Библиотека

Глава 5. Камо грядеши?⁶

Жизнь всё время отвлекает наше внимание;
и мы даже не успеваем заметить, от чего именно.
Франц Кафка

Я брёл по узким провалам Старого Арбата в сторону садового Кольца и старался ни о чём не думать. Настроение было ниже низкого, и это несмотря на то, что в тендер мы-таки влезли, документы на куплю компании Набоковой курьер ей благополучно отвёз, осталось лишь получить её высочайшую подпись и, собственно, рассчитаться. Но и с этим проблем не предвиделось, поскольку собственных средств на проведение этой сделки мне бы вполне хватило. Конечно, я практически опустошал свой личный резерв, но где наша не пропадала, чего не сделаешь на благо общего, практически семейного дела. Но отчего-то на душе кошки скребли... Что-то зрело, что именно — я пока понять не мог, но ощущал всеми фибрами своей весьма чувствительной в отношении всяческих пакостей души назревающие где-то в пределах линии горизонта проблемы.
Москву вьюжило уже который день. Ни техника, ни дворники не справлялись с капризами отлетающей зимы в полной мере, на обочинах громоздились сугробы, которые не успевали вывозить похожие на динозавров своей громоздкостью и неуклюжестью четырёхосные самосвалы, от этого и без того неширокие центральные улочки становились вообще похожими на горные теснины, в которых разъехаться автомобилям не представлялось возможным в принципе.
Поэтому свой «Порш» я из гаража даже и не выгонял, а верного Романа оставил на стоянке возле Метрополя, откуда и совершал свой бессмысленный и бесцельный пеший демарш. Про себя я решил, что вот добреду до Смоленской площади, там или вызову Ромку или возьму такси и, если к этому моменту мне всё-таки позвонит Луиза — махну к ней. Не позвонит — направлюсь в «Метелицу», благо — рядом, или спущусь на Краснопресненскую набережную, найду какую-нибудь забегаловку в Бизнес Центре Москва-Сити.
Но я не дошёл и до Калошина переулка, как мобльник призывно пискнул, я поспешно отозвался:
— Котов на проводе...
— Привет, Серёжа, — голос Луизы прорвался ко мне сквозь февральскую метель, обдав меня совсем не зимним теплом! — Я всё подписала. Твой экземпляр документов курьер забрал. Спасибо.
— И только?! — невольно вырвалось у меня. На другом конце Планеты улыбнулись, я это почувствовал вот так, безо всякой телепатии.
— Приезжай, если хочешь... Я жду.
Отбой. Я быстро набрал номер Романа, и уже через полчаса летел стрелой в знакомый дом на Каширке.
Вручив хозяйке цветы и целомудренно поцеловав в щечку, вошёл, нет —ввалился в квартиру, в клубах морозного воздуха и снежных хлопьях. Луиза приняла у меня пальто, бросила тапочки, а сама прошла на кухню, откуда доносился аромат свежезаваренного арабика... Я пригладил перед заркалом в прихожей мокрые лохны (ох, уж эта неискоренимая привычка мотаться зимой без шапки!) и прошёл следом.
Хозяйка, облачённая в пушистый домашний халатик символической длины, который сидел на ней, однако, не хуже коллекционного платья от Кардена, сноровисто накрыла на стол, придвинула мне стул, уселась напротив, и положив подбородок на сцепленные пальцы рук, наблюдала за тем, как я, обжигаясь, потягиваю душистый кофе. Утолив первую кофейную жажду, я изрёк:
— Теперь жить можно! — и откинулся на высокую спинку. — Спасительница! Искусительница, при том... Знаешь путь к сердцу испорченного офисным питанием мужика.
— И не только к сердцу, — игриво уточнила она. Я кивнул:
— Это уж — само собой! Ну, что, перейдём ко второй части Марле-зонского балета? — я заговорщически кивнул в сторону спальни. Луиза грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Сегодня — нет, Кот.
