Библиотека

Глава 3. Будущее не в прошедшем?

Только тот, кто строит будущее,
имеет право быть судьей прошлого.
Ф. Ницше

Строительство новоиспечённого «осетрария» велось стахановскими темпами. Его под неусыпный контроль взял другой мой дядька, Геннадий, в прошлом директор крупной строительной компании, а сейчас на пенсии не знавший, где применить свои богатые связи и опыт. На моё предложение возглавить очередную «стройку века», он откликнулся с неподдельным энтузиазмом. Да и чего бы, скажите на милость, не строиться, когда есть на что строить и из чего строить...
Наш с Юлькой вояж, который изобиловал изрядными потрясениями, принёс свои плоды, правда, совсем не так, как планировалось, что лишний раз подтверждает поговорку, что «...человек предполагает, а Господь располагает». Началось всё со встречи с Луизой...
Мы сидели в небольшом аэропортовском кафе и пили душистый чай с лимоном. Юлька, которую я до сей поры не посвящал в смутные стороны своего прошлого, отнеслась в новой знакомой с настороженностью, вполне отвечающей ситуации: её новоиспечённому мужу бросается на шею прекрасная незнакомка, которая оказывается на поверку далеко не «проходным моментом» из его досвадебной жизни. К тому же, надо признать, «моментом» довольно эффектным.
Надо отдать должное Луизе, она моментально оценила ситуацию, благо, в нашем совместном прошлом всё благополучно порешилось ещё год с лишним назад. Но и вот так просто расстаться у меня духу не хватило, отчего-то эта женщина не стала для меня лишь рядовым эпизодом. Её приглашение посидеть в каком-нибудь местном заведении мы приняли, и вот теперь ведём светскую беседу вполне в английском духе.
— Архитектуру я оставила, во-первых, потому, что это не моё, я тебе сразу это ещё тогда заявила, а, во-вторых, для полнокровного бизнеса у меня теперь просто не хватает времени. Я, знаешь ли, дорогой ты мой товарищ Котов, теперь мамочка. Сына воспитываю. Вот так-то!
— Браво! — неподдельно восхитился я. Это снимало все возможные ностальгические изыски; как мне показалось, Юлька тоже облегчённо вздохнула. Луиза улыбнулась своей самой неподражаемой из самых загадочных улыбок:
— Спасибо... Я теперь всё больше дома, в Москву прилетела получить причитающиеся мне по решению суда очередные активы моего «бывшего»... Он настолько погряз когда-то в своём беспутстве, что не сподобился даже составить распоряжения на этот счёт соответствующим образом. Пара сумм туда, пара — сюда, и мои адвокаты выискали достаточно оснований, чтобы оспорить многочисленные завещания. Два процесса я уже выиграла, по третьему тяжба в самом разгаре. А пока оформляю то, на что уже имею право. Вот так-то, Кот... А как сам? Никогда не представляла себе тебя сначала разведённым, а потом — женатым...
— Времена меняются, — буркнул я, — люди — тоже.
— Но в одном ты неизменен, и это радует...
— В чём же?
— В стремлении обладать самым-самым, — она хитро кивнула в сторону Юльки. Та зарделась, я нахмурился:
— Не оценил юмора. Поясни?
— Самый-самый архитектор их московских, самая-самая жена из богемы, да и в бизнесе преуспевал... И опять нашёл самую красивую женщину, теперь уже вне пределов столицы...
— А я особенно и не искал, — возразил было я, но тут уж решила вставить свои «пять копеек» Юлька и заявила:
— Это, между прочим, я его нашла. В монастыре, куда он сбежал от своей, как вы говорите, «самой-самой» счастливой жизни.
Луиза изумлённо воззрилась на меня:
— Кот, ты — ив монастыре?!
Я смущённо пожал плечами.
— Не совсем, если уж честно... Трудником был, не послушником.
— Какая разница! — воскликнула эта изумительная в своей непосредственности женщина. — Не в этом суть... Я если и могла сопоставить тебя с монастырём, то только женским! Хотя, в распутстве ты и тогда замечен не был. Это что же должно было произойти, чтобы ты дошёл до жизни такой?
