Библиотека

Глава 4. Покой нам только снится

Это больше, чем преступление, это — ошибка¹¹.
Шарль Морис де Талейран-Перигор

Миловидная дама, с пучком русых волос на затылке, в строгом сером, исключительно деловом костюме и элегантных очках — непременном атрибуте следователя (в моём понимании), оторвалась от протокола и бросила на меня взгляд, в котором я уловил некоторую чертовинку, что ли:
— Сергей Николаевич, а что, собственно, вы делаете в изоляторе?
Вопрос был столь неожидан, что я почувствовал себя на деревянном казённом стуле как на электрическом его аналоге... Что я делаю здесь? Расслабляюсь, право... Но вслух только произнёс:
— Простите, не понял вопроса? В каком смысле: что делаю? Сижу, поскольку задержали на месте п... происшествия. Пока, правда, непонятно, в качестве кого: подозреваемого или всё-таки свидетеля.
Школа даже короткого заключения под стражу уже научила меня называть вещи своими именами, не поминая ненужности всуе: место не «преступления» и «происшествия», не «преступника», а «подозреваемого». И вообще, меру вины человека определяет исключительно на суд, самый гуманный и так далее... В блатной среде, я имею в виду не всяких там отморозков, которым не писаны никакие законы, есть чёткое умение выражаться. Почему, например, авторитеты никогда не ругаются матом? Послать на... или ещё куда может вызвать вполне конкретную реакцию, сопровождающуюся оскорблением соответствующим пожеланию действием, а оскорбительное слово в адрес матери вообще недопустимо, поскольку у этих людей, при всём их образе жизнь, мать — понятие святое. Вот и думай, что сказать, прежде чем раскрыть рот. «Фильтруй базар», в общем...
Елена Константиновна Казарина, майор юстиции, отложила в сторону протокол и коротко усмехнулась:
— Ведь вы не можете понимать, Котов, что все улики, собранные нашими доблестными операми против вас по большей части для суда — сплошная фикция, суть — косвенные доказательства. Отпечатки на ноже? Да вы им ежедневно хлеб резали, разве не так? Оказались над телом в момент прибытия полиции? Вообще не аргумент, вы, как законопослушный гражданин, просто обязаны были дождаться представителей закона и дать исчерпывающие показания. Наркотиков, оружия и прочих запрещённых предметов и веществ при вас найдено не было. Ну, провели выходные в не слишком приятной компании, и будет. Но вы даже не написали телегу на следователя за превышение меры пресечения. Почему?
Действительно, почему? Я пожал плечами.
— Знаете, гражданин следователь...
— Просто Елена Константиновна, я пока ещё не определилась, как квалифицировать вас. Подозреваемым на безрыбье, как говорится, что-то не хочется, а в другом качестве, например, свидетеля, вы пока и сами себя не видите. Мол, нет у нас закона, всё равно закроют. Продолжайте...
— Елена Константиновна, вы уже сами ответили на все вопросы. Меня впервые задержали, это во-первых, соответственно, я и не представляю, как себя вести в этой ситуации. Многолетний опыт просмотра детективов меня научил лишь тому, что опера стремятся «по горячим следам» закрыть дело, тем более, такое тухлое, как убийство никому не нужного нищего гастарбайтера. Зачем статистику портить отделению, когда можно повесить дело на оказавшегося в не то время не в том месте человека? И, честно скажу, двухдневное общение с с дежурным следователем и сокамерниками моё мнение об органах не слишком поколебало.
— И всё же, — взгляд следователя стал жестким, в серо-стальных глазах словно льдинки сверкнули, но выражение лица при этом ни на йоту не изменилось. — Вы в недалёком прошлом были гендиректором успешной компании, преуспевали в делах, в браке... Что вас толкнуло на общение, как это говорится, с «...социально чуждым элементом»?
Я оценил чувство юмора, чуть приподняв уголки губ.
— Коли уж вам всё хорошо известно, должны были уже накопать, что фирму у меня отжали...
— Перекупили, если быть более точным...
— Отжали и перекупили, если уж вам так нужна конкретика. Квартира и прописка тоже в прошлом. Работаем с чём можем, как говорится... Вернулся вот в места былой молодости, да с жильём накладочка вышла. Спасибо, дворник по старой памяти приютил... А что до случившегося с ним, то дрались хачики и раньше, но до реальной поножовщины дело дошло первый раз.
— Да Бог с ним, вашим Мулло Маджидом Тулягановым, или «Мухой», как его все называли... Жалко человека, соседи о нём поголовно отзываются исключительно хорошо, да и о вас худого слова не сказали. Сами вы от кого скрывались в его хибарке? И не пытайтесь мне лагман ваш узбекский на уши вешать, что собирались пойти в народ от всего пережитого... На толстовца вы меньше всего похожи. Так как, говорить будем?
