Социальная реабилитация

Смотрите вперед, в будущее

Радик Гарипов, заместитель муфтия Пермского края, директор некоммерческого партнерства "Пермский географический клуб", планерист, инструктор по туризму

Прерванный полет

День 5 июля 1995 года начинался как обычно: утренняя пробежка по аэродрому, зарядка и купание в знаменитом на все Прикамье аэроклубовском пруду. Именно в этот пруд дружно бросают счастливчиков, совершивших первый самостоятельный вылет или впервые прыгнувших с парашютом. После завтрака выезд в мастерские: надо доделать лебедку для запуска планеров, еще немного - и можно начинать летать.
Все мои мысли были о предстоящей работе. Но случилось так, что именно в этот день мне стало совсем не до полетов.
В мастерских, когда для распрессовки устанавливал карданный вал лебедки на один из станков, стальная плита весом более тонны пошла прямо на меня. Сознание сработало очень быстро: бросив карданный вал, я рванул из опасной зоны. Но левая нога зацепилась за швеллер, и глухой удар буквально пригвоздил меня к станку. Ситуация была безвыходная в прямом и переносном смысле. Прижатая к раме станка нога медленно продавливалась на глазах, и кровь начала буквально фонтанировать во все стороны. Я даже кричать не мог: мне было стыдно. В глубине души я понимал, что именно в такой момент происходит что-то вроде проверки всего моего существа. Я тихо бросил в окружающее пространство:
- Есть рядом кто-нибудь?
Подошел один из рабочих. Увидев, что произошло, он опрометью кинулся за тельфером. Прошло еще какое- то время, пока плиту подняли, и множество крепких рук подхватили меня, потому что стоять сам я уже не мог. Тут-то я и увидел, как безжизненно болтается моя раздробленная левая нога. Было ощущение, что она висит только на штанине.
Я, помню, сказал тогда:
- Как же я летать буду?
И практически в тот же момент получил ответ. Непонятно откуда взявшаяся внутренняя уверенность как бы наполнила меня, помогая превозмогать боль. Я понял, что обязательно буду летать, вернусь на аэродром к друзьям, и, возможно, все будет как прежде. Уже позднее борьба с болью вынудила меня мыслить сиюминутными категориями. Я помню, как изо всех сил старался остаться в сознании, как долго пришлось ждать "скорой помощи", как везли меня по улицам города, как в приемном покое медсанчасти ожидал своей очереди...
Хирург сказал, что сохранять нечего и предстоит ампутация. Внутренне я уже был готов к этому и принял информацию без особых эмоций. Вот так неромантично и даже как-то буднично началась моя новая жизнь.

Пробуждение

Сонное, туманное состояние сменилось противным ощущением дыхательных трубок в горле и шумом в голове. Так уходил наркоз. Как сквозь сон я услышал команду хирурга: "Дыши!" - и изо всех сил, несмотря на трубки в горле, сделал первый вдох. После чего даже перелез - разумеется, с помощью врачей - с операционного стола на каталку. Это были весьма странные ощущения, кто испытал - не забудет уже никогда. Путь до реанимации помню смутно. Вероятно, я провалился в долгий и глубокий сон, как только перелег на кровать. В дальнейшем так отключаться у меня не получалось даже после обезболивающего. Практически месяц я жил без сна.
А тогда, пробудившись от тяжелого забытья, я увидел сначала массу приборов и белые кафельные стены реанимации. И только потом взгляд сместился на ноги. Увиденное нисколько не шокировало, так как я помнил все, что случилось со мной до самого начала операции. Как бы убедившись в очевидном, я начал размышлять о своем будущем. Что мне делать теперь в первую очередь? Как примут эту новость родные? Особенно я боялся за мать. Подумал и о своих друзьях на аэродроме: ведь я так и не доделал карданный вал для лебедки.
Много в тот первый день промелькнуло разных мыслей. Прерывался этот поток только процедурами. Особенно неприятной из них оказалось переливание крови. По словам врачей, за мое пятидневное пребывание в реанимации в меня влили около шести литров жидкости. Все это сопровождалось довольно неприятными ощущениями - меня трясло, в голове шумело, - но без этого было тогда просто не выжить.
Пришли мать и сестра. Они буквально ворвались в палату. Вместе мы долго очищали мои руки от остатков машинного масла и технической грязи, потом они ждали, пока я отлеживался в барокамере. Тот визит я не могу забыть до сих пор. В голове было только одно: лишь бы мама выдержала этот удар, а я как-нибудь справлюсь.
На следующий день приехал старший сын, которого я не видел шесть лет. Встречать близкого человека в таком состоянии не захочет никто, и я не знал, что ему сказать. Мы просто немного поговорили и договорились в будущем обязательно вместе сходить в тайгу. Через одиннадцать лет так и случилось, но в тот момент мне стало немного не по себе. Слезы сами навернулись на глаза, и остановить их не было никакой возможности. Врачи уже хотели принять какие-нибудь меры, но я пришел в себя.
Тогда я еще больше утвердился в своих намерениях вернуться в строй как можно быстрее.
Дни сменялись ночами, прерываясь только на короткое забытье, которое очень трудно назвать сном. Однако за несколько дней мое состояние постепенно улучшилось, и меня перевели в общую палату.