— Многое, милая Лу, очень многое, — неожиданно сердце скрутила жестокая боль, такая, что я даже испугался! В глазах защипало совсем не по-мужски, я поднялся:
— На минуту вас покину, девочки, мне надо посмотреть расписание...
Они понимающе глядели мне вслед.
Когда я вернулся минут через пятнадцать, обе сидели себе мило рядком и рассматривали какие-то фотки. Юлька, едва я уселся за столик, протянула мне одну:
— Любуйся, милый! Скоро и у нас с тобой будет такое же чудо!
С глянца снимка на меня смотрел совсем ещё маленький карапет, упакованный в пелёнки с рюшечками и бантиками. Синими бантиками, отметил я. Уж настолько-то я оперировал познаниями в семейной жизни, чтобы понять: у Луизы теперь есть сын. Вот они на прогулке, вот с её мамой, с друзьями, как я понял...
— Поздравляю, — мне было действительно радостно за неё. Наша короткая встреча навсегда врезалась в мою память, было время, когда я корил себя за то, что сразу не остался с ней, всё равно моя семейная жизнь тогда стремительно катилась к закату. Ну, да ладно, слава Богу, у всех всё сложилось: у Луизы сын, у меня — Юлька.
— Кстати, чем занимаешься в свободное от свободного времени время? — скаламбурила Луиза. Я усмехнулся:
— Затеяли вот бизнес. Будем выполнять продовольственную программу партии и правительства.
— В смысле?..
— Растить осетров.
— Как здорово! Прям под Москвой?
— Нет, я теперь в Москве только проездом. На Урале.
— Далековато, — она лукаво посмотрела на нас с Юлькой. — Но, как я понимаю, оно того стоит?
Вопрос прозвучал двусмысленно, но я ответил исключительно на
деловую его составляющую:
— Несколько затратно поначалу, но какое дело сегодня начнёшь без вложений? Оборудование, помещение...
Она кивнула.
— Вот поэтому я и не заморачиваюсь с архитектурной конторой. И как с финансами, хватает? Твоя, я слыхала, в паре с Борькой-мерзав-цем обула тебя по полной?
Я скривился, не хотелось выглядеть полным идиотом, но слово произнесено. Тем более, что все мы здесь из одной тусовки выросли, кроме Юльки, естественно, а слухи в этом гадюшнике распространяются быстрее скорости света вопреки всем теориям Эйнштейна. Затем кивнул.
— Есть такое дело. А с финансами решаем. Как раз в Екатеринбург летим, к инвесторам...
Юлька хихикнула, Луиза проникновенно посмотрела мне в глаза, в
глубине ее зрачков, бездонно чёрных, заходились в неистовой пляске весёлые бесенята. И я вдруг понял, что Юлька уже всё успела ей доложить, и моя реплика об «инвесторах» ничего, кроме безудержного веселья, в данном контексте у нормального человека вызвать не может.
— И нет в этом ничего смешного, — вскинулся я, стараясь сохранить хорошую мину. — Крутимся, как умеем.
— Крутиться ты действительно умеешь, — согласилась женщина, одновременно копошась в своей сумочке и беседуя со мной. — Человек ты деловой до мозга костей, этого у тебя не отнимешь... Хотя, помнится, многие старались.
Она достала из сумочки чековую книжку, раскрыла её, что-то быстро начеркала, поставив внизу размашистое факсимиле, знакомое мне по прошлым нашим делам. Оторвала листок и протянула мне. Я только мельком глянул — и оторопел: в чеке на предъявителя была проставлена стоимость нашего контракта на продажу её «Эклектики» моему «Гелиополису». Холодно спросил:
— И что это?
— Возврат средств, вложенных в заведомо неприбыльное предприятие, — равнодушно прокомментировала она.
— Поясни? — я категорически не собирался оказываться в положении должника этой женщины и спинным мозгом чувствовал во всём этом подвох.
Она пожала плечами.
— Давай начистоту, Кот... Ты купил это чёртово архитектурное бюро исключительно потому, что пожалел бедную вдовушку?
Я замялся... Говорить о действительной необходимости той покупке у меня, конечно, оснований особых не было. Прожили бы и без «Эклектики», но доводы Луизы, в тот момент желавшей пристроить бизнес, тогда казались мне убедительными, да и Борька поднажал... Борис! Сука, вот в чём дело! Да ему на хрен не сдалась эта контора, он стремился вытащить все мои наличные деньги, чтобы я потом остался без средств! Это и была Игра, как же я сразу не догадался... И тут я заметил, что мои дамы воззрились на меня с неподдельным испугом, настолько, видимо, изменилось моё лицо.