Я покосился на лист протокола, сиротливо лежавший в стороне и на всякий случай поинтересовался:
— Это в порядке допроса интересуетесь?
Казарина рассмеялась немного усталым, но вполне себе добродушным смехом.
— Нет, допросы ваши закончились, по крайней мере — до поры. И подписку брать не буду о невыезде, всё равно вы без прописки. Более того скажу: взяли злодеев-убивцев, во время рейда на ближайшем рынке и повязали, они сами сдали преступника. Не настолько ваш Муха и бедным был, копил, оказывается, с бору по сосенке, и накопил вполне приличную сумму, несколько тысяч долларов. Собирался в ближайшее время ехать домой, гостинцы очередные везти. А соотечественники прознали, позарились... Конец известен, в общем. Точка на этом. А что с вами делать будем?
Я в полном недоумении пожал плечами:
— Выпустите?
— Несомненно. Через пару часов, как документы все оформлю. Аккурат после обеда. Только ответьте мне на один вопрос.
— Легко! — на выдохе согласился я. На лице следователя я отметил лёгкое удивление. Но не придал этому значения.
— Откуда у вас этот телефон?
Она выложила на стол Вовкин «самсунг». Надеюсь, что внешне я ничем не выдал подкатившего ледяной волной страха. Представьте себе ситуацию, когда вы, не успев отбояриться от одного обвинения в убийстве, тут же попадаете под очередное расследование, в ситуацию, из которой выпутаться будет куда как сложнее...
Вариант «нашел в мусорном баке» я отмёл сразу же, поскольку заячьи уши брехни проглядывают в нём перекрыто. Поэтому я нашёл беспроигрышный, как мне показалось, выход, пойдя напропалую.
— Его мне подарил друг, Владимир Зверев. Я после больницы своим не успел обзавестись, позаимствовал у него позвонить, а он и предложил оставить себе. Что здесь криминального?
Елене Константиновна выслушала мои бредни, не моргнув глазом. Только коротко кивнула, однако, записывать ничего не стала, что я про себя отметил. Значит, не столь гнилы мои дела, если, конечно, не нашлось свидетелей, запеленговавших меня возле Вовкиной квартиры.
— Обладатель этого телефона, господин Зверев, числится в пропавших без вести примерно два месяца. В розыск подала домработница, которая не застала его дома в урочное время, а потом в течение почти двух недель не смогла до него дозвониться. По её словам, Зверев не отличался страстью к перемене мест, был в основном домоседом. К тому же, нетронутыми остались его дорожные чемоданы и сумки, личные вещи, словно он ушёл из дома, в чём был и не вернулся.
У меня голова шла кругом... Я оставил Володьку в квартире мертвее мёртвого, я убедился в этом. Следы крови на паласе, перевёрнутые стулья стояли у меня перед глазами... Или я действительно повредился умом в той аварии. И всё мне лишь видится в каком-то бреду?
— А когда он пропал? — на всякий случай поинтересовался я. Она назвала дату наших посиделок в кафешке.
— Утром он сказал, что собирается на деловую встречу, больше его никто не видел: ни соседи, ни друзья, ни сослуживцы. Ни домработница, о чём я вам уже говорила.
Я про себя облегчённо вздохнул. Значит, и меня некому было срисовать возле квартиры! Это меняло дело в корне, и я добавил остроты ситуации:
— В тот день мы с ним действительно встречались в кафе. Мне нужны были услуги его юриста...
Сказал и прикусил язык, но Казарина уже ухватила нить:
— Наталья Васильевна Хлопова, нотариус, убита в тот же день на Гоголевском бульваре из пистолета иностранного производства, модель «Глок 18», автоматического, калибром 9 миллиметров. С глушителем, естественно, поскольку никто ничего не видел и не слышал, редкая пенсионерка издалека вдруг увидела, что женщина лежит на аллее, а кто-то убегает. Думала, ограбили, подоспела, а она уже...
— Я-то здесь при чём? — искренне удивился я, поняв всю бездоказательность своего присутствия в данном месте в данное время. Елена Константиновна повела плечами:
— Не при чём, Котов. Просто все, кто с вами знаком в последнее время или просто попадает в круг ваших интересов, как та же Хлопова, почему-то умирают. Эпидемия, что ли, их косит?
Липкая струйка покатилась у меня между лопаток, на лбу появилась противная испарина. Больше всего на свете в этот момент мне хотелось, чтобы это всё закончилось поскорее, и я оказался — нет, даже не на воле! — в камере, где смог бы перевести дыхание и попытаться разобраться в происходящем, систематизировать факты, которые мне только что так красиво и логично изложили. А вслух произнёс:
— Елена Константиновна, мне больше по данным фактам нечего добавить. Разрешите идти?
Она устало вздохнула:
— Идите, Котов, ваши документы на освобождение я сейчас подпишу. Конвой, в камеру его...
...Я не люблю вспоминать тот период своей жизнь, тоску, чувство обречённости и безнадёжности, собствнной никчемности и бесполезности. Время шло, пролетели три года постылой неподвижности, прогулок в коляске и осточертевшего телевизора. Жизнь проистекала, как в знаменитом фильме «День сурка», пока в доме не появился компьютер. Об Интернете я впервые услышал еще до травмы, от друзей-сокурсников, потом об этом много говорили по телевизору — единственно доступном мне средством массовой информации, не считая книжек и газет, естественно.
Но настоящий промоушн Всемирной Паутине в моём сознании произвёл паренёк в санатории. Я, помню, сидел на улице — курил, он подкатил на коляске, тоже закурил, и мы разговорились. Он стал рассказывать о глобальной паутине, рассказчик он был хороший, и я не по-детски «заболел» интернетом, еще даже толком не осознавая, что это такое и какую роль сыграет в моей дальнейшей жизни.
Однако компьютера у меня не было, как и телефона в доме, а стоило это всё по тем временам баснословно дорого. На удивление, спасла опостылевшая к тому времени всем и вся политика. По осени в нашем городе проходили местные выборы, многочисленные партии рубились за власть, что на твоём Поле Куликовом, и я вдруг подумал, что единственный на сегодня шанс для меня обзавестись компом — это попросить спонсорской помощи у какой-нибудь из них. Набравшись храбрости или наглости, уж и не знаю, я добрался до соседа, у которого телефон таки стоял, и позвонил в так называемую «партию власти». Которая, кстати, позиционировала себя, как «партия реальных дел». На пальцах объяснил, кто я и что со мной, что, мол, так и так: очень нужен компьютер.
Партийные товарищи очень вежливо меня послали куда подальше. Поскольку мне терять было особенно нечего, да и заняться нечем, я закусил удила и решился позвонить их конкурентам, партии, которая недавно образовалась.
Эти посылать никуда не стали, напротив, выслушали очень внимательно, несколько раз переспросили адрес и пояснили: «Такие дела на раз по телефону не решаются. На днях к вам подъедет человек, и вы ему подробно изложите свою проблему». И положили трубку.
К моему несказанному удивлению уже вечером у нас дома нарисовался невзрачный такой мужичок, небольшого роста, с абсолютно невыразительным взглядом. Он присел у моей кровати, мы с ним мило пообщались с пол часа, он записал все просьбы и чаяния электората в потёртый синий блокнотик-ежедневник и ушел. А я похихикал в компании со Светкой над сложившейся ситуацией, поскольку гостями, как и новостями, был не избалован, и на том мы успокоились.
Против ожидания, уже на следующий день позвонили из представительства той самой партии, очень радостно сообщили, что мой вопрос решен и 28 сентября, до одиннадцати утра, мне домой привезут компьютер. Дата врезалась в память, поскольку 27-го мой День рождения. Такой вот подарок!
Время тянулось неимоверно долго, и вот наконец этот день настал! Утром батя вынес меня на улицу, посадил в коляску и выкатил за ворота. Часа через два подкатила чёрная иномарка и остановилась чуть поодаль, из неё вышел облачённый с элегантный тёмно-синий костюм человек и подошел ко мне.
«Сергей Котов?» - спрашивает, «Да», - отвечаю. Он махнул рукой, из машины вышли двое и принялись вытаскивать коробки. Вышли батя с мамой, отец хотел было помочь донести, но они вежливо отказались, тогда мама пошла показать им, куда всё это добро занести и поставить. Один из визитёров снимал всё на камеру, из дома вернулись те, кто заносил технику, поздравили меня с прошедшим Днём рождения, пожелали всех благ и уехали.
После этого на улице я высидеть уже не мог, радость переполняла такая, что хотелось вскочить и носиться вокруг коляски с радостными воплями! Что ни говори, но это было для меня настоящее чудо, сотворённое обычными людьми. И пусть они совершили его не столько ради моей особы, сколько в качестве рекламы своей партии, но зато они не зажали лишнюю партийную копейку и реально помогли хотя бы одному конкретно взятому человек, обойдясь в моём случае без напыщенных речей и пустых обещаний.