На низком старте

Многие знают, что такое ждать. Но если ждать не кого-то и не чего-то, а ждать, когда ты сможешь приступить к реализации жизненно важных планов? В моем случае это сладкое ощущение предстоящего возвращения в жизнь весьма сдерживал гипс на ампутированной ноге. Я не мог даже опустить ногу, так как дикая боль вынуждала держать культю хотя бы на уровне пояса. Еще долгие две недели я ходил на костылях - их принесли мне друзья - с подвязанной за шею культей. У людей руки на перевязи, а у меня нога - зрелище еще то. Но я понимал, что необходимо двигаться. В движении - спасение.
К тому времени сокрушения о происшедшем остались позади: что случилось - то случилось. Бессонными ночами я думал о будущем, а днями старался отвоевать у жизни что-то новое. Сначала научился ходить по палате - благо, опыт хождения на костылях у меня уже был. Дальше мне подчинился коридор отделения. В завершение этого этапа я научился выглядывать на улицу, лежа на подоконнике. Было жаркое лето, люди ходили по улице Братьев Игнатовых, совершенно не подозревая, что кто-то внимательно их разглядывает. Я смотрел на эту улицу и вспоминал, как ходил по ней когда-то в школу, как пробегал по тротуару в Балатовский парк на тренировку. После армии я бегал в парк по этой же улице, чтобы встретиться со своими соснами. Много воспоминаний у меня связано с этой улицей. Вот я и смотрел на нее из окон медсанчасти, а все мое существо рвалось туда, на разогретый асфальт.
Но это было невозможно, и я снова и снова ходил по травматологическому отделению, отмеряя костылями десятки метров. Выполняя общий план реабилитации, я каждое утро ставил перед собой определенную задачу. Иногда организм просто не выдерживал, и я валился на кровать. Отлежавшись, снова рвался к выходу. Все мои соседи по палате лежали на вытяжке. Они понимали меня, сочувствовали мне и, сами прикованные к кроватям, поощряли мои попытки. Возникало ощущение, будто они провожали меня на полеты. И я старался изо всех сил.
Позднее, когда я уже освоил близлежащую территорию медсанчасти, произошла весьма неприятная история. Ко мне пришел врач-ортопед. Он выразил мне дежурное сочувствие и призвал срочно протезироваться. По его словам, я могу разучиться ходить уже в ближайшем будущем, поэтому нужно принимать срочные меры. Протез, который он предлагал, по тем временам стоил около 40 тысяч рублей. Разумеется, у меня таких денег не было, но он посоветовал занять необходимую сумму у друзей и родных, организовать поиск средств. Даже помощь в этом предложил.
Не имея альтернативной информации, я тогда крепко задумался. Представьте: у меня на иждивении двое детей, я совершенно беспомощен, и если я не найду эти немалые деньги, то просто не смогу ходить.
Тот самый отртопед "забыл" упомянуть о существовании государственного протезно-ортопедического предприятия, где можно заказать протез совершенно бесплатно. Информацию об этом предприятии я получил от посторонних людей, но это была уже другая история. А тогда я весьма огорчился.
Фактически эта встреча отодвинула мою реабилитацию на два месяца. Пользоваться положением беспомощного человека, на мой взгляд, безнравственно. Это стало для меня очередным уроком, и я его оценил. Потом мне еще придется встретиться со своими собратьями по несчастью, которых тот ортопед "пожалел" примерно так же, как меня.
Рана никак не хотела заживать. Пришлось перевестись в Грачевку, где открылось отделение сложной хирургии. Там я провел еще три месяца. В момент выписки с неба уже сыпались снежные хлопья, настраивая меня на лирический лад.
Невольно оглядываясь назад, я вспоминал, как прогуливался по двору больницы, разглядывая облака. Как друзья сообщили хорошие новости: испытания лебедки прошли успешно, и наконец-то начались полеты. Я живо представлял себе, как планер взмывает в синеву навстречу белым облакам. Как высоко в небе под разноцветными куполами парят парашютисты... А я стоял на земле, причем на костылях.
За это время передо мной прошло немало человеческих судеб, дающих пищу для размышлений. Глядя на некоторых своих соседей по отделению, я думал иногда, что мои проблемы - это вовсе не проблемы. По крайней мере, я хорошо сознавал свои перспективы и не собирался сдаваться.
Но задуматься о жизни все равно пришлось крепко. Так сложилось, что именно в эту нелегкую пору я понял: семьи у меня больше нет. Люди иногда становятся чужими и при менее трагических обстоятельствах. Но для меня это был удар. Спасала только одна мысль: надо срочно вернуться в строй. Ради этого я готов был перенести любые испытания.
Сложно описать словами ощущения человека, попавшего в столь непростую ситуацию. Семьи уже нет, но растить детей надо. Да практически ничего у меня не было в момент выписки - только пара костылей да неясные перспективы. Лишь только после того, как я узнал о существовании государственного протезно-ортопедического предприятия, началась новая глава в моей жизни. Но тогда, стоя под снежными хлопьями во дворе Грачев- ки, я перебирал в памяти пережитое за несколько месяцев. Столько всего пришло мне в голову в этот момент!
Я старался вспомнить все. Больничные палаты, товарищей по несчастью, что разделяли со мной долгие недели жизни, казавшиеся тогда бесконечными, бескорыстную помощь друзей, родных и близких людей. И конечно, заботу медперсонала: во всеобщем хаосе распада прежних традиций среди медиков было немало людей "старой формации". Я не знал тогда, как повернется мое ближайшее будущее, какие трудности мне придется преодолеть совсем скоро. Я просто размышлял о пережитом, чтобы запомнить каждое мгновение своей новой жизни, прекрасно понимая, что впереди меня ждут большие перемены.
Вот так, на костылях, я перешагнул в очередной этап своей жизни.

