенно случайную» встречу с которым не представляло никакого труда. Достаточно было просто оказаться в столице в нужное время и в нужном
месте.
Вышеупомянутый Котов не только встретил армейского друга с распростёртыми объятиями, но и приблизил к своей особе, сделав заместителем с правом многочисленных подписей. Чем и спровоцировал цепь дальнейших событий.
Разменной монетой в этой комбинации стала Светлана, которую Борис не столько влюбил в себя, сколько банально обольстил. Замужняя, но практически одинокая при живом-то муже женщина, томившаяся бездельем в последнее время, была рада увлечься «непосредственным провинциалом», благо муженёк не оставлял ей места в своей жизни, поделив её между работой и клубами... А заодно и перевесив часть обязанностей на того же Бориса. А дальнейшая история известна: он предлагает мне устроить розыгрыш, вернуть Светку посредством «псевдо аварии» и игры на её чувствах ко мне... Ей же он втюхивает мысль о том, что я и Луизой замышляю «дворцовый переворот» с целью захвата фирмы. Ничтоже сумняшеся, он сводит меня с Луизкой в своём кабинете, чем «убивает сразу двух зайцев»: косвенно подтверждает уже зародившиеся на мой счёт сомнения у Светки, а заодно и вытягивает из меня свободную наличность с тем, чтобы я не слишком рыпался без средств к существованию. И, надо сказать, всё-то у него получилось.
Одно время мне было непонятно, почему они упекли меня после той аварии не в Склиф, что было бы логично, а в онкодиспансер. Но и эта гимнастика ума стала понятна, когда на допросе Борька пояснил, что, во-первых, слишком уж торчали бы его уши, пади я в автокатастрофе... Они вообще не стремились убивать меня для широкой публики. Ну, авария, ну повредился мозгой... А на случай дальнейших непоняток была версия, что я тихо почил в постельке в вышеупомянутом заведении, благо именно там был свой врач, который и констатировал мою безвременную кончину. Разорился друг Боря и на участок на кладбище, кого он только туда закопал?
В общем, я существовал как бы в двух ипостасях: а одной, для бывших сотрудников и прочих близких и знакомых, я повредился разумом в автокатастрофе и абсолютно недееспособен. Вторая ипостась была резервной, и согласно ей я тихо покоился с миром в известном месте. Так что при необходимости переквалифицировать меня из одной категории в другую не составляло труда при определённом навыке. Достаточно одной таблетки или выстрела, а то и обрезка трубы. В общем, жизнь моя не стоила ни гроша. А то, что я вообще ещё существовал, была действительно заслуга Светланы, которая изначально убийцей не была.
А дальше пошла цепь «неизбежных на море случайностей», которые свели на нет возможность Бориса контролировать меня и мои перемещения. Кто ж знал, что Степаныч всерьёз возьмётся за моё лечение? Что я уйду «в народ» и поселюсь у Мухи? Что ко мне проникнется «уважухой» Ляпа, и проникнется доверием Елена? Что, в конце-то концов, я свалю из Москвы и поселюсь в монастыре? Да я и сам тогда не мог предположить такого развития событий!
Но скажу честно, если бы мне вдруг встретился на пути такой волшебник, что предложил бы «отмотать назад» несколько лет, скажем, до той истории с армейским «Уралом» и скачками по лесам, то, обладая теперешним знанием, вряд ли я стал бы тогда тащить своего приятеля на горбу, а то и просто пристрелил бы его втихую где-нибудь в «зелёнке». Зато жили бы Светка, Елена, Вовчик, нотариус Наталья, Муха и многие другие, которых убили те деньги, что волей Полянского и его реальных хозяев пошли на организацию террористических актов в неизвестных мне странах.
Вот, вкратце, та история, которую мне рассказал «товарищ майор» Игорь, и в которой мне пришлось сыграть свою, далеко не всегда привлекательную, роль. Наверное, тем жизнь и отличается от кино или театра, что в ней роли выбираем не мы, а они нас выбирают. А нам приходится им соответствовать и немногим удаётся выйти из прописанного судьбой образа.
А когда Игорь удалился, пожелав мне скорейшего выздоровления, посетитель пошёл косяком! Мама и Фёдор, Ромка с Алёнкой, Пётр прилетел вместе с Олькой и маленьким сыном, за ради удовольствия пообщаться с «относительно живым» Котовым покинул Израиль Кац, которому теперь действительно нечего было страшиться. А Юлька просто прописалась подле меня, даря дни и ночи всепоглощающей любви.
К середине мая я со своими «паломниками», наверное, уже порядком надоел всему коллективу больницы, и меня чуть ли не под фанфары выписали на волю. Прежде чем я вернусь к своим баранам, то есть — осетрам, мне предстояло решить ещё несколько насущных вопросов в столице. Чем я и занялся.