Родители позвонили брату, он мигом примчался вместе с племяшом и подключил компьютер. На нём уже стояли кое-какие игры, они пару часов поигрались и уехали, а батя усадил за компьютер меня. До вечера посидел, поиграл, собрался уже ложиться, а как выключать агрегат, мне никто не объяснил. Помогла Светка, которая на работе с этим чудом техники якшалась каждый божий день. Полгода я только и занимался тем, что осваивал разные игры, а сам тем временем копил деньги на подключение к интернету.
В конце концов, нам установили телефон, хотя до последнего утверждали, что «технической возможности нет», а с ним в дом проник и Интернет. Не буду описывать свои чувства, скажу одно: для меня заново открылся целый мир! Большую скорость тогда от соединения ожидать не приходилось, да и накладно это было, но для чтения, учёбы и общения хватало и минимальной. Читал запоем — соскучился по этому делу. Как-то раз совершенно случайно зашёл на православный сайт, начал читать молитвы, постепенно многие выучил наизусть. На форумах и в соцсетях познакомился с замечательными людьми, нашёл друзей и единомышленников, время за этим занятием пролетало незаметно и, что самое главное, я был чем-то занят и мог всё делать сам, батя только сажал меня за стол и включал компьютер. Родители стали оставлять меня одного, а сами ненадолго, на пару часов уезжали по своим делам.
С лёгкой руки Светланы поступил на заочное отделение в родной ВУЗ, благодаря всем этим интернет-чудесам обучение стало возможным дистанционно, да и учебных материалов в сети хватало с лихвой. И если бы не неподвижные ноги, я был бы относительно счастлив. Относительно потому, что абсолютное счастье в принципе невозможно. А тут ещё и Светлана начала неприкрыто тосковать по Москве. Отец её приболел, годы, сами понимаете, и беспокойство за него выматывало мою «декабристку», как я её называл, больше, чем возня со мной, убогим
...Я пригубил густого чифиря, переводя дух. Ляпа только покачал головой, Дерзкий недоверчиво хмыкнул:
— Как в кине, честное слово... Кто бы из пацанов на пересылке рассказал — не поверил бы... А тебе, вроде как, на волю выходить, брехать-то смысла нет.
— Собаки брешут, — беззлобно огрызнулся я. — Сами просили за жизнь рассказать, вот и слушайте. А что думать потом будете, не моё дело.
— Не кипешись, Прораб, и не слушай Дерзкого, — буркнул Ляпа.
— Пока есть время, расскажи лучше, как с каталки-то слез? Не Интернетом единым, небось...
Я покачал головой. А хрен его знает, как... Событие это моему пониманию совершенно непостижимо до сих пор. Просто однажды мать привела в дом священника, отца Валерия...
Я к тому времени не то, чтобы стал набожным, хотя, говорят, что жизнь своими выкрутасами и не так людей выворачивает. Но от оголтелого атеизма я уже категорически отошёл. Как уже говорил, заходил на православные сайты, почитывал Библию и жития святых, и хотя мало что своим скудным умишком в этом понимал, но действительно находил успокоение какое-то в чтении молитв. Лукавить не буду, мама моя перепробовала на мне все возможные, как принято теперь говорить, «нетрадиционные» средства, о чём я уже писал выше, но с действующим священнослужителем судьба свела меня впервые.
Был он воистину колоритен: высок, статен, борода уже серебрилась прядями благородной седины, пронзительно-голубые глаза под густыми бровями лучились какой-то нездешней добротой и глубоким знанием. Настоящий волхв, какими они виделись в моём понимании. Это потом уже я узнал, что он старше меня всего-то годков на пять-шесть, а тогда он показался мне настоящим афонским старцем.
Он присел у мой постели на торопливо подставленную матерью грубо сколоченную табуретку, поставил на пол огромный портфель, который несколько диссонировал с обликом таинственного старца, и осторожно взял в руки мою левую ладонь. Внимательно взглянул мне в глаза, и я словно опять оказался в той роковой купели, среди безразличных рыб, водорослей и всеобъемлющей боли...
— И долго так валяться собираешься, раб Божий Сергий? — неожиданно-грозно вдруг вопросил священник. Я вздрогнул, дёрнулся всем телом, опал обратно на подушки. Он нежно погладил мою руку, прикоснулся пальцами ко лбу там, где индусы малюют свои разноцветные точки, устало улыбнулся хорошей, доброй улыбкой.
— Всё, терпелец, отдохнул, пора и за дело приниматься. Тебя ждут большие дела. Бог даст, ещё свидимся. Здрав будь...
Он тяжело поднялся, подхватил с пола свой баул и, кивнув маме, вышел из комнаты. Я проводил его в полном смятении... Что-то изменилось во мне, что именно — я так тогда и не понял. А понял лишь на утро, когда проснулся от боли в отлёжанной правой ноге... Полностью я встал с постели уже к Новому году.

