Библиотека

Глава 4. Мерила ценностей

Ничто не внушает мне такого презрения к успеху,
как мысль о том, какой ценой он достигается.
Гюстав Флобер

Зря говорят, что в наше время, эпоху повального засилья Интернета всё гораздо проще, чем это было когда-то. Не надо, мол, годами что-то выискивать по библиотекам, платить мастерам за вековые тайны из промыслов, носиться «галопом по Европам» в поисках необходимого оборудования и материалов: дескать, любой лобастый очкарик за пару часов качественного интернет-сёрфинга отыщет тебе слона в упаковке, были бы деньги. А заодно и обучит в режиме он-лайн всему, что только мятежной душеньке угодно: от приёмов томительной Ка-ма-Сутры до конструирования на коленке ядерной бомбы.
В чём-то это, действительно верно. На стартовом этапе важна именно сама информация, а её в мировой Паутине до чёртиков. Зато на деле всё гораздо сложнее. Взять, к примеру, тот же поиск нужного. Такое реально только в американских блокбастерах типа «Миссия невыполнима», когда Том Круз задаёт поиск по двум исключительно редким для Сети ключевым словам типа «файл» и «компьютер», после чего получает аж три (!) ссылки. Для разнообразия, попробуйте — и получите массу удовольствия! И отыскать в этом ворохе полезной, не очень полезной и просто идиотской информации нужное — задача та ещё...
Но, как бы то ни было, мы прошли все эти круги адовы, мы построили свою вожделенную акваферму, оборудовали её по самым требовательным стандартам, дотошная Юлька отыскала в том самом интернете наилучших поставщиков рыбьей молоди, и в начале октября мы запустили всё-таки наше производство!
Радовались, как полоумные, буквально все: начиная от меня и Юльки, Петра с Ольгой, дедьёв, мамы и родственников и заканчивая не просыхающим за всё время становления нашего безумного предприятия Михея.
Поскольку на обслуживание этого комплекса требовалось всего-то два человека, на первых порах занялись этим процессом мы сами. И вовсе он от жлобства или отсутствия денег. Во-первых, мы просто не представляли, кого можно подпустить к нашим питомцам, этим симпатулечкам-малькам, даже в таком портативном виде уже напоминающим будущих красавцев-осетров. А во-вторых, у нас оказался одинаковый подход к делу: прежде чем нанимать рабочих, мы должны
были сами досконально разобраться во всех тонкостях процесса. Так я, например, пришёл в архитектуру, изначально, к неудовольствию Светланы, пропадая сутками на строительных объектах, лазая по лесам, меряя лазерным уровнем фундаменты, выверяя диагонали углов. И только вникнув если не во все, то в большинство вопросов строительного производства, я решился пойти на эту авантюру с созданием собственного архитектурного бюро.
В нашем случае с фермой всё оказалось гораздо проще. При своевременной замене биофильтров, кормёжки рыбы и грамотном обслуживании самих резервуаров, заключающихся в чистке от грязи и не выживших мальков, процесс идет естественным путём. Бесперебойная работа мерно гудящего в пристройке голландского котла гарантировала постоянную температуру в помещении, с водоснабжением мы тоже подстраховались, пробурив собственную скважину и установив глубинный насос. И даже на случай проблем со светом был припасён аварийный бензиновый генератор на пятнадцать киловатт с соответствующим запасом топлива, гарантирующим его работу минимум в течение суток. В общем, полностью автономное в случае такой необходимости предприятие. Моя родня, поначалу относившаяся к затеям «этой рыжей» с определённой долей скепсиса, теперь готова была носиться с ней, как чёрт с писаной торбой, особенно многочисленные сестрёнки, которые её просто боготворили и регулярно забегали к нам о чём-то пошушукаться.