* * *

Для начала следовало разобраться с «Гелиополисом». Прекрасная компания, выигравшая, к тому же, грандиозный тендер, просто обязана была продолжить своё существование. Тем более, что на ней как таковой никакого криминала не было, что ответственные товарищи мне ещё раз подтвердили. Следовательно, предстояло передать её в надёжные руки.
Я, было, собрался уступить место Генерального директора Кацу, но он так энергично отбивался, что я отбросил эту идею сразу же. Самому лезть в «генеральское» кресло мне совершенно не хотелось, но неожиданный, зато вполне очевидный выход предложила Юлька.
Как-то за завтраком в моей бывшей и теперешней московской квартире, также ставшейся мне в наследство от прошлой семейной жизни, она предложила:
— А ты пригласи, попробуй, Луизу... У неё ведь прекрасно получалось руководить «Эклектикой», даже вон с тобой конкурировала, и вполне успешно. А?
Когда я переварил эту идею, то пришёл к выводу, что ничего лучшего я и придумать не мог бы и сам. Против ожидания, уговаривать Луизу не пришлось, через неделю, разобравшись с домашними делами, она прилетела в Москву и вступила в руководство компанией, благо значительную часть сотрудников «Гелиополиса» составляли её бывшие подчинённые. В общем, здесь всё как-то устаканилось. И мы, наконец, вылетели домой...
Мама, милая моя мама, как ждала она моего возвращения, как спешила порадовать домашними пирожками, согреть своей лаской и теплом! По негласному уговору с Тихоном и Юлькой, мы не стали посвящать её во все подробности моих приключений. Ей и так досталось за все те годы, что она отдала моей болезни, моим юношеским безумствами и ошибкам более зрелого возраста.
Поэтому мы просто собрались тесным семейным кругом, наготовили, как когда-то в годы моего далёкого детства, кучу пельменей и устроили пир горой во славу окончания всех невзгод. Наверное, это звучит несколько возвышенно, но только пройдя через все эти не слишком приятные приключения я понял, наконец, что значит для меня мой дом и моя семья.
Дом, в котором тебя ждут в горе и в радости, где ты всегда можешь найти понимание, где, куда бы и насколько бы ты не уезжал, всегда остаётся частичка твоего сердца, твоей души.
Только все вместе мы сумели преодолеть те испытания, что выпали на мою долю, точнее, которые я сам по своей молодости ли, глупости ли нашёл на свою голову. Так будет точнее. Зато они сплотили нас, собрали всех вместе, заставили по-новому посмотреть друг на друга, переоценить казавшиеся незыблемыми ценности, пересмотреть старые отношения и завязать новые.
В конце мая приехали Юлькины родители подбирать дом, о чём они мечтали с осени, и ими вплотную занялся дядька. В общем, сколачивалась ещё та община, дай-то Бог, чтобы всё и дальше складывалось столь же гладко. Хотя, если вспомнить, как у меня с ними всё начиналось...
Осётрики наши потихоньку подрастали, к осени вполне себе могли уже набрать товарный вес. Так что верной дорогой идёте, товарищи, как говорится. Если предприятие действительно окажется столь успешным, как показывает зарубежный опыт, будем расширяться. Надоела столичная жизнь, да и вообще городская, уйду, на фиг, в «новые колхозники»...
После всего пережитого не оставил я вниманием и родной монастырь, посетил его вместе с Юлькой. Отец Валерий с Николаем несколько часов терпеливо слушали рассказ о моих приключениях, после чего батюшка, помолчав, сказал только:
— Каждому человеку Господь отпускает ровно столько, сколько он сможет выдюжить. Нет непосильной ноши, запомни это, есть только Вера в Него или неверие в свои силы. Помни это, и всё в жизни получится...
Мы сидели на берегу Урала, я смотрел на тёмную воду, неспешно катившуюся куда-то туда, на юг, к Каспийскому морю и дальше, к сказочным берегам Персии. Юлька грела на затухающем костерке закопчённый котелок с ароматным чаем на травах, листах смородины и мяты. Её рыжие кудряшки светились старинной медью в лучах предзакатного июньского солнца. Всмотревшись в её силуэт на фоне глубокого летнего неба, я невольно залюбовался своей супругой.
Надёжная, прошедшая со мной все испытания последнего года, она стала для меня не просто любимым человеком, единственным, надёжной опорой в жизни и в браке... Она стала моей настоящей второй половиной... Только вот, видится мне, что-то половинка моя что-то раздобрела на деревенских харчах! Округлилась, стала мускулистее, что ли? Куда девалась та девочка-тростинка, что охмурила «старого» отшельника в Николах? О чём я и спросил ей. Она рассмеялась.
— Тоже мне, нашёл сельскую клушку! Кот, ты конечно замечательный муж и даже любовник, но, как и все мужики, очевидное начинаешь замечать только на девятом месяце...
Дальше я не дал ей договорить, вскочил и, подхватив её на руки и хохоча как сумасшедший, потащил в палатку... После всего, едва отдышавшись и перебирая мои непокорные вихры, она неожиданно спросила:
— Слушай, а после твоего мартовского «купания» ты всё ещё боишься воды?
От неожиданности я сел, но она снова привлекла меня к себе, прошептала на ухо:
— Нельзя же всю жизнь от себя бегать! Ты же смог выплыть, милый... Значит, всё в порядке. Остаётся только сделать это же, но теперь уже сознательно, и страх окончательно пройдёт... Давай съездим на море, не знаю, Красное там, Средиземное, то же Чёрное. Я научу тебя погружаться с аквалангом, я несколько лет занималась подводным плаванием...
Я задумчиво рассматривал свод палатки, борясь с кипящими во мне страстями, затем, неожиданно для меня самого, сказал:
— Только не на море.
— Хорошо, — покладисто сказала она. — Предлагай!
— Байкал, — тут же заявил я. — Был у меня однокурсник, Тихон, откуда-то из-под Улан-Удэ, так вот он рассказывал...
— Пусть Бакал... Только поспеши, дорогой, скоро ему, — Юлька погладила свой ещё даже и близко не округлившийся животик, — будет не до купаний в глубоких водах...

___________

²² Гарри Гудини (англ. Harry Houdini, настоящее имя и фамилия — Эрик Вайс (венг. Weisz Erik); — знаменитый американский иллюзионист и филантроп.

Прославился разоблачением шарлатанов и сложными трюками с побегами и освобождениями.

²³ В. Высоцкий

²⁴ Асассины (от араб. Хашшашин, употребляющие гашиш ) — под этим именем в средневековой Европе получила известность часть низаритской ветви исмаилитов, отличавшаяся строгой дисциплиной. В наше время синоним наёмного убийцы, киллера.