— Ты хорошо осознаешь последствия своего необдуманного решения? — грозно нахмурился я. — Я, понимаешь, загнал по дороге всех лошадей, сколько их там есть в моторе, кучер практически замёрз на облучке под суровыми порывали февральского ветра, а боярыня мною брезгует!
— Милый, — Луиза встала, подошла ко мне и, обняв мою упрямую голову, прижала к своему мягкому животику. — Да разве я могу тобою побрезговать? Ты единственный, кто у меня остался. Ты, да мама... Просто сегодня не надо плодить сущностей сверх меры, достаточно посидеть рядом, помолчать... Мне было хорошо с тобой, пусть то, вчерашнее чувство и останется с нами... Завтра я уезжаю, потом, через какое-то время, вернусь, мы снова встретимся, и тогда станет ясно: было ли то, что произошло между нами, секундным мороком, наваждением, или мы с тобой, действительно, два осколка, две части чего-то большего, которые, наконец, отыскали друг друга.
И мы сидели рядком на диване, который ещё наверняка помнил все безумства прошлой ночи, говорили о нас, о жизни, делились планами на будущее, точнее, делилась она, а я вслушивался в мелодию её голоса и растворялся в ней без остатка. И на выходе, вырвавшись, наконец, из не отпускающих колдовских объятий, запахивая пальто, я поставил жирную точку на этом этапе наших отношений:
— Спасибо за всё, Лу... Мне будет очень тебя не хватать (я ни на йоту не кривил душой), но я переживу, если ты обещаешь вернуться... Понимаю, что это глупо. Но, поверь, обещания мне будет достаточно. Вернёшься?
— Вернусь, — прошептала она. — Ты только жди... Но звонить не надо, мне будет больно. Я разберусь с делами и, когда приеду, сама тебя наберу. Только не меняй симку.
Я молча кивнул и опрометью бросился вниз по лестнице, забыв о лифте, словно стремился бежать поскорее из сладкого плена.
Уже в машине, по дороге домой, перевёл на её счёт сумму, причитающуюся по нашему договору. Архитектурное Бюро «Эклектика» перешло в собственность нашей компании.
Бледная Луна прорвалась, наконец, через уже опостылевший за последние дни покров туч и посеребрила складки тюля. Шторы в её холодном свете приобретали воздушность, ложились по бокам оконной рамы, больше напоминающей нечто из полотен Куинджи, мягкими складками. Там, где-то в лунном волшебстве, за холодным стеклом окна, дышал своей жизнью зимний мегаполис, дремали под шапками снега брошенные хозяевами во дворах машины, угрюмо ползли по ночным улицам мастодонты-снегоуборщики, деловито загребая лапами тонны выпавшего за последнюю неделю снега. Горбатые самосвалы везли его куда-то по одним им ведомым маршрутам, порыкивая усталыми дизелями на скользких подъёмах.
Рядом заворочалась Светка, потянула на себя одеяло, его холодный шёлк скользнул по моим ногам, вернул к действительности прошедшего вечера...
Мы почти не разговаривали, не осуждалась, как раньше, моя последняя сделка, Светка не делилась свежими сплетнями «от Кутюр» в лице её дражайшей подруги Леры, всегда бывшей в курсе последних событий в среде архитектурного бомонда. Даже телевизор не объединял нас, как прежде, очередным сопливо-мелодраматическим сериалом, над которым она будет потом чисто по-женски вздыхать, а я — смеяться, впрочем, вполне беззлобно, даже с пониманием.
Поужинали в ровном молчании, потом разбрелись по своим комнатам. Я наконец-то занялся слегка запущенными делами, просмотрел домашние счета и рабочие письма, которые предусмотрительно прихватил на работе с Оленькиного стола. Чем занималась Светлана в спальне — Бог весть, только когда я окончательно умотал себя разборками с документацией и смертельно захотел спать, она уже ждала меня в постели, достаточно умело притворяясь, что задремала.