Но наибольшее потрясение я испытал, когда как-то поздним октябрьским вечером Юлька приехала домой с фермы в сопровождении какой-то незнакомой женщины, элегантной, средних лет, одетой в строгое осеннее пальто цвета беж. Густые тёмные полосы тяжёлыми волнами спадали на плечи, глаза прикрывали тёмные очки. Большего в окно я разглядеть не успел, а когда вышел им навстречу, и изумлением распознал в загадочной незнакомке свою маму!
В один момент мой мозг словно взорвало: Боже мой, как она красиво, да и лет-то ей всего лишь едва за пятьдесят, самая жизнь начинается. Отец был на двенадцать лет её старше, да и родила она меня едва ль в девятнадцать, как только вышла замуж за талантливого инженера, приехавшего, как и она, в Москву в поисках заработка и семейного счастья!
...Я бросился маме навстречу, подхватил на руки, закружил её, она слабо отбивалась и только смущённо улыбалась... Юлька стояла в сторонке, ехидно посмеивалась и, когда мои восторги несколько поутихли, пояснила:
— Вот что с нами, женщинами, делает простая прогулка в салон красоты и маленький шопинг. Кстати, дорогой, у нас для тебя новость.
Мы с мамой (кивок в её сторону) решили, что она будет жить с нами. Под моим личным покровительством, если уж у тебя не неё своего времени не хватает. А то они там, у Фёдора, смотрю, все потихоньку приживаются! Петька от своей Ольги туда ныряет, Санёк со товарищи не вылезают с заимки... А у мамы, между прочим, свой дом, твоими стараниями добытый, имеется. Да втроём и веселее.
Мне на это было нечего возразить. Да и незачем. Тем более, что за всеми своими семейными и производственными глупостями я почти перестал уделять маме внимание. Теперь у меня появилась возможность исправить это упущение.
Накануне Нового года у нас появились московские гости. Началось всё с того, что мне позвонили с незнакомого номера. Я по давней привычке обычно стараюсь просто так телефоны не раздавать, соответственно посторонних телефонных визитёров по определению не имею. А если уж кто-то и дозванивается на мой сугубо личный мобильник, следовательно, он «допущен к телу» мной или кем-то, кто посчитал звонок этого человека важным для моей скромной персоны.
В трубке я с удивлением и даже с определённым чувством радости узнал голос Романа, своего бывшего водителя. Чего там говорить, я не раз его вспоминал во время своих мытарств по подворотням, городам и весям, в монастыре. И в Москве собирался навестить, но «абонент был временно недоступен», а впустую таскаться к нему домой, не будучи уверенным, что хозяин там будет, да к тому же имея в компании Юльку, я посчитал неразумным.
И вот его радостный голос звенит в моём ухе:
— С наступающим, Сергей Николаевич, с новым счастьем, как говорится...
— Рома, бродяга, и тебя с тем же самым поздравляю! Ты откуда узнал мой номер? Я обзвонился тебе, когда приезжал в Москву, а ты был в отключке...
— Я сменил симку, как только уволился из конторы, ещё по весне. А ваш телефон дал Яков, рекомендовал позвонить.
— И чем ты занимаешься?
— В настоящий момент сижу в Домодедово, через паручасов буду у вас. Простите, что уж без спросу, но с вами тоже сложно созвониться.
— К чёрту церемонии! Я тебе всегда рад. Называй номер рейса — встретим, приветим, а то уж несколько часов осталось до Нового года, пора и по первой попустить.
Рома замялся, это было слышно даже по телефону...
— Ну, что там у тебя? — подбодрил я. Он вздохнул:
— А ничего, если я приеду не один?
— С Оленькой моей, небось? — развеселился я, бухнув наугад — и не ошибся!
— С ней. Значит, можно?
— Конечно, бродяга! — заорал я. — Прилетайте, ребята, места всем хватит — и ещё останется. Диктуй рейс, мы тебя встретим.