Рывок

Опуская детали, как я стал пациентом Пермского протезно-ортопедического предприятия, могу сказать, что начало нового и большого пути было вполне будничным. Мой первый протез под громким названием "шинно-кожаный" иначе как учебным не назовешь. Довольно громоздкая и тяжелая конструкция позволяла, тем не менее, подготовить культю для более совершенного протеза, с существенно большими возможностями.
Я активно взялся за обучение. Предстояло привыкать к новым ощущениям, превозмогая боль, фактически перепрограммировать свой мозг. Помню, как примерял протез, самостоятельно занимался регулировкой. И первые шаги сегодня вспоминаю с содроганием, давались они очень нелегко. Но тогда внутренний голос говорил мне: это надо просто пережить, "налетать" определенное количество часов, набить шишек.
Как обычно бывает, начальный период изучения новой материальной части требовал не только физических, но и значительных моральных усилий. Прошло время, пока все пошло в соответствии с замыслом. Особенно ценной была здесь помощь ортопедов и медперсонала предприятия. Вообще без крепкого союза пациента и врача трудно достичь серьезных результатов.
Мое извечное стремление к совершенствованию и доработке технической части получило отклик, и я позволял себе экспериментировать. К сожалению, в то время не было возможности получить протез повышенной функциональности, и я выкручивался как мог. Это много позднее появились новые разработки, которые позволяют творить самые настоящие чудеса. А в 1996 году я изо всех сил подгонял протезы под свои нужды. Прежде всего необходимо было добиться плотного прилегания протеза, чтобы при любых нагрузках он не спадал с культи. Для начала я добавил еще пару ремней, что позволяло контролировать ногу под любым углом. Добавил я на шинно-кожаный протез и дополнительный ремешок, который в принципе не давал культе выходить из протеза. В дальнейшем эти же доработки я применил уже на новом протезе, принципиально новой конструкции. Разница между старым и новым протезом была весьма существенной. Я начал активные испытания, предполагая уже через месяц приступить к полетам.
Друзья устроили меня на аэродром "Фролово" ин- структором-воспитателем. Планерный спорт в Перми все еще был на подъеме, и та самая лебедка, из-за которой я лишился ноги, стала моим рабочим местом. Сколько в то лето я со своим протезом произвел запусков, не может сказать сегодня даже начальник летного лагеря "Высота" Юрий Леонидович Хорошев. Да и самого Алексея Морозова, который, практически целый день не расстегивая подвески, поднимал в голубую высь все новых и новых детей, такой вопрос поставил бы в тупик.
Полетали мы тогда вполне себе активно: с интервалом всего в десять минут происходил новый вылет - и так почти всю неделю, с утра до вечера, пока не опускались сумерки. Иногда наши полеты прерывали парашютисты, чтобы выбросить очередную группу спортсменов. Однако, несмотря на такую загрузку, настроение у меня было по-настоящему праздничное. Я вернулся в свою авиационную семью, к друзьям, жил аэродромной жизнью и даже начинал потихоньку летать на планере. Правда, для этого мне приходилось снимать ботинок, так как протез не залазил в обтекатель приборной доски. Дети бегали с моим башмаком по полю, встречая и провожая планер. Смешно, конечно, но по-своему трогательно.
В том же 1996 году я прыгнул с парашютом в тандеме со своим другом Валерой Боровиком. Трудно описать словами ощущения, когда вылетаешь из самолета на высоте два с половиной километра и несешься к земле со свистом снаряда. Но вот купол раскрывается, и ты паришь в небе. Где-то внизу полоса аэродрома. Я знаю: за мной наблюдают мои воспитанники. Да что там ребята - весь аэроклуб тогда смотрел в небо в тревожном ожидании моего приземления. Никто не знал, чем эта затея закончится. Но все кончилось удачно, и друзья, подбрасывая меня в воздух, кричали: "Ура!".
Затем был выезд в Кишертский район на гору Лобач. Мы стояли лагерем на живописном берегу Сылвы. Заботы по организации лагеря мне пришлось тогда взять на себя: у меня был опыт организации походов по тайге. Но это нисколько не мешало заниматься и летной подготовкой.
Мне предстояло взять еще одну вершину - самостоятельно вылететь на параплане. Так как протез у меня тогда был явно неспортивный, пришлось пойти на ухищрения. К грудной лямке подвески привязали парашютный фал, и трое моих друзей-инструкторов выстроились вдоль склона в ожидании порыва ветра. Неожиданно для меня они резко рванули фал, и я взлетел, как воздушный змей.
Пролетев пару десятков метров, я мягко приземлился на протез и угодил прямо в муравейник. Следующий вылет был уже более управляемым, и я пролетел дальше. Приземление происходило по-парашютному. Помню, в тот день я совершил три вылета и был безмерно счастлив.
Ощущения в последующие вылеты были уже не такими острыми, но это не мешает мне радоваться полетам и сегодня. Каждый раз, разбегаясь со склона горы, я понимаю, какое это счастье - летать.
Но в тот год за это счастье, за скорость и высоту приходилось платить буквально кровью - кровавыми волдырями на культе.
На своем пути в небо я готов был терпеть и не такое. Однако будущие полеты требовали все более серьезной подготовки. Это вынуждало меня искать новые конструкторские решения, повышающие возможности протеза. Боль и моральное давление вполне преодолимы, достаточно собрать волю в кулак, и нерешаемых задач станет меньше. Техническое несовершенство давит на психику не меньше, чем проблемы медицинского свойства, вызванные перегрузками. Теперь, с высоты своих лет, я понимаю, насколько ограничены были возможности моих протезов. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы они удовлетворяли возрастающим требованиям. Я обдумывал каждую деталь и экспериментировал вместе с ортопедами. Снова шла доработка подвесной системы протеза, проводились эксперименты с разными конструкциями стопы. На какое-то время пришлось стать частым гостем предприятия. Однако все было не напрасно, постоянный поиск - это не только затраты времени и энергии, такой поиск неизменно приводит к результату.
Следующий, 1997 год был еще богаче на события. За зиму я сумел подготовиться основательно. За плечами был более чем годовой опыт ходьбы на протезе. И к тому же я очень соскучился по летним полетам, по свежему ветру, который дует вдоль взлетной полосы. Хотелось в новом сезоне достичь большего.
Я опять занимался жизнеобеспечением лагеря, запускал лебедкой планеры, периодически поднимался в воздух и сам. Все было как прежде. Но это был уже второй сезон полетов, а значит, я был более зрелым и опытным. Пришлось даже освоить мотоцикл "Урал", а затем и "Восход". Благодаря этой технике я преодолевал значительные расстояния по аэродрому, что позволяло мне контролировать всю жизнь летного лагеря. Когда незнакомые люди узнавали о моей проблеме, они не верили своим глазам, особенно в тот момент, когда, обдавая их выхлопными газами, я гордо проносился мимо стоянки машин по своим делам. Веселое было время, я чувствовал себя как дома. В холода носил свою лейтенантскую шинель, посещал многочисленных обитателей аэродрома. Нередко мы устраивали посиделки с друзьями, чтобы обсудить те или иные проблемы нашей летной жизни.
Тогда же, летом 1997 года, я вернулся в тайгу. Поступило предложение, от которого я не смог отказаться: группа друзей вознамерилась посетить гору Чувал. Тропу я знал хорошо, поэтому долго не раздумывал. И хотя мы пробыли там совсем недолго, для меня это стало знаковым событием. Я вернулся! Целый день ходил по тундре, смотрел на такие знакомые и близкие сердцу горные хребты. Общался со старыми друзьями в поселке Вая.
Там же, в горах, со мной произошел курьезный случай. Поднимаясь по тропе, я, честно говоря, шибко устал и вспотел. Уже в тундре развесил свою одежду на двух маленьких высохших елочках. Надо мной кружили шмели. Надевая потом куртку на голое тело, я подумал: хорошо бы помять себе поясницу. Как вдруг сразу три шмеля ужалили меня именно в то место, которое я и хотел помассировать. Оказывается, пока сохла моя куртка, шмели набились в нее, спрятавшись от сильного ветра, буквально сметавшего их с вершины горы. Это ли не чудо! Благодаря ветру они оказали мне медицинскую помощь. После этого я с большим удовольствием вдыхал свежайший горный воздух, общался с куропатками, которые никак не хотели улетать.
Нога вела тогда себя вполне ничего, доработанный протез выдержал непростой подъем. Правда, без трости я еще не ходил и после похода какое-то время вынужден был пользоваться ею, но именно поход помог отказаться от трости вообще. Я поверил тогда в свои силы, проверил возможности протеза и получил своего рода толчок к дальнейшей реабилитации.
Зимой я приступил к реализации нового проекта, также определившего мое будущее на долгие годы вперед. Как известно, люди, побывавшие на грани жизни и смерти, прежними не остаются. Нередко у них появляются новые возможности и способности, что случилось и со мной.
Я начал собирать информацию о воздействии музыки на человека и, как будто кто-то сверху мне на это указал, занялся изучением древних музыкальных инструментов. В моем случае это была тюркская тема. Из своего скудного бюджета откладывал деньги на поездку в село Барда, чтобы взять уроки у местных музыкантов.
Помню, как все распланировал за несколько месяцев, общался по телефону с работниками Бардымского отдела культуры. Бардымцы никак не могли поверить в то, что я, отказывая себе во многом, приехал к ним учиться. Не все понимают это и сейчас, хотя появилось множество научных работ, посвященных музыке и ее свойствам. Мне кажется, что положительный эффект этнической музыки не способен ощутить, наверное, только самый черствый и нечувствительный человек. К тому же благодаря этому проекту я смог преодолеть множество препятствий и продолжал развиваться.
В ту поездку я получил очень много. Началась моя карьера кубызиста, я освоил инструмент, который у русских называется "варган". Я смог извлечь звук из башкирского курая, аналога продольной флейты. Люди неделями пытаются заставить зазвучать этот инструмент, а я смог подчинить его в считанные минуты, и это тоже добавило мне новой энергии. По сути, каждое, незначительное на первый взгляд, увлечение может побудить любого из нас двигаться вперед, совершая что-то, недоступное обыденному сознанию.
Сравнивая себя с большинством других инвалидов, пациентов протезно-ортопедического предприятия, я понимал, что жить так, как большинство моих товарищей по несчастью, я не хочу. И увлечение полетами благотворно отразилось на моей повседневной жизни, а доработки протеза облегчили ее в принципе. Даже с тростью я передвигался быстрее большинства здоровых людей.
Правда, в личной жизни все было не так радужно. Обстановка в семье оставляла желать лучшего, помощи от близкого человека не было никакой, скорее наоборот: требования возрастали с каждым днем, деньги стали чуть ли не основной темой нашего общения. Преодолевая ежедневный негатив домашней обстановки, я всей душой стремился на аэродром.