Я сбросил шлёпанцы и нырнул ей под бок, потянув на себя одеяло...
— Ты был у неё? — неожиданно спросила Светлана. От неожиданности, я выдохнул:
-Да.
— Ну, и как, познал в кои-то веки радость супружеской измены?
Я потушил ночник (надо же было как-то протянуть время, собраться с мыслями? В темноте это получается не в пример лучше), пожал плечами, словно она могла увидеть и — главное! — оценить этот независимый жест.
— И что теперь? — в голосе жены не было и тени злости или тихой ненависти, только какая-то глубокая усталость. Я хрипло выговорил:
— Ничего. Будем жить, как жили. Её фирму я тебе дарю. Владей на здоровье.
Светлана неожиданно придвинулась ко мне, и я с давно забытым волнением вдруг обнаружил, что она совершенно раздета... Как в те, кажущиеся уже растворившимися в прошлом, года нашей бурной юности, я ожидаемо грубо прижал её к себе, впился губами в её ждущее тело, навалился в порыве неизбывной страсти...
Мы любили друг друга как будто впервые, тогда, тайком, в её квартире на Кутузовском, раз за разом доставляя друг другу то сладость финала, то боль огненного насилия, а когда, обессиленные, разметались на скомканных простынях, она тихо спросила:
— Почему у нас всё прошло? Ведь то, что сейчас было, только тень прошлого счастья... Мы не были вместе почти два года, только живём рядом, существуем в одном пространстве. А семья отчего-то кончилась. Осталась там, в сочинской больнице. Вместе с нашим не родившимся малышом.
— Неправда, — деревянно возразил я. Ложь получилась откровенной, не слушался ни голос, ни лицо, благо, последнего в сумраке спальной видно не было.
— Правда, милый, — она тихо засмеялась. — Мне всегда было хорошо с тобой, но разве любящая женщина не почувствует, что её герой охладел к ней? И не возражай, я не про измены. Я знаю, что эта девка у тебя первая за все наши совместные годы и, поверь, уважаю твой выбор. У нас уже ничего не слепится, сколько не лепи... Своей непомерной гордыней, своим снобизмом я сама же всё и разрушила. Надо нам было тогда вместе ехать на море, хоть ты и брыкался отчаянно. Даже несмотря на то, что греть пляжный песок мне бы пришлось в одиночестве. Но сделала, как сделала, и вот получила ожидаемое. Серёжа, я хочу, чтобы ты знал: ты совершенно свободен в своих действиях. Нам, видимо, действительно пора пожить отдельно...
Я вскочил с постели, подошёл к окну, прижался лбом к холодному стеклу. Вот и всё... Как там у писателя: «...Так и заканчиваются звёздные войны». Как всё просто, однако... Если бы поехали на море, а не в горы, на ту горнолыжную трассу. Только вот на море я тогда категорически ехать отказался. Потому, что ненавидел Большую Воду больше всего на свете!
С водой у меня были вполне специфические отношения. Несмотря на то, что вырос я практически на Борисовских Прудах и из воды летом не вылезал, что твоя лягушка. Но вода оказалась коварной и, в порыве страсти нежной, не раз пыталась забрать меня к себе насовсем...
— У-у-у-х! — кричал я и плюхался в воду маленькой восторженной рыбкой с рук тётиной подруги, Нели. Окружающие смеялись этому уханью неуклюжей рыбки.
Мне, пятилетнему мальчугану, безумно нравился этот солнечный день и озеро, на которое моя тётя взяла меня купаться.
— У-у-у-у-у-х, — плюхнулся я в воду очередной раз.
— Все, Серёжа, поплыли к берегу, — и Неля неожиданно повернулась ко мне спиной и спокойно пошла по пояс в воде к близкому берегу.