Этот Новый год был, наверное, самым весёлым за все мои предыдущие годы. Посудите сами: прошлый я благополучно со всем смирением, причитающимся труднику, встретил в стенах монастыря. Позапрошлый, насколько мне не изменяет склероз, в одиночестве (Светлана закатилась с подругами куда-то на Багамы, которые я, ввиду своей хронической водобоязни, терпеть ненавидел). По-моему, даже в клубе, но, так как память не сохранила памяти о том событии, видимо был в стельку... А остальные вообще слились в какой-то сплошной мазок. Исключения составляли детские воспоминания да первые студенческие годы. Но как давно это было!
А здесь большая кампания собралась у Фёдора на кордоне, среди самых настоящих елей, которые мы украсили самодельными картонными игрушками и гирляндами из простых лампочек, покрашенных, как когда-то делали наши родители, тушью. Столы ломились от снеди, мама и Юлька при посильной помощи Оленьки напекли кучу пирожков с брусникой и малиной, которую Фёдор собирал по лесам, нашлось место на столе и домашним грибочкам, летним заготовкам с собственного огорода, на котором мы с сугубо городским Петькой пахали, как негры на плантации, пока не переключились на ферму. Не обошлось и без традиционных в нашей семье новогодних пельменей. В общем, пир был на весь мир.
На громоздком, ещё видно прабабкином комоде стоял громадный аквариум, в котором солидно шевелили хвостами два небольших — чуть больше ладони — крутогребенных осётрика. Они лупали на нас глазками-бусинками и тихонько шевелили гренадёрскими усами. Это Юлька их пригласила отпраздновать с нами Новый год, клятвенно пообещав после праздника вернуть к собратьям в садок.
Собралась вся наша родня. В одиннадцать проводили год старый, а в полночь, под грохот салюта из множества петард, сиявшего по всему горизонту и больше напоминавшего канонаду в Бейруте, встретили Новый год. Звенели фужеры, звучали тосты, смешные и не очень, но зато искренние, молодёжь веселилась от пуза, то запуская фейерверки, то пускаясь танцевать под какую угодно музыку — от попсы до классики, то отправляясь на ближайшую лесную опушку бросаться снежками.
А под утро, когда все угомонились, а я пристроился возле камина и, откинувшись в дядькином кресле-качалке, смотрел на ещё тлеющие угли, ко мне тихо подошла мама и присела на край крутобокого дивана. Взяв меня на руку, тихо спросила:
— Ты счастлив, сынок? Стоила она того, твоя прошлая жизнь?
Я просто сказал:
— Счастлив. А прошлая жизнь, какой бы она не была, моя. И от этого не отвертеться. Что-то мне подсказывает, что ещё не раз мы с ней пересечёмся.
— Ох, пореже бы, — покачала мама головой. Я кивнул:
— А уж как мне этого не хочется...
Но в эту новогоднюю ночь мне всё казалось таким далёким и ничего не значащим, что на душе вдруг стало необычно тепло и легко. Я поднялся, приобнял маму за плечи, прижал её голову к своей груди:
— Ничего не бойся. Я теперь всегда буду рядом... Прорвёмся.
Первого числа, после того, как гости оклемались и приникли кто к рассолу, кто к минералке, я засобирался на ферму. Роман вышел за мной в сенцы, Ольга следовала за ним хвостиком, не отпуская его локоть ни на минуту.
— Вы далеко, Сергей Николаевич? Нас одних оставляете?
— На ферму, — я набросил пуховик, стал натягивать ботинки. — На Юльку вас оставляю, отдыхайте. Чего вам ещё остаётся?
— Ас вами можно?
Я пожал плечами.
— Валяйте, если интересно. Одевайтесь, я пока машину прогрею.
Они управились споро, забрались в кабину. Роман уселся рядом со мной, Оленька сзади, и я погнал «тойоту» по просёлку, меж застилающих горизонт снежных отвалов. Оленька вертела головой, как воробей, ей всё было интересно после московской рутины. Роман тем временем расспрашивал меня о нашем хозяйстве. После моих кратких объяснений я в его глазах стал выглядеть, похоже, как некий «знатный аграрий» из теленовостей периода Советского Союза. Хотя, откуда ему-то их помнить.