Инвалид и общество

Принято считать, что в Советском Союзе инвалид был весьма опекаем, даже, говорят, чрезмерно. То есть людей с ограниченными физическими возможностями воспринимали как тех, кому обязательно требуется особое внимание. И уж тем более считалось, что потеря ноги, к примеру, фактически выводит человека с орбиты общественной жизни. Яркие и редкие исключения случались тогда, когда так или иначе инвалид приспосабливался к жизни среди здоровых людей. Например, летчик Алексей Маресьев до самого последнего своего дня занимался общественной работой, и назвать его инвалидом ни у кого язык бы не повернулся. В большинстве же случаев ситуация была далека от идеальной. Проблема, вероятно, заключалась в ограниченных возможностях ортопедических изделий, из-за чего вернуться к прежней жизни инвалид мог только ценой невероятных усилий. Особенно если речь шла об опасных профессиях. Тем не менее в 90-х годах прошлого столетия я иногда очень сильно сожалел о тех временах, так как в перестроечную пору проявления сострадания в обществе далеко уже не были нормой.
Так случилось, что инвалидом я стал в 1995 году. Это было время самого расцвета "демократических реформ", когда рушилась не только система здравоохранения, но уже полным ходом шел процесс деформации нравственных категорий у значительного числа жителей России. Общаясь с инвалидами, в те годы я много раз слышал о горьком разочаровании в окружающих людях, будь то чиновники или даже близкие родственники. Это неудивительно: инвалиды легко ранимы, обычная невнимательность окружающих в общественном транспорте, на работе, в учреждениях и даже дома может испортить настроение и самым сильным духом людям. Мне, например, запомнилось, как однажды целых сорок минут я стоял в автобусе на костылях у всех на виду. При этом больше ни одного стоящего пассажира не было, все сидели, стоял только я один. Этот вопиющий факт я приводил в пример всегда, когда меня пытались убедить в "излишне мрачном" восприятии реалий. Можно вспомнить жителей одной из высоток, которые срезали рельсы, проложенные в лестничном пролете для инвалидного кресла, лишив своего больного соседа возможности выезжать на улицу. Подобных примеров множество, и нет необходимости их перечислять: у каждого, вероятно, накопилось достаточно фактов отвратительного отношения окружающих к нуждам инвалидов. Почему в нашем городе и сегодня практически не увидеть человека в инвалидном кресле? Не потому, что этих людей нет, просто городская среда откровенно им враждебна. Общество своим отношением создает у инвалидов душевный дискомфорт. Оно не готово пока к здравому проявлению милосердия и толерантности.
Много проблем у инвалидов и с трудоустройством. В 90-е, когда беда случилась со мной, проблемы с работой были и у здоровых людей, что уж говорить об инвалидах. Но мне повезло, не каждому удается работать без ноги на аэродроме. Друзья не оставили меня, я фактически зарабатывал столько же, сколько и они. Мне нередко встречались тогда отзывчивые люди, которые прекрасно понимали, каково остаться без средств к существованию. Отторжение вызывали общие тенденции развития общества, мне казалось тогда, что мы деградировали в духовном и нравственном плане до катастрофической отметки. Будто бы все впали в духовное оцепенение. Однако в море безнравственности и отчаяния самые простые в привычном понимании поступки иногда заставляли меня забыть о мелочных каждодневных обидах, зарядиться светом. Помощь друзей и незнакомых людей, их стремление принять тебя таким, какой ты есть, согревали в самые лютые морозы. И именно в такие минуты я понимал, что мое испытание стало не только моим, его разделили со мной те, кто был рядом. Их ободряющие слова и поступки я помню до сих пор. И когда уже мне приходилось делать свой выбор, я не мог поступать иначе как правильно. Даже свою кровь, несмотря на возражения врачей, я сдавал по первой же просьбе знакомых. Я никогда не забывал о том, что чья-то "чужая" кровь вернула меня к жизни.
Наверное, в этом и заложен большой смысл: люди, испытавшие потрясение, потерявшие прежние перспективы, становятся другими. Да, есть немало индивидов, стремящихся переложить свои проблемы на окружающих. Мы видим их у переходов и перекрестков, когда они клянчат деньги. Но я хочу говорить о тех, кто сумел не только сохранить самые добрые человеческие качества, но и многократно преумножил их.