— А-а-а, ап, ...оп, — я пытался подпрыгнуть в воде, а плыть совсем не получалось. Вода вперемешку со слезами хватала меня за горло и не давала выскочить выше, чтобы закричать. Кто-то сильный и злой «хватал» меня за ноги, тянул вниз, под поверхность, он не хотел, чтобы я выплыл. Он желал, чтобы я остался с ним навсегда. Потом тётя Неля обернулась и подхватила меня на руки. Я уже изрядно нахлебался воды и ревел, вытирая слезы и сопли ладошками. Мне тогда было очень страшно. Страшно даже у неё на руках.
Второй раз это произошло, я после первого курса гостил у родственников в деревне. Вечером я, проводив очередную свою девушку после танцев в местном клубе (ничего сверх морали — исключительно платонические отношения в стиле деревенской патриархальности), шёл по дороге к дому дядьки, когда около меня со скрипом тормозов остановился потрёпанный УАЗ. За рулём сидел друг детства Женька, он на этом уазике возил главу администрации поселка. В машине кроме него уже сидели трое: Вовка, тоже мой хороший друг, и два малознакомых молодых парня — Эдик и Андрей, лет каждому эдак по семнадцать.
— Серёга, здорово!!! Поехали по деревне прошвырнёмся! Смотри, что у нас есть, - из-за сиденья его рука выпростала трёхлитровую банку вина. Да, и ребята, видно, были уже малость навеселе. Обычный деревенский вечер, с обычными развлечениями маленького южного поселка, с по-летнему густыми и темными ночами.
С вином в деревне проблем никогда не было. Даже в суровые времена «сухого закона». В каждом втором дворе росли виноградники, из которого и давили вино: и для себя, и на продажу. Недолго раздумывая, я залез в машину. Вечер получался на поверку совсем не скучным. Немного покатавшись и не встретив больше никого из знакомых, мы выбрали укромное место для принятия на грудь божественного напитка. Напиток, кстати, оказался наикислейшего качества, и больше стакана в меня не влезло.
— Отличное вино ребята, сорт «Здравствуй, изжога!», — отшутился я на предложение пропустить ещё дозу.
— Да ладно тебе, гурман хренов, - беззлобно осклабился Жека, и парни допили вино сами. Слово за слово, разговоры затянулись за полночь, вино всё-таки в крови поигрывало, и расходиться совсем не хотелось.
— Поехали в соседнюю деревню сгоняем, у меня там подруга. Надо один вопрос порешать, - неожиданно предложил Андрей.
Все согласились прокатиться и стали определяться с дорогой. Добраться до той деревни можно было двумя путями. Один по грунтовке над горой, а второй по трассе. В первом случае дорога была никуда не годная, по ней редко кто ездил — ухаб на ухабе, и в темноте запросто можно было влететь в какую-нибудь ямину. Во втором — надо было проезжать через райцентр, а там легко нарваться на гаишников.
— Да ладно вам, время уже позднее, все гаишники по бабам разъехались. Чего им ночью на местных дорогах-то ловить! Все равно никто не ездит уже. Едем через райцентр, — на правах рулевого решил Серёга.
Спорить с ним никто не стал, и мы двинулись по трассе. Предвидение Серёги оказалось верным, и представители правопорядка нам по дороге не встретились.
В райцентре заехали еще за одним парнем, Лёхой, и двинулись дальше. Орала музыка, компания уже порядком навеселе, перекрикивая друг друга, все разом что-то рассказывали. Вот-вот должен случиться поворот и сразу за ним — неширокий мост через канал...
— Женька, тормози! Тормози, су-к-а!!! — истошно заорал кто-то, машина тем временем неслась прямо, споро миновала поворот и с полутораметровой высоты со всего маху сиганула в канал, перевернувшись на левый бок...
Салон стал стремительно заполняться водой через открытые окна, мы барахтались в ней, как недельные кутята, от страха и неожиданности не зная, что делать и как отсюда выбираться. Но я успел набрать воздуха, и теперь шарил везде в поисках дверной ручки и не мог её найти.