Но действительность окончательно повергла его в восторг! Технарь от Бога, он крутился вокруг насосов, фильтров, генератора, отопительного котла и всё спрашивал, спрашивал... Не знай я его тучу лет, заподозрил бы в экономическом шпионаже, ей богу! Оленька с неподдельным восторгом смотрела на солидно шевелящих хвостиками мальков в садках. Такого скопления осетрины в одном отдельно взятом водоёме она себе и представить не могла. Она со своей зарплатой их и в ресторанах-то не пробовала, а на богатых любовников, как я помню, ей отродясь не везло.
Вдоволь налюбовавшись на наше хозяйство, Роман неожиданно спросил:
— Шеф, а вот если бы всё повернулось обратно, фирма, скажем, стала снова вашей, стали бы вы нами опять руководить? Вернулись бы в Москву?
Оленька как-то так очень внимательно посмотрела на меня, и не было в её взгляде обычной игривости. Я присел на лавочку возле одного из садков, усмехнулся:
— Ты историю про римского императора и капусту знаешь?
Ромка помотал головой, Оленька тоже смотрела на меня предельно удивлённо и подтвердила, что нет.
— Был такой древнеримский император, цезарь Гай Аврелий Валерий Диоклетиан Август, который прославился, прежде всего, тем, что стоял за натуральную демократию и даже не был похоронен в мавзолее, как императоры до него, потому что умер простым римским гражданином. Несмотря на все обвинения в тирании, даже на некоторые традиционные чисто монаршие заскоки вроде страсти к монументальному строительству и бескорыстной любви к драгоценным камням, Диоклетиан был действительно очень демократичным правителем. Едва придя к власти, он заявил гражданам, что через 20 лет
— как только приведет империю в порядок — он оставит трон. Представьте себе, не обманул тиран и деспот, именно так и поступил. Собрал на плацу войска, представил им нового Цезаря и убыл в город Сплит, в свой двухэтажный приморский дворец, где на досуге весьма удачно сочетал занятия философией и сельским хозяйством. Но, что ни говори всё-таки личность в истории кое-что да значит. Пока Диоклетиан вел здоровый образ жизни в Сплите, империя под управлением его приемника, цезаря Дазы, благополучно разваливалась. И римляне вновь пришли звать диктатора-пенсионера на царство. Но Диоклетиан наотрез отказался. «Ну почему, цезарь-батюшка?!» — возопили сограждане. «Ах, сограждане, если бы вы видели, какую я капусту вырастил у себя в Сплите, вы бы не спрашивали такой глупости», — сказал бывший император. Собственно, с этой фразой он и вошел в Историю.
Ребята расхохотались, смеялись так, что даже мальки в ёмкостях заметались, как угорелые.
— Мораль такова: заниматься надо тем, к чему лежит душа, и в чём действительно преуспеваешь. На сегодня этот мега-аквариум — моё любимое, вынянченное, можно сказать дело. И на фиг мне, простите за вульгарность, обратно в эти разборки московские лезть?
Я поднялся, прошёлся вдоль садков, посмотрел на термометры, показывающие температуру воздуха и воды в ёмкостях, проверил датчики биофильтров. Добавил рыбе корма. Роман следил за мной взглядом, а когда я вернулся к ним, спросил:
— А к себе нас на работу возьмёте?
От неожиданности я забуксовал посередине помещения, насмешливо посмотрел прямо ему в глаза:
— И ты, мил друг, готов променять своё московское существование на возню с этими эмбрионами? — я кивнул в сторону мальков. — Это ж не экскурсия, здесь ежедневно надо что-то делать не взирая на праздники и выходные: кормить, чистить, ремонтировать оборудование... Это не игра в крестьянина, тем более, что натуральные крестьяне-то, собрав урожай, по зиме действительно «торжествуют»: занимаются только работай по дому. А у нас цикл круглогодичный. Без выходных и отпусков.