Трудности жизни

К концу летнего сезона 1997 года я задумался о том, чем заняться зимой. Работа в Доме творчества юных перспектив не имела: набрать необходимое количество учеников стало невозможно. Так осенью 1997 года я и попал на предприятие инвалидов в качестве рабочего флокационного участка. Оказалось не просто спускаться на землю после тесного общения с небом. Здесь все было иначе. Но люди всегда остаются людьми. Везде, где бы я ни работал, мне удавалось наладить с ними хорошие отношения и даже дружить. Так случилось и на новой работе.
Коллектив был сложным, люди - разными. В одном месте сосредоточилось сразу несколько направлений деятельности. Кто-то имел свое дело, а кто-то, как и я, работал в штате. Отсутствие необходимости руководить позволило мне в тот период сосредоточиться на решении личных проблем. Ну и, конечно, заняться подготовкой к следующему летному сезону. Я продолжал экспериментировать с протезом. Меня волновала тогда все та же проблема - способность протеза крепко сидеть на культе. Я уделял этому довольно много внимания. Протез у меня был хоть и не спортивный, однако возможность частой замены стопы позволяла выдерживать довольно высокие нагрузки.
Я полагаю, человеку, ставшему инвалидом, надо всегда быть готовым к тому, чтобы поменять род деятельности. И далеко не всегда это будет для него комфортно. До того как я стал простым рабочим, мне довелось изрядно поруководить совершенно разными коллективами. Прежде от меня зависели люди, я брал на себя ответственность, принимал решения. Сейчас все было иначе. Утешало одно: работа временная, надо как- то дотянуть до весны, чтобы снова жить аэродромной жизнью. К тому же и в простой работе есть свои прелести. Психика напрягается гораздо меньше, нет нужды думать о перспективах всего производства.
Я воспринял этот опыт вполне позитивно и совершенно не понимаю, почему инвалиды нередко очень переживают потерю социального статуса, как будто мир для них перевернулся, и ничто их больше не радует. Мне кажется, в жизни нужно испытать всякие варианты самореализации, разумеется, исключая вредные привычки. В конце концов, простая работа позволяет много размышлять о жизни без отрыва от производства, мои философствования, к примеру, не прекращались ни на минуту. И надо сказать, никакой жалости к себе я тогда не испытывал.
Правда, жизнь на аэродроме ни с чем не сравнить. При всем уважении к земным специальностям авиационная деятельность останется для меня самой яркой и насыщенной. Вот почему с приходом весны все мое существо рвалось к полетам.
Однако семейной жизни при этом не было никакой, помощи и поддержки тоже не предвиделось, но с этим я как-то уже свыкся. Надо было думать о детях.
В этот же период произошла еще одна встреча, по телефону. При посредстве протезно-ортопедического предприятия я познакомился с весьма активным инва- лидом-спортсменом. Помню, мы обсуждали с ним наши общие проблемы и договорились созвониться сразу после сезона летних полетов. Но осенью я узнал, что мой знакомый по прежнему адресу больше не живет. Я стал невольным свидетелем распада еще одной семьи, и мне стало печально. Я хотел понять тогда, почему разрушаются семьи инвалидов, и нередко многие из них катятся по наклонной. Распад семьи по причине пьянства инвалида можно хоть как-то объяснить. Но мой знакомый пьяницей не был. И тогда я сделал вывод о том, что необходимо работать с членами семей инвалидов.
Я посещал своих собратьев по несчастью у них дома, беседовал с ними и в лечебных учреждениях. И каждый раз понимал, насколько уязвимы не только мы, но и наши родные: для здоровых людей жизнь с инвалидом тоже своего рода чрезвычайная ситуация. А как известно, в чрезвычайных ситуациях основная масса людей теряется. Следовательно, обучать жить в этих обстоятельствах друг с другом надо всех. И при этом помнить: у инвалида обострены практически все чувства, любую невнимательность в свой адрес он может принять как вызов, как попытку унижения. Честно говоря, у меня тоже в связи с этим случались самые разные истории. Это сейчас я могу позволить шутки по поводу своей ноги, публично обсуждать новые технологии. А в самом начале своей "карьеры" инвалида мне нередко было весьма неловко в обществе. Вероятно, самый первый год после травмы является наиболее неустойчивым в плане перспектив жизни, и это надо учитывать. Разумеется, мы решаем свои проблемы всю оставшуюся жизнь, но ощущения первого года с момента травмы остаются наиболее яркими и глубокими. Потери ощущают все, мы меняемся, и очень важно понять как.
Тема потерь всегда стоит очень остро, ведь прежней жизни уже не будет никогда, она разделилась на "до" и "после". Прежнюю работу тоже, как правило, мы теряем. Плюс ко всему мы становимся весьма ограниченными в быту, в передвижениях, теряем коммуникации, и в целом возникает ощущение резкого снижения своего персонального статуса в глазах окружающих.
Однако опыт говорит о том, что на смену утерянным качествам приходят новые. Человек как будто получает некий толчок в своем развитии, и очень важно его вовремя уловить. Наверное, многие могут вспомнить любопытные примеры появления у инвалидов уникальных свойств, которые позволили им достичь значительных результатов в самореализации. Слепота обостряет слух и другие органы чувств, даже отсутствие слуха не мешает сочинять музыку. Что касается меня, так после ампутации ноги мои мозги стали работать заметно быстрее, как будто включился режим турбо. Обострились слух, обоняние, я начал писать статьи, больше размышлять и философствовать.
Могу вспомнить примеры, как инвалиды стали художниками, мастеровыми людьми. Я помню совершенно безногого человека, жившего в поселке Вая на севере нашего края, который чуть ли не лучше всех проходил через вишерские пороги на лодке-чалдонке. Я хорошо его знал, когда работал главным лесничим заповедника "Вишерский".
Хотя, вероятно, предпосылки к новым специальностям у нас имеются всегда, травма дает всего лишь толчок к их развитию, как будто яростный ураган эмоций, захлестывающий человека, побывавшего на грани жизни и смерти, включает дремлющие до срока клетки мозга. Остается только найти то самое дело, которое может определить перспективы нашей жизни на многие годы вперед.
Для меня все оказалось достаточно просто. Я начал писать статьи, занялся музыкой, освоив новые протезы, активно начал ходить в экспедиции по тайге и горам. Даже летать на параплане стало легче: интуиция существенно облегчает работу с техникой. Кроме того, противостояние своему недугу сделало меня морально крепче, я стал более внимателен к окружающим, научился видеть чужие беды там, где не всякий способен их заметить.
Это позволило мне активно включиться и в общественную работу. Уже в 2000 году я стал учредителем Пермского регионального общества содействия культуре "Дом дружбы", по просьбе стариков начал работу в общине мусульман при соборной мечети города Перми.
В то время практически все региональные СМИ буквально кидались на беззащитных старых людей, принуждая их, поступившись канонами своей религии, подчиниться недостойному человеку. Но не вышло. Теперь я понимаю, как это выглядело со стороны: одноногий калека и старики выстояли в противостоянии с чиновниками администрации и другими весьма заинтересованными лицами.
Тот период моей жизни был наполнен событиями практически доверху. Трудно сказать, смог ли бы я раньше проявлять такую стойкость, однако совершенно очевидно, что все пережитое сделало мой характер значительно тверже.