Движения друзей затихли, я успел подумать, что это конец и решил вдохнуть побольше воды, чтобы не мучиться. Я где-то читал, что если вода попадет в легкие, то все — мгновенная смерть. Приняв такое важное в том момент решение, я вдруг подумал, что вот сейчас обязательно пронесётся перед глазами моя жизнь, но она, сволочь, всё не проносилась. Да и вдохнуть воду никак не получалось... Напился я ее до одури и решил, что пора бороться. Паника ушла, и я нащупал переднюю дверь, но ручку по прежнему отыскать не мог. И тут вспомнилось, что двери в УАЗе из двух частей: верхняя на небольших болтиках крепится к нижней... Упершись ногами в сиденье, руками изо всех сил, уже задыхаясь, надавил на верхнюю часть дверки, и она начала сгибаться.
Сначала вылез по пояс и отдышался... Увидел сквозь стекло задней двери какое-то движение, быстро открыл её и вытащил Эдика, который кашлял и потоками исторгал из себя воду... Мы нырнули за остальными... Поздно.
Через два дня мы хоронили своих друзей.
...Был и третий раз, тот самый, из-за которого я окончательно «раздружился» с природными водоёмами, но вспоминать о нём я не люблю... Как бы то ни было, но именно моя «недружба» с реками, озёрами, морями и прочими океанами стала причиной того, что роковой отпуск мы решили провести в горах. Что, в конечном итоге, сегодня рухнуло между нами непреодолимой пропастью.
Остыли мысли, высохли слёзы... Мертвенно-белая Луна пялилась через холод окна на спящую Светлану, на разбросанные простыни, на меня, в одночасье оставшегося в одиночестве. Поскольку только вчера я потерял Луизу, так и не успев её по-настоящему обрести, а сегодня практически порвал с семейной жизнью, которая, как вдруг выяснилось, занимала больше места в моей душе, чем мне обыкновенно казалось.
Голый человек на голой земле... Кот это сказал? И ощущение полного отсутствия выхода. Попеременно мной овладевали желания сначала — немедленно лететь в Питер и оттуда — в неведомый Выборг, затем выскочить на улица, сесть в машину и раствориться в бледном свете ночного светила навсегда, устремившись прочь из столицы по любой из дорог федерального значение, а то и совсем без оного...
Но я тихо спустил ноги с постели, нащупал тапочки и, накинув халат, на цыпочках вышел из спальной.
По дороге в столовую я прихватил в кабинете мобильник и, присев на канапе у окна, ни секунды не усомнившись в том, насколько прилично я поступаю, набрал номер Бориса. Часы показывали полчетвёртого утра. Самое время войне начаться, если верить стратегам... И она грянула:
— Какого обезьяньего хрена ты трезвонишь! — после примерно десятого гудка разорвалась трубка нервным фальцетом Бориса. Нельзя сказать, чтобы я его в этот момент не понимал, но, честно говоря, именно в ту самую секунду мне было глубоко наплевать на его сантименты. Ему случалось обращаться ко мне гораздо чаще в столь же непотребное время. Он, видимо, и сам просёк, что просто так я бы не бодрствовать в часы самого сладкого сна, поэтому, сменив тон, Борька переспросил:
— Что-то случилось, Кот?
— План «Бэ», — коротко бросил я и нажал «отбой».
Наутро мы со Светланой встали, как ни в чём не бывало, позавтракали, выпили по чашечке крепкого кофе. О прошедшей бурной ночи по молчаливому согласию ни она, ни я не упоминали. Словно всё как прежде, только нам обоим было ясно, что жизнь семейная с этого дня окончательно покатилась под откос.
Уже на выходе, традиционно целуя меня в щёку, Светка проронила:
— Постарайся сегодня не уходить в загул. Может то, что произошло этой ночью, не случайный морок, и всё ещё можно будет как-то исправить...
Но прозвучало, впочем, это без особой надежды.