— Ну и что? — независимо вскинулся Ромка. — Вы смогли, значит, а мы, москвичи, белоручки какие-то что ли?
Я кивнул в сторону Оленьки, которая, против ожидания, слушала весь этот бред с явным одобрением.
— Она на всё согласна, лишь бы вместе были, — в голосе моего бывшего личного водителя просквозили просительские нотки. — В Москве всё равно работы нет, да и знакомые, кто знал, где мы работали до этого времени, теперь злорадствуют... Противно, насколько люди по природе злы и завистливы. Раньше только и слышишь: «Рома, поинтересуйся у шефа, ему проектировщики не нужны?» «Рома, а машина в воскресенье при тебе будет? Нужно товарищу на свадьбе подсобить» и так далее по тексту. И теперь на одном гектаре никто с нами... Да что там говорить...
Он махнул рукой и пошёл к машине, Оленька потянулась за ним, бросая на меня взгляды, полные неподдельного разочарования. И я решился:
— Эй, боец! Если ты и по жизни так быстро сдаёшься, то нам не по пути. Персональным драйвером я тебя взять к себе не могу, у меня только две вакансии: фермер и... фермер. Всё. Устраивает такой расклад — милости просим, трудитесь на здоровье, а я освобожу себе время для других дел, производство со временем расширять будем. Нет? Так никого насильно не тащу.
Роман бросился ко мне, схватил аз руку, крепко пожал:
— Сергей Николаевич, не сомневайтесь, мы справимся!
Оленька истово кивнула. Я рассмеялся:
— Конечно, справитесь. Не боги горшки обжигают. Я-то справился... Ладно, с жильём здесь вопрос решим, а свою московскую квартиру можешь сдать квартирантам, всё деньги. А пока поехали праздновать, как-никак Новый год на дворе!
Так мы обзавелись первыми «наёмными работниками». Впрочем, сами работники были вне себя от счастья, поскольку, как выяснилось несколько позже и не без помощи дипломатических способностей Юльки, только здесь, вдали от своих родственников, они наконец-то смогли быть вместе. Это мне по душевной своей близорукости тогда, в офисе, казалось, что девочка эта, Оленька, ищет принца на белом коне, а Роман для неё слишком прост. Да и офисно-планктонная масса подогревала версию своими пересудами, которые нет-нет, да и доходили до моих царственных ушей. А на поверку выяснилось, что загвоздка была как раз в родителях Ольги, которые и представить себе не желали, что красавица дочь свяжет свою жизнь с каким-то «водилой». Её братья, в количестве двух особей, даже пытались разок его проучить, но, как я уже говорил, Рома был парень не промах, и своего по жизни привык добиваться самостоятельно и не особенно размениваясь на деликатность.
После того, как попытка переговоров провалилась, и братья попытались поучить его уму-разуму с применением методов грубого физического воздействия, мой Ромка, не мудрствуя лукаво, начистим обоим рыла, что называется, от пуза, не заморачиваясь по поводу своего трепетного отношения к их младшенькой. Оленька на всё это закрыла глаза и продолжала встречаться со своим возлюбленным.
Потерпевшая поражения родня не смирилась и потребовала реванша, выставив тяжёлую пехоту в виде корешей-байкеров. Повторная Куликовская битва подмосковного разлива завершилась в Новогиреево, куда Ромку понесло на свадьбу к другу, полным поражением этой объединённой коалиции, поскольку в спонтанную драку впряглись Романовы товарищи и бывшие сослуживцы по «войскам дяди Васи», герои-десантники, которые к тому же на беду братьёв именно в этот день кроме свадьбы отмечали традиционным купанием в фонтанах города свой профессиональный праздник. От продолжения банкета Оленькиной родне пришлось отказаться, поскольку на ближайшие полгода её активные родственники начисто выбыли из строя, познавательно проводя время в различных клиниках.
В общем, идея Романа поселиться с нами и работать на ферме пришлась как нельзя кстати. Проблема возникла лишь косвенная, поскольку рядом теперь обретались целых две Ольги, я имею в виду Петькину супругу тоже. Но Юлька быстро перекрестила любимую Романа в Алёнку, и всем всё стало опять очень лепо.