Встречи на жизненном пути

Жизнь - это очень интересный процесс. Иногда интенсивный, а иногда вялотекущий. Последнее у меня случается значительно реже. И таких, как я, к счастью, немало. Пережив трудности, многие инвалиды стараются компенсировать свою ограниченность чем-то иным, иногда совершенно неожиданным. К примеру, один из моих знакомых устроил в своей квартире самый настоящий детский сад. Его родные и близкие работали, а он в это время нянчился с их детьми. С утра его дом наполнялся радостным шумом и криками многочисленных племянников. В 1990-х годах это было очень большое подспорье, впрочем, как и сейчас. Знавал я и другого интересного человека, на двух протезах, который снабжал своих родных рыбой и продуктами с дачного участка. Иногда он ночевал прямо в лодке, чтобы по утренней заре приступить к рыбалке. Такого человека обузой точно не назовешь. Нередко слышишь о тех, кто прямо на дому обшивает своих родных, выполняет заказы соседей. А кто и на какой-нибудь "сидячей" работе - вахтерской, диспетчерской или бумажной - зарабатывает свой хлеб. Мне кажется, таких людей больше, чем тех, которые предпочитают грузить близких людей своими проблемами.
Да, но, к сожалению, и таких немало. Всего за несколько лет некоторые инвалиды деградируют просто катастрофически. Пьянка и безделье, постоянный негатив и отсутствие перспективы делают этих людей подчас несносными. Они вредят не только себе, но и своим родным. Мириться с таким безобразием, обходиться одним сочувствием, увы, нельзя. Нередко приходится говорить им такие слова, которые, возможно, пробудят в их затуманенном сознании совесть и честь. Я имею на это право. Так же, как эти потерянные люди, я попал в сложную жизненную ситуацию и так же, как они, вынужден был искать способ зарабатывать средства на жизнь, чтобы кормить детей. Чем я хуже тех, кто требует к себе особого внимания, не давая ничего взамен? На этот вопрос каждый для себя отвечает сам.
Но я все-таки уверен: сильных людей среди инвалидов много. Пусть каждый из нас не всегда в полной мере способен работать, как здоровый человек, однако польза от нас очевидна. Я это понимал еще тогда, когда технология изготовления ортопедических изделий была далеко не на самом высоком уровне. Тенденции развития ортопедии делают нас совершенно другими людьми. Протезы нового поколения позволяют творить самые настоящие чудеса. Сила человеческого духа вкупе с новыми технологиями позволяет реализовать практически любые замыслы. Например, появление силиконовых чехлов для культи с оригинальным "пиновым" креплением стало для меня революционным моментом в жизни.

Революция сознания

В конце 90-х годов прошлого века в Перми я одним из первых начал ходить на протезах с силиконовыми чехлами. "Пиновое" крепление позволяло довольно крепко удерживать культю в протезе. Благодаря этому я сразу и весьма существенно увеличил объем и продолжительность нагрузок, отказался от поясного крепления протеза. Поясное крепление создавало изрядные неудобства, к тому же постоянное давление на паховое сухожилие левой ноги, как только я начал активно заниматься спортом, привело к образованию грыжи. Пришлось даже лечь на операцию и снова ощутить то самое "счастье", что испытывает человек, которого выкатывают из операционной в горизонтальном положении. Я опять подсел на костыли, на целых два месяца они стали моими лучшими друзьями.
Помню, как тогда я снова убедился во "внимательности" жителей моего города к инвалидам: каждый день давал мне массу впечатлений от поездок в общественном транспорте. Но весной 2001 года подошла моя очередь, я получил машину "Ока" и с радостью начал изучение новой матчасти. Уже после потери ноги я немало поездил на разных автомобилях и на мотоцикле. Но "Ока" - это нечто другое. Она конструктивно вполне отвечает требованиям инвалида, а небольшой расход топлива только добавляет ей преимуществ. Однако прочностные характеристики оставляли желать лучшего, и через несколько лет пришлось приобретать уже "Жигули". Поездил я и на других машинах - благо, меня нередко просили съездить в тайгу: делиться опытом стало уже привычкой.
Но если автомобиль вполне позволяет обходиться без переделки под ручное управление, то с мотоциклом сложнее. Сначала я решился приобрести мотоцикл "Ява", затем пересел на "Чезэт", а потом, по причине отсутствия запасных частей для чешской техники, у меня появился "Иж". Хотя и отдаленно, но поездка на мотоцикле напоминает полет на маленьком самолете. Тяговооруженность хорошая, кабины никакой, только ветер в лицо и придорожные деревья мелькают, как в кино. Но чтобы ездить, пришлось снова напрягать мозги и применять техническую мысль: как сгибать ноги, как уберечься от того, чтобы при переключении скоростей протез не соскочил с культи? В результате нескольких экспериментов я пришел к оригинальному решению добавить дополнительный ремень прямо на приемную гильзу, что позволяло удерживать протез на культе даже при очень сильных рывках. Еще проблема: силикон вызывал довольно устойчивую аллергическую реакцию. Я принял решение ограничить площадь контакта чехла с кожей. Пришлось укоротить его практически до самого обреза приемной гильзы. Но уменьшение контакта удачно компенсировалось новым вариантом ременной подвески. Все вместе это значительно облегчило мою жизнь.
Мало того, что я смог летать на параплане с минимальными негативными ощущениями в культе во время посадки - я вернулся на стадион и начал бегать. Кроме того, улучшенная конструкция протеза существенно облегчила мне жизнь в походах и экспедициях. А это для меня стало самой настоящей революцией сознания, так как началась совершенно иная жизнь, практически без ограничений. Я помню, как, взяв на испытание стопу одного из московских НИИ, я просто "ушатал" ее без перспектив ремонта - а всего-то покатался на лыжах.
И во всем остальном произошли кардинальные изменения, даже в быту. Время, необходимое на то, чтобы надеть протез, сократилось, и в течение дня я мог прямо на работе давать отдых ноге. Достаточно снять протез хотя бы на полчаса - и потом можно снова активно работать. А это очень важно, особенно в летнюю жару и при высоких нагрузках.
Теперь появилась возможность подумать и о тренировках. В 2003 году я начал ходить к одному из самых известных тренеров страны Игорю Соболеву. Многие испытали на себе его удары и броски. Ходить на тренировки к человеку, который создает славу городу Перми на мировом уровне, было для меня сбывшейся мечтой. Традиционная система джиу-джитсу нелегка для освоения даже здоровым людям. Игорь опасался за мое здоровье, он предложил сначала посмотреть на тренировку и только потом принять решение. Однако первые же тренировки показали, что все вполне решаемо. Вот так я начал осваивать обязательную программу, сдавать экзамены на общих основаниях, хотя иногда в классической схеме упражнений приходилось кое-что менять. Эффект от тренировок начал проявляться уже в первые полгода. Я заметно похудел, тело вспомнило все, чему я научился еще курсантом военного училища. Мне стало гораздо легче в быту, я повысил нагрузки и даже спокойно ремонтировал свою машину, что требовало изрядного напряжения.
Кроме того, ко мне вернулась прежняя уверенность, движения стали более согласованными. Вероятно, это происходит в любом случае, когда человек активно тренируется и упорядочивает свою жизнь. Заниматься инвалиду в принципе можно чем угодно, по мере его сил и возможностей. А иногда и сверх возможностей, как бы перешагнув через все имеющиеся стереотипы. Полагаю, наш организм способен на многое. В самые неблагоприятные моменты жизни просыпаются весьма любопытные свойства, и мы творим чудеса. Здоровому человеку требуется гораздо меньше времени, чтобы содержать себя в нужном порядке. Инвалидам же требуется ежедневная борьба с собой. Проснувшись и делая первые неловкие шаги, надо включаться в утреннюю зарядку, активно двигаться и в мыслях проигрывать предстоящий день. Даже если не нужно идти на работу, дома всегда есть чем заняться. Главное - система и никаких поблажек. Тогда через какое-то время вы сами не поверите в то, что совершаете. Не говоря уже об окружающих.
Правда, плата за активность может быть разной. Это, во-первых, усталость, желание время от времени позволить себе отлежаться. Но нередко - и это во-вторых - случаются травмы. Мне довелось за время тренировок пару раз снова оказаться на операционном столе, устраняя последствия нарывов на коже культи. К счастью, все кончалось именно такими травмами. В-третьих, стечение обстоятельств вынуждало иногда перегружаться или банально переохлаждаться. Вот и приходилось время от времени брать в руки костыли, вспоминая давнюю практику. Но все это были неудобства временные.
Моя активная деятельность началась в качестве директора Пермского географического клуба в 2006 году, в ходе экспедиции на гору Золотой камень. После этого было еще много других экспедиций в горы и на СевероЕкатерининский канал. Серию краеведческих экспедиций я в расчет не беру, так как высокого напряжения сил там не требовалось.
Мои любимые горные экспедиции давали мне неописуемое вдохновение. В самом деле, наши Уральские горы не всякому и здоровому доступны. А я проходил там, где не ходит практически никто. Преодолев трудный подъем, можно поразмышлять на вершине горы, посмотреть на плывущие по тайге пятна облаков, увидеть теряющийся в дымке горизонт. И вспомнить тех, кто не сможет сделать этого в ближайшее время. Вот так еще в 1997 году, поднявшись на гору Чувал, я подумал о своих новых знакомых - соседях по моим больничным палатам - и представил, что сделал это и за них тоже. Им такое не увидеть, наверное, уже никогда.
Хотя... Время идет вперед, новые технологии неуклонно внедряются в нашу жизнь, позволяя достигать ранее невозможного. Так что как знать...