А я надеялся. На тот самый План «Бэ», о котором ночью напомнил Борису. Несколько слов предыстории, пока я еду по солнечным улицам в сторону своего офиса.
Насмотревшись как-то по случаю с Борькиными племянниками мультика «Вокруг света за восемьдесят дней», где у хитроумного персонажа Фога была на всякий случай припасена «тысяча планов», мы с моим другом для себя разработали собственный конспиративный язык, на котором План «Бэ» предусматривал обращение к некоему господину, приятелю Бориса. Господин этот, по уверениям моего друга, обладал уникальной способностью «разруливать» любые ситуации, как деловые, так и житейские. Во всяком случае, когда мой дружок умудрился наступить на хвост какому-то олигарху, замутившись с его женой, и ему пришлось прятаться с подругой по городам и весям, этот самый неведомый кудесник вмешался, и ситуация моментально оказалась под контролем.
В итоге красавица вернулась к своему «чудовищу», где была обласкана и прощена, а Борис остался при всех своих членах, совершенно не усекновенных, и в относительно спокойном состоянии духа. Чего ему это стоило в денежном эквиваленте, он не распространялся. В моём случае я тоже был готов, как в той военной песне «...за ценой не постоять».
Пересечься с Борисом мне удалось только в обед, поскольку всю первую половину дня мой коммерческий директор метался по своим исключительно коммерческим делам. Да и у меня ввиду приближающегося тендера тоже вопросы к сослуживцам накопились. Таким образом, наше рандеву состоялось в два пополудни в ресторане «Охотник», что на Головинском шоссе. Несколько на отшибе, зато вполне подходяще для того приватного разговора, что нам предстоял.
Борис приехал заранее и, в ожидании моего явления, времени зря не терял, оформив заказ. Поэтому, не успел я с мороза ввалиться в залу и присесть напротив, как он с великолепным изяществом, достойным самого Игоря Кио, хлопнул в ладони:
— Алле, ап! — и на столе перед нами появилась первая перемена блюд...
Вначале разговор не клеился, поскольку я безумно проголодался, да и тема деликатная не терпела обсуждения вот так, «с налёту, с повороту»... Зато несколько ублажив свой желудок, я коротко изложил Борису свою семейную ситуацию. Коротко, поскольку он и так на правах друга семьи в неё был посвящён достаточно. Внимательно выслушав мои бредни на тему личной трагедии, он спокойно сказал:
— Действительно, только план «Бэ»... Тем более, что Светка, как я понимаю, ещё не окончательно потеряла надежду на твоё «выздоровление»? Поэтому придётся прибегнуть к помощи Савелия. Не скажу, что это панацея от всех бед, но, судя по тому, что я испытал на себе, и тому, что мне приходилось слышать от других, в твоём случае — это единственный шанс. Ты же сам говорил, что, возможно, достаточно какого-нибудь знакового события, своеобразной «шоковой терапии» — и всё у вас вернётся на круги своя... Поэтому предлагаю не терять времени на всяких там психотерапевтов, «Кашпировских» и «чумаков», а доверимся профессионалам с большой буквы «Пэ». Я созвонюсь с Савелием, изложу твою ситуацию и поинтересуюсь, насколько он сможет быть нам полезен. Ну, а если нет, то тогда уж будем уповать на Его Величество Случай, или что там ещё остаётся в запасе... Согласен?
Я молча кивнул. Как будто у меня был выбор?

___________

⁶ Камо грядеши, Господи? (рус. Куда Ты идёшь, Господи? лат. Quo vadis, Domine?) — фраза, сказанная, по преданию, апостолом Петром Иисусу Христу, когда апостол во время гонений императора Нерона на христианпокидал Рим. В переносном смысле фраза Камо грядеши? является предложением (в форме вопроса), задуматься, правильно ли человекживёт, туда ли идёт в своей жизни, верны ли его жизненные цели, ценности и т.п. Используется также в прямом смысле, как шутливо-торжественная форма вопроса о конечной цели чьего-либо движения.