* * *

Ляпа покачал головой, потом, не говоря ни слова, скрутил самокрутку из газеты, набил махрой. Затянулся, пустил дым в потолок.
— Повезло тебе, парень. И так с той поры на речку не ходил купаться?
Я кивнул.
— Боишься?
— Нет. Просто не могу себя заставить зайти в водоём. В бассейне-то плавал регулярно...
— И с женой вы вот только что разбежались? После всего того, что она с тобой пережила, не бросила тогда?
Это настолько отвечало моим собственным мыслям, что я проигнорировал вопрос. Только мотнул головой в знак согласия. Дерзкий толкнул Ляпу в бок:
— Скажи ему...
Ляпа отмахнулся, мол, сам знаю, потом, в очередной раз затянувшись, буркнул:
— Не хотели мы тебе говорить, коль уж и так на волю выходишь, но теперь думаю, надо что б ты знал. Тут кореша надысь «коня» пригнали, малява с воли пришла на тебя.
Ни для кого сегодня не удивительно, что заключение в тюрьме отнюдь не является изоляцией в полном смысле этого слова. Тюремная почта имеет множество вариантов пересылки, в зависимости от «дорог», сиречь — способов доставки. Дороги могут быть «по мокрому», «по ногам», через кабуру (отверстие в стене), а могут даже через пол тюрьмы «по воздуху» пригнать «коня». В общем, изощряются люди в меру своих способностей, благо времени у этих изобретате-лей-рационализаторов немеряно. В моём случае депеша пришла через систему нитяных путепроводов снаружи тюрьмы, на улице. Как уж там это организовано, мне доподлинно узнать так и не удалось, но работала эта система исправно. В переводе на простой русский тирада Ляпы означала, что с воли обо мне кто-то написал местным старожилам. Оставалось выяснить, с какой стати я в их мире стал столь популярен. О чём я и спросил напрямую. Ляпа почесал в затылке, и огорошил:
— Большие люди сказали, что тебя должны грохнуть, когда ты перейдёшь в СИЗО. Я за тебя подписался изначально, вот они и предупредили. Хорошо, что следачка тебя отпускает. Иди с богом, Прораб, и больше не попадай сюда. Плохое это место. Не для тебя.

* * *

Тяжелая стальная дверь захлопнулась за мной с тяжёлым лязгом. Громыхнули засовы с той стороны, я стался в одиночестве под мелкой кисеёй июльского дождичка. Настроение ыбло двоякое. С одной стороны, я на воле, очередное приключение позади. Обвинения сняты, а заодно я убедился в том, что меня никто не связывает с убийствами Вовки-морковки и таинственного нотариуса. С другой, судя по заявам моих новоиспечённых «синих» товарищей, кому-то очень я поперёк горла, если даже в тюрьме меня собирались достать!
От неожиданности я даже на секунду остановился. Значит, и то, что меня отпустили, им прекрасно известно! И подстрелить меня сейчас что два пальца об асфальт! С осознанием этого прискорбного для меня факта я не успел сделать и шага, как рядом затормозила машина, небольшой тёмно-синий «хёндай-гетц».
— Садитесь, Котов, — бросила мне в приоткрытое окно товарищ майор юстиции Казарина. Я нисколько не удивился, поскольку к этому времени способность удивляться чему-либо у меня атрофировалась окончательно, распахнул дверцу и залез в салон.
— Вам в какую сторону? — поинтересовалась она, споро беря с места. Я пожал плечами:
— В любую, только подальше отсюда...
— Разумно, — кивнула Елена Константиновна. Бросила на меня изучающий взгляд. — Тогда поедем, что-нибудь перекусим, и вы, любезный, расскажете мне за переменой блюд, кому это вы так умудрились наступить на горло, что он стремится вас уничтожить всеми доступными средствами.
Я тупо кивнул.

___________

¹¹ Слова эти приписываются Шарлю-Морису Талейрану по поводу расстрела герцога Энгиенского Наполеоном I.