Теперь, когда ферма не отнимала у меня время в полном объёме, появилась возможность заняться и другими вопросами. Сначала на поверку дня всплыла тема венчания, которую мы после летнего, не шибко удачного уральского вояжа отложили на неопределённое время. Но мама моя, оказывается, не оставляла мысли всё-таки познакомится с далёкими родственниками и, как я не противился этому, настояла на том, что ей необходимо съездить в Екатеринбург и лично во всём разобраться.
Маму мою надо, конечно, знать так, как её знаю я, чтобы поверить, что миссия, которую она собиралась на себя возложить, выполнима. В этой хрупкой и скромной женщине скрывалась недюжинная сила воли и твёрдая убеждённость в правоте своего дела, а это, как известно, может и горы своротить. К моему немалому удивлению, Юлька, которую моя конфронтация с её предками уже довела, в общем-то, до белого каления, встала на её сторону. Посопротивлявшись некоторое время их совместному натиску, я сдался и заявил, что они могут делать всё, что посчитают нужным, только меня пусть в покое оставят. Мама засобиралась в дорогу, а Юлька ни с того, ни с сего вдруг сказала, что мне уже пару раз из Москвы «звонил тот самый еврей, дядя Яша». Я возмутился в том плане, что всё узнаю последним и что о таких звонках надо говорить сразу, а не по прошествии полугода, и немедленно связался с Яковом Израилевичем.
Трубку долго не брали, потом дребезжащий женский голос нервно поинтересовался:
— Уже кому здесь не покоится?
Я на всякий случай бросил взгляд на часы: было только три часа дня. По Москве так и вообще час пополудни... Суббота... И осторожно ответил:
— Мне бы Якова Израилевича можно услышать?
— А вы кто? — каркнуло из Москвы. Я замялся, потом бросил:
— Друг.
— Ха, друг, ты слышала, Соня? Здесь кто-то бормочет себя Яшиным другом? И где вы были, друг Яши, когда все любящие его люди столицы провожали старого Каца в последний путь?
Спина моя мигом покрылась липким холодным потом. Я даже не проговорил — прохрипел в трубку:
— Как в последний путь! Что случилось? Давно он умер?
На том конце мобильного провода крякнуло, потом что-то обрушилось, и уже другой не менее скрежещущий голос язвительно провозгласил:
— Не будьте сволочью, не калечьте психику моей сестры... С чего вы взяли, что Яша помер?
— Но вы же сами сказали «последний путь», — пролепетал я, чувствуя, что отпустило, но коленки всё ещё предательски дрожат. Возмущённая птица на другом конце света продолжала клевать меня в темечко:
— Юноша, для нас последний путь — на Землю Обетованную, а то, что вы имеете, уже вообще запредельно... Яша улетел в Израиль неделю назад. Надеюсь, я не стану слишком навязчивой, если предложу вам представиться?
— Сергей... Сергей Николаевич Котов. С кем имею, так сказать?..
Трубка помолчала, в ней что-то гулко рокотало, потом уже первый
голос объявил:
— Господин Котов, для вас персонально от Якова есть что сказать. А именно: не позднее конца марта приезжайте в Тель-Авив или Хайфу, на ваше усмотрение, для Каца московский климат в последнее время вреден. Там и поговорите, о чём — найдётся. Да, и ещё добавлено... Простите, почерк у него плохой, как курица лапой... Ах, вот: ничего не предпринимайте, пока с ним не встретитесь. Читайте то, что вам уже передали. И выбросьте из вашей пустой головы те гадости, что наговорили мне вначале и не вздумайте повторить впоследствии! — крякнуло на прощание это чудо, трубка устало запищала отбоем.
— Интересно, и как я его найду в этом Тель-Авиве? — запоздало спросил я умолкший аппарат. Оставалось ждать сведений со стороны.