Новые технологии

Это особая тема, так как именно в последние годы в Перми появилась реальная возможность заказать и изготовить высокофункциональные протезы. Соответственно изменились в лучшую сторону и перспективы инвалида включиться в активную жизнь. Например, с появлением карбоновых (углепластиковых) технологий при изготовлении стоп можно вполне ничего себе бегать, прыгать и поднимать значительные тяжести. Я, например, таскал бревна, вытаскивал машину из грязи и перетаскивал запчасти.
Существенно облегчили новые протезы и мои походы в горы. Все подходы к хребтам окружены темнохвойной буреломной тайгой, папоротники высотой с рост человека не позволяют разглядеть почву, ты не видишь, куда ставишь ногу. Многочисленные курумы, заросшие мхами, каменные реки. А горные болота! Иногда переход всего в один километр по заросшей сфагнумом чавкающей поверхности равносилен горному переходу в три километра. Но новая техника выдерживает эти нагрузки!
Ради эксперимента я совершил в 2010 году подъем по курумам на скорость и был поражен тем обстоятельством, что прыгал по камням, как здоровый человек. Стопа хорошо пружинила, и мне было довольно просто подниматься. К тому же такие новые стопы прекрасно "ориентируются" на поверхности, компенсируя значительные неровности.
Более высокой ступенью на пути совершенствования протеза стали компенсирующие узлы английского и американского производства. Они берут на себя осевую нагрузку и гасят торцевой удар. Совершая посадку с парапланом, я не почувствовал привычного дискомфорта при приземлении и даже пробежал несколько шагов. Со мной такое было впервые, так как до этого я просто делал кувырок по-парашютному или садился на "пятую точку". Сегодня эта проблема для меня решена.
Дальнейшим развитием возможностей стала система "Хармани", которая гораздо крепче других подвесных систем удерживает ногу в протезе даже при очень сильных нагрузках. Поговаривают, что на протезе можно даже повисеть, хотя лично я не пробовал. Но, проверяя эту систему на стадионе, я склонился поверить в это утверждение: действительно, нога в протезе сидит очень плотно. Единственный недостаток все тот же - гелевые чехлы не дают ноге дышать. Поначалу культя очень сильно потеет, хотя со временем потоотделение существенно уменьшается. Решение этой проблемы, как и с силиконовыми чехлами, основано на гигиене. Тем более что высокофункциональные протезы необходимо носить довольно ограниченное время - например, во время тренировки или активной работы. Наверняка у каждого инвалида накопилось немало старых протезов, которые используются по случаю, в соответствии с задачами дня.
Иными словами, теряться в наше время более чем глупо, все чаще и чаще становятся известными факты революционных изменений жизни инвалидов, стоит им только изготовить новый протез. Успехи паралимпийцев внушают невольное уважение: иногда они показывают даже более высокие результаты, чем здоровые люди. И уж, тем более, мы теперь способны приносить пользу обществу наравне с другими. Это, конечно, не исключает ряд неудобств в быту, но поводов для самоуничижения и в этой сфере становится все меньше. Полагаю, каждый
из нас способен создать для себя достаточно комфортные условия жизни.

Взгляд в будущее

По своему опыту могу сказать: домашние настолько привыкли к моим проблемам, что фактически не замечают их совсем. Единственное напоминание - это костыли и протезы, так как в течение дня приходится менять их в соответствии с решаемой задачей. Супруга, с которой мы живем уже не первый год, поначалу отвечала на мои вопросы о том, не создаю ли я ей этим неудобства, неохотно и с удивлением, потом эти вопросы стали просто бессмысленными. Инвалидность - не оправдание семейным конфликтам, если, конечно, не искать поводов специально. И с работой тоже вполне можно определиться. Хотя, к сожалению, иждивенческая позиция встречается у нашего брата довольно часто.
Главное для нас, инвалидов, - принять за правило, что по сравнению со здоровыми людьми нам требуется больше усилий для поддержания себя в форме. Мы должны быть постоянно в тонусе, в активном движении. Проявляться это может по-разному, главное - реализовать свой творческий потенциал. Мне теперь кажется, что увечье сыграло роль катализатора, ускоряющего мое развитие. Вероятно, и раньше я бы не сидел на месте, был бы в постоянном поиске, занимался спортом. Однако отсутствие ноги вынудило меня обратить внимание на более глубокие темы, фактически ускорив свое интеллектуальное и духовное развитие.
Как я уже говорил, каждый решает для себя сам, куда ему двигаться и зачем. Иногда решение приходит совершенно неожиданно - как некое озарение. Как будто горный ветер приносит невероятную свежесть новых открытий, заполняя все твое существо. И я призываю всех, кто вынужден идти по тому же пути, по которому следую я: смотрите вперед, в будущее. И пусть на смену саможалению придет мысль о более значимых понятиях: о детях, о родных и близких, о цели всей своей жизни, которую никто, кроме нас, не в силах реализовать. И тогда все в вашей голове обретет порядок, чтобы подготовиться к невероятному рывку, к новым открытиям, которые обязательно будут у каждого из вас на нелегком, но таком интересном жизненном пути.