— Ты права, — чтобы снять напряжение, я встал и поцеловал Луизе ручку. Из Юлькиных глаз потихонечку улетучивался страх. — Наверное, тогда действительно на меня что-то нашло. Но я никогда об этом не пожалел, поверь уж, если можешь.
— Верю, — тихонько рассмеялась Луиза. Я вернулся в кресло, отпил холодного чаю. — Потому и отдаю тебе твои собственные деньги.
Мне они и тогда были не особенно нужны, хотелось, знаете ли, пристроить дело в хорошие руки. Кто ж знал, что всё приберёт эта скотина. Я в данном контексте не о Светке... Кстати, вы давно в разбеге?
— Светлана погибла, — не глядя на неё, бросил я.
— Извини...
— Да ладно уж, проехали. Видишь вот, как у нас, бизнесменов всё через одно место. Сначала твой муженёк представился довольно неординарным образом, потом у меня такая катавасия... Сложно всё как-то...
— Но от денег отказываться не вздумай, — она строго подняла пальчик. — Мне Юля вкратце рассказала про ваши проблемы. Идея отличная, но продавать свою квартиру — не выход. Когда есть другой, естественно. В вашем случае он уже нашёлся. К тому же, у меня есть свои резоны вкладываться в тебя. Когда-нибудь расскажу, если случай выпадет. А пока, ребята, мне пора. Самолёт через пару часов, регистрацию объявили. Удачи вам, и смотри, Кот, не упусти счастье, береги Юлю! А обидишь девчонку — найду и хвост откручу, — она встала, чмокнула меня в щёчку, обняла Юльку, которая даже хлюпнула носом украдкой, подхватила свою сумочку от Гуччи и летящим шагом направилась к стойкам регистрации.
— Я что-то даже и не спросил, куда летит, — пожав плечами, пробормотал я.
— А какая разница? — Юлька обхватила меня за талию, потащила в сторону аэроэкспресса. — Поехали на обещанную экскурсию по Москве!
Сообщение от Луизы пришло на мой телефон через полчаса, когда мы уже летели в сторону города. «Зарегистрировалась на рейс, — писала она. — Спасибо, что не отказался от помощи. Я старалась не столько ради Кота, сколько ради отца моего замечательного сына. Не беспокойся, Серёжа, я не стремлюсь развалить твою семью. Тогда я уже знала, что у меня получится, и — получилось. Я не о чём не жалею, ребёнок этот был желанным, как и сам ты когда-то. Теперь ты навсегда со мной в нашем сыне! Береги жену, она у тебя замечательная. Луиза Набокова, так и не ставшая Котовой». Вот так-то, дорогие мои, я стал отцом, но почему же мне так муторно на душе?!
Дядя Гена хмуро бросил передо мной очередную накладную, устало присел на стул, достал из холодильника бутылку минералки, сбил крышку и припал к горлышку, гулко глотая. Я смотрел на него, отодвинув в сторону текущие бумаги и ждал. Допив воду, дядька откинулся на гнутую спинку стула, закинул ногу на ногу:
— Ну, что, Серёга, дело на сегодня, по ходу, встало.
Я не перебивал, примерно зная продолжение. После паузы дядька изрёк:
— Председателя вешать пора.
Так, это тоже мы слышим, примерно, раз пять за рабочую неделю. Что у нас конкретно сегодня?
— Он обещал подписать допуски на подключение трех фаз?
Я кивнул, догадываясь, что за этим последует. И не разочаровался в своей проницательности, взращенной на местном колорите.
— Он давеча нажрался этой Фёдоровой дури, а по сему сегодня не в состоянии поехать со мной в районную администрации и в Энергосбыт. ..
— Что и требовалось доказать, — махнул я рукой. — Всё, дядя Гена, завязывай ты с ним что-то согласовывать. Ты, главное, делай разводку в помещениях, устанавливай генератор, а мы с Фёдором сделаем ему недельный роздых, а потом подхватим под белы рученьки и протащим за раз по всем согласовательным инстанциям. До конца августа ещё неделя осталась, успеем бумаги подготовить и с начальниками предварительно переговорить. Надеюсь, пройдёт, как по маслу.
— А лоханки-то свои когда монтировать будешь?
— А как только после вас черновую отделку закончат, кабельные каналы спрячут, и начнём монтаж оборудования. Тебе ж потом ещё финишную отделку вести. Думаю, к октябрю все остальное закончим, отопление запустим, а там хоть в зиму работайте. Хотя, до зимы надо уже производство запустить. Хотелось бы, по крайней мере.
... Мы строились быстро, благо, что коробка и подсобные помещения имелись, остальное было делом техники. Больше согласованиями занимались, чем работой. Бригады Геннадий подобрал умелые, голодные до работы, они сидели на «объехте» с утра до позднего летнего вечера. Я старался обеспечивать всех необходимыми материалами и техникой, сидел сутками в этом вот вагончике на площадке, своей штаб-квартире, так сказать, которую покидал только поздно ночью, да и то под конвоем Юльки, требовавшей, чтобы я свой «...супружеский долг выполнял регулярно». Я, в общем-то, и не слишком спорил. В общем, после нашей «командировки» с финансами стало нормально, и дело закрутилось...

* * *

Зато всё обломилось с Юлькиными родителями. Я наивно посчитал, что отсутствие необходимости продавать бабушкину квартиру снимет возможную напряжённость в наших отношениях, и они, первоначально воспринявшие брак любимой дочери в штыки, теперь будут ко мне значительно благосклоннее. Так уж фигушки!
Юлькин отец, бывший военный, постарался сразу поставить меня на место, на пальцах разъяснив, кто есть кто...То есть, он суть белая кость, потомственный офицер, интеллигент в хреновом по счёту поколении, а я — московский хлыщ, совративший сумасбродную девчонку пустопорожней болтовнёй и теперь подбирающийся в семейным ценностям... В тот момент я возблагодарил Бога и Луизу за то, что от продажи квартиры пришлось отказаться! Последствия дальнейших переговоров были бы летальны для обеих сторон.
И все наши потуги как-то сгладить ситуацию, постараться найти взаимопонимание или хотя бы просто понимание наталкивались на глухую стену полной неприязни. Я усиленно старался понять, что, кроме моей украшенной шрамом рожи может ещё так ополчить против меня совершенно незнакомых мне людей, но не находил ответа. Юлька, по её словам, своих родителей в таком сугубо негативном состоянии тоже раньше никогда не видела.
И только однажды, когда псевдо-тёща в порыве страстного гнева изрекла: «Господи, да разве ж можно даже сравнивать — Сашенька и это московское недоразумение! Плебей, прости Господи...», всё встало на свои места. Оказывается, Юлька сорвала им некий предполагаемый брачный альянс между ней и племянником местного губернатора, на который папа, начинавший подвязаться на политическом поприще, весьма рассчитывал. А здесь эта дикая во всех отношениях любовь... В общем, идиосинкразия¹⁶ ко мне выработалась ярая и стойкая. И радужных перспектив не сулившая.
Юлька плакала в номере гостиницы, я ходил из угла в угол, как тигр в клетке, но ничего не мог придумать. В какой-то момент она, вытерев слёзы, подняла на меня красные глаза, улыбнулась припухшими губами и прошептала:
— А ну их всех! Надо строить свою жизнь, а не оглядываться на чужую.
— Это ты про что? — не понял я. Она откинулась на диванные подушки и неожиданно расхохоталась. Это было настолько не в тему, что я даже испугался. Но она пояснила, отсмеявшись:
— С детства мне ставили в пример жизнь родителей, сначала — бабушка, потом они все ужи прожужжали. Всё просто и понятно: она была студенткой педвуза, он — курсантом-зенитчиком. Познакомились на торжественной «случке», как сами называли совместные вечера студентов-педиков и зенитчиков. У мамы в институте, в женском студенческом туалете, даже кто-то из наиболее озабоченных колхозных стипендиаток выцарапал на стене: «Умру у стен зенитки, но стану женой офицера!» Умирать-то не умирали, но к последнему курсу как-то рассасывались по выпускникам-курсантам и, получив свободный диплом, забив на свою малую родину и «любимую профессию», отправлялись с новоиспечёнными лейтенантами по гарнизонам, а то и за границу, как моя мама. А теперь вот она учит меня, «мерить жизнь с кого»! Сколько себя помню, они с отцом собачились по поводу и без повода. Меня бабушка спасала, мать отца. Она действительно была из «бывших», точнее — в следующем поколении. Знала несколько языков, прекрасно музицировала. И вот она-то мне как-то и сказала: «Лучше головой в балку, чем под венец из-под палки, девонька. Сама решай, что и как, ты у меня умница. А этих... Этих не слушай». В общем, заказывай билет на Москву, если можно — на сегодня. Опостылело мне что-то здесь, да и дойма дел полно.
Она назвала домом чужой для себя город, а у меня от счастья сердце готово было разорвать грудную клетку! Утром следующего дня, практически ближайшим рейсом мы вылетели в Москву.
К концу августа, как я и предсказывал, наши проблемы с согласованиями практически разрешились. Михей, вышедший из штопора накануне уборочной, моментально привёл себя в состояние, пригодное для вполне качественного употребления, Фёдор летал с ним по инстанциям, иногда им составлял компанию и я, дядька Генка свирепел на площадке, как надсмотрщик на галерах. Всё крутилось, всё шевелилось, строительная эпопея обещала завершиться в установленные нами сроки. Это такая редкость, когда желание выполнить задуманное совпадает с возможностями. И грех упускать такие моменты.
Тем временем мы уже прекрасно представляли, где закупать молодь, и что это за малёк должен быть. Я научился разбираться в незнакомом оборудовании, объездил несколько подобных хозяйств в целях получения опыта, Юлька искала будущих потребителей нашей продукции. В общем, дело двигалось, и к началу октября я впервые вошел
в практически готовый цех, сияющий белизной кафеля на стенах, лампами дневного света, алюминием резервуаров. Вчера мы промывали их, заодно прогоняли насосы и систему фильтров. Скоро в громадных бассейнах должно было поселиться первое поколение наших питомцев. Оставались последние штрихи, так сказать... Но у меня из головы не выходила встреча, которая произошла на обратном пути, из Екатеринбурга в Москве. Я не планировал её заранее, поэтому позвонил господину Кацу уже по прибытии в столицу.
И опять закатное солнце золотило устремлённый к поздним августовским небесам, увенчанный стремительной ракетой обелиск «Покорителям космоса», что напротив нашего неизменного с Кацем кафе. Отсюда когда-то начался мой путь к новой жизни, сюда еж я приехал, чтобы разобраться с жизнью прошлой.
До сих пор не понимаю, с чего это я решился на звонок своему бывшему экономисту. Наверное, правы те, кто утверждает, что преступника всегда тянет на место преступления, жертву — к преступнику, а бывшие жёны не могут оставить в покое давно утраченных супругов.
Но на мой звонок Яков Израилевич отреагировал живо, словно только его и ждал!
— Сергей Николаевич, дорогой, куда ж вы запропали! Здесь такое творится! Я немедленно выезжаю, вы знаете то кафе...
И вот мы сидим друг на против друга, потягиваем свежевыжатый сок, и Яков раскладывает передо мной какие-то папки. Я пока ничего не понимаю и терпеливо жду. Юльку я отпустил побродить по ВДНХ, не время ей ещё вникать во все мои прошлые заморочки, самому бы разобраться!
— Ага, вот! — Кац торжественно воздел над столом какой-то счёт-фактуру. — Извольте видеть, господин бывший Генеральный, что творят ваши некогда преданные друзья, так сказать.
Я поморщился, отхлебнул ледяного сока.
— Яков, давайте без этой театральщины. Просто разъясните мне, что и как. Честно говоря, я хотел только поинтересоваться у вас, как там дела в когда-то моей фирме. Всё таки родное детище, не отпускает...
— Так и я как раз про то же! — воскликнул Израилевич, его доро-гущие очки сверкнули праведным гневом. — Деньги уводят, шлимазлы¹⁷, и даже не могут это сделать по-человечески! Это всё до первой качественной финансовой инспекции!
Я философски пожал плечами:
— А может они и не собираются надолго здесь задерживаться? Бабки-то, небось, в офшоры выводят?
— Куда ж ещё! Да не в этом дело... Я вам говорил тогда, что компанию преобразовали в холдинг? Точнее, холдинг её купил, а с некоторых пор она стала основной в нём. Так вот, эти господа, чтобы мне так жить, как им живётся, набрали подрядов в Турции, и теперь почти весь основной финансовый поток перетекает в турецкие банки...
Я помотал головой, поднял перед собой руки, чтобы прервать поток еврейского красноречия:
— Окститесь, Яков! Давно ли наши в Турции строят? Насколько я помню, турецкие компании сюда тащатся, поскольку дома работы нет...
— Ха! — воздел Яков к потолку указательный палец. — Именно. Но, таки, уже никто ничего там и не строит! Или уже я полный идиот. Мы как бы там строим. Мы нанимаем фирму, заказываем ей проект — заметьте, турецкую фирму, при наличии своих прекрасных кадров, из той же «Эклектики»... Затем заключаем договор с турецкими же строителями и строим.
— А что строите-то?
Яков вздохнул.
— Нечто... Чего никто из нас и в глаза не видел.
Я опешил.
— А кто же принимает работу, акты подписывает, сдаёт заказчику?
— Этим занимается непосредственно ваш «лепший»¹⁸ дружок Борис-свет-Львович, который теперь, кроме генеральского чина имеет ещё и должность, называемую «директор департамента сопровождения контрактов». Под ним все бумаги, таинственные заказчики этих «потёмкинских деревень» и не менее таинственные подрядчики, горячие турецкие и прочие арабские парни. Никого это в нашей конторе, кроме вашего скромного слути, это, по большому счёту, не интересует, поскольку деньги люди получают приличные, за такие и глаза можно отвести в сторону, даже если что-то и подозреваешь.
— А многие подозревают? — усмехнулся я. Кац раздражённо повёл плечом.
— А кому это надо? — вопросом на вопрос ответил он. — Я в это влез в силу моей должности, но уже был предупреждён «царём Борисом» о возможном увольнении «по несоответствию», что в мои годы, огласитесь, подобно приговоры в профессии. Но мы попадаем под последние законы о борьбе с незаконным обналичиванием средств, по стране идут сплошные камеральные проверки... И если нас зацепит Центробанк, то моё «несоответствие» покажется мне детской игрой в крысу... Там, чтоб я так жил, уже органы госбезопасности копать станут, а с ними в моей семье не принято портить отношения. Так и до Земли Обетованной и слинять не успеешь.
Я поднялся:
— Вот что, Яков Израилевич, в Москве я, сами знаете, проездом. Бумаги эти, как я понимаю, вами для меня специально и приготовленные, я с собой прихвачу, покопаюсь на досуге. Глядишь, что и нарою. А сами, я вас умоляю, сидите тиши мышки, пока я не позвоню и не скажу, стоит ли вообще чего-то вам опасаться, или пусть уж сами себе яму копают. А лучше отправляйтесь к вашей родне, куда-нибудь в сторону Аравийской пустыни или там к гробу господню... Не знаю, в общем, но, главное, подальше отсюда. Надеюсь, в вотчинах Моссада ваш всемогущий Холдинг окажется бессилен. Тем паче, что в последнее время именно с арабами он отчего-то и задружил.
Яков поднял на меня свои печальные прозрачные глаза, протянул ладонь с длинными, тонкими музыкальными пальцами и неожиданно тихо сказал:
— Спасибо, Серёжа... Только и вы уж там поберегите себя до лучших времён. Знали б вы, как всем нам не достаёт порою этих ваших со Светланой «ССовских» времён! Воистину, как сказал классик, «...что пройдёт, то будет мило». Но хочется верить, что всё вернётся на круги своя. Я, юноша, пока ещё верующий человек.
— Вы возможно удивитесь, но я — тоже, — невесело усмехнулся я, и пожал его тёплую ладонь.

___________

¹⁶ Идиосинкразия — болезненная реакция, возникающая у некоторых людей в ответ на определённые неспецифические (в отличие от аллергии) раздражители.

¹⁷ Шлимазл — патологический неудачник (идиш).

¹⁸ Лепший (правосл.) — лучший, отсюда лепота (красота).