Библиотека

Глава 2. Покой нам только снится!

Труд — целительный бальзам,
Он — добродетели источник.
И. Гердер

Войдя в огромное помещение бывшего коровника, чем-то напоминающее запущенный гараж обанкротившегося автохозяйства, я недоверчиво оглянулся на Фёдора. Тот улыбался своей рабоче-крестьянской улыбкой с так любимой в последнее время мною прямо-таки ленинской хитрецой во взгляде. Если вспомнить мировую историю, такая мимика ничего хорошего сулить не могла, и я на всякий случай осторожно поинтересовался, внимательно глядя в дядькины глаза:
— Федя, а ты отвечаешь, что мы именно там, где надо?
Загадочно хмыкнув, дядька только развёл руками:
— Не обессудь, барин... Чем, как говорится, богаты...
Я ещё раз внимательно оглядел помещение. Серые, полуоблезлые стены с потёками воды из-под стропил, погромыхивающая каким-то оторванным листом кровельного железа крыша. Ворота без створки, слегка покосившиеся, но в остаточной части выглядевшие вполне себе дееспособными. Единственное, что внушало оптимизм в этой картине всеобъемлющего хаоса.
Я махнул рукой и решительно зашагал к выходу из коровника, стараясь не наступить на многочисленные холмики, которые могли оказаться боюсь даже и представить чем. Фёдор не сдвинулся с места, вы-жидаючи глядя мне вслед. Я остановился в проёме ворот, подставил лицо мягкому свету июльского солнца... Экватор лета, самое время нежиться на пляже или копаться в огороде, пропалывая грядки, мама давно уж просит помочь, а всё времени вроде бы нет. И вместо этого я каприза Юлькиного ради осматриваю какие-то древние коровьи обители совершенно неприглядного вида.
Спиной я чуял внимательный взгляд Фёдора между лопаток, как пятно лазерного прицела вражеского снайпера. Выдержав МХАТов-скую паузу, чтобы не потерять лицо истинного предпринимателя уровнем не ниже Саввы Морозова, с наивозможнейшим холодом в голосе процедил:
— И это нам предлагается в аренду?
Я ожидал хотя бы извиняющегося тона, а в место этого услышал елейное:
— Да нет, батюшка государь наш, в аренду мы уже взять ничего не
успеваем: изволите ли видеть, если работать по остаточному принципу, то придётся исключительно покупать...
— Это?! Покупать?
— Именно. Серёжа, сбавь тон. Цена в полтора миллиона за этот сарай не то что приемлема — она прекрасна. И если бы не был Михей, глава местной администрации, моим закадычным другом и охотником к тому ж, фиг бы ты, мил человек, этот коровник даже в реестрах узрел. Для себя он берёг, жмот, я же с ножом к горлу пристал: отдай да отдай! Еле уломал, а ты морду воротишь...
Я молчал. Фёдор распалялся:
— Да ты знаешь, что аренда себе боком встанет! Вон в Томске мой приятель звероферму бесхозную подобрал, оформил всё честь по чести, в аренду на сорок девять лет, запустил соболя, песца стал разводить, а через пару лет отобрали: себе такая коровёнка нужна, мол... Ты этого хочешь?
Я устало вздохнул:
— Ой, дядя, да ничего я уже не хочу. Это Юлькина фанаберия, вот пусть и выбирает, что ей надо. Я в этих делах ни черта не понимаю.
— А кто понимает? — удивился Фёдор. — Я вон и то не сразу допёр, что она удумала, пока не разобрался, что к чему. Ай, да баба! Не голова — Дом Советов! Держись за неё, Серёга, и будешь как за каменной стеной, даром, что из этих, офисных...
Я рассмеялся, с удовольствием чувствуя, как со смехом исчезает злость и нервозность. Фёдор был, как всегда, прав. И совершенно не хотелось с ним спорить по этому поводу.
Всю эту компанию действительно замутила Юлька, когда немного обжилась на новом месте. Она настолько органично вошла в нашу жизнь, что уже через пару дней после её появления в доме Фёдора все без исключения мои родственники независимо от близости были от неё без ума.
Прямо из аэропорта мы приехали на кордон, который привёл её в такой восторг, что Фёдор заранее простил ей свой до недавнего времени вполне устоявшийся, но в ближайшем будущем обещающий быть до основания перелопаченным быт. Будучи истинной воспитанницей индустриального мегаполиса и его урбанистического общества, она непритворно восхищалась призаборными соснами, кудлатым Акбаром, сразу признавшем в ней родственную душу и облизавшем пришелицу своим громадным шершавым языком.
Не успел Петька втащить в дом её чемодан, обклеенный бирками заморских отелей, как она, распахнув его вместительное нутро, вручила братцу какую-то малахитовую поделку, а дяде Фёдору достался приличных размеров бинокль с бликующей сиреневым отсветом просветлённой оптикой. «Цейсовский, морской», — недоумённо воззрился Фёдор, вертя в руках прибор и силясь прочитать надписи на фирменной бирке. Юлька только чуть смущенно улыбалась и смотрела на меня шалым взглядом... Потом мы весело пили чай с малиновым вареньем, дядькин компот, Петьке даже досталось малость самогона, но только самая малость, поскольку ему ещё предстояло предстать пред очи соей Ольги, а это, братцы, ещё тот аттракцион...
В общем, когда он отчалил, а Фёдор, сославшись на какие-то одному ему ведомые дела по дому, оставил нас вдвоём, я вдруг подумал, что до этого момента просто боялся такой вот близости... Долгие месяцы ждал, мечтал, а сейчас боюсь! Юлька встала, подошла ко мне, провела мягкой ладонью по волосам, прижала к груди мою непокорную голову. Тихо вздохнула. И сказала:
— А ты не о чём не думай, родной. Пойдём, покажешь девице её горницу.
Она подхватила меня под локоть, и я повёл её на второй этаж, туда, где заждалась своего часа ни разу не давленная широченная супружеская постель. И отчего-то подумал, а не колдун ли наш Фёдор, коли уж загодя приготовил такое двуспальное чудище? Но ни времени, ни желания обдумать такую революционную мысль у меня не оставалось, и вниз мы спустились только к завтраку...
А поутру, за завтраком, уминая какие-то сверхъестественные плюшки, которые Фёдор успел испечь ни свет, ни заря, я поинтересовался у сияющей, как медный пятак (почти во всех смыслах) возлюбленной:
— Не поделишься ли со мной, дорогая, тайной, которая касается не только меня, но и моего разлюбезного дяди? Не скрою, мы тут извелись от любопытства, тебя ожидаючи...
Юлька рассмеялась:
— Да нет никакой тайны! У меня появилась одна идея, и я хотела посоветоваться с Федором Германовичем насчёт того, насколько она безумна...
Фёдор, до этого деловито чистивший свой «ремингтон», оторвался от дела, задрал на лоб очки и внимательно посмотрел на неё:
— И что за дело?
— Сейчас! — Юлька вскочила и бросилась наверх. Я на недоуменный взгляд дядьки лишь развёл руками, мол, и сам здесь впервой... Юлька вернулась через минуту и вручила Фёдору большую тетрадь в синей обложке, типа канцелярской книги, исписанную её убористым почерком. На страницах я успел разглядеть мелькнувшие формулы... Дядька пробежал несколько страниц, гостья стояла у него за плечом, затаив дыхание. Прервав чтение, Фёдор поднял на неё глаза, внимательно так посмотрел и спросил:
— И ты серьёзно этим собираешься заниматься? Без дураков?
Она истово кивнула. Фёдор расплылся в широченной улыбке, каковую я у него отродясь не видывал. Встал, хлопнул ладонью по столу:
— Молодец! Считай, что завербовала меня в союзники. Помогу, чем могу.
— Эй-эй! — вскочил я. — Это что тут за коалиция создаётся без моего соизволения?! Как-никак, ты ко мне в гости приехала?
— К тебе, — рассмеялась Юлька. Я сурово кивнул.
— Так. Значит, я всё должен узнавать первым. Почему я не в курсе твоих дел?
Она бросила на меня такой лукавый взгляд, что моё естество взыграло, и только громадным усилием воли я сохранил видимость спокойствия. А она, между тем, продолжала:
— Мне кажется, что после сегодняшней ночи...
— Ты, как истинный джентльмен, просто обязан жениться на девушке, — захохотал дядька, нимало не смутив этим гостью. Она выжидательно смотрела на меня.
— А что я? Я ничего... Я всегда с моим удовольствием... — залопотал я.
От такого неожиданного натиска я окончательно потерялся, а она тем временем, подлив мне в пиалу (дядька пользовался исключительно ими, утверждая, что чай из них вкуснее) горячего пряного чая, настоянного на листьях смородины, продолжала:
— Милый Серёжа, я приехала сюда не погостить, я приехала к тебе насовсем, — и, увидев мою окончательно обалдевшую и совсем не умную физиономию, кротко добавила. — Конечно, если ты против, то я просто немного тут побуду, город посмотрю и...
Я вскочил, сграбастал её в объятья, утонул лицом в душистых рыжих кудрях, словно хранящих тепло утреннего солнца. Немного отстранился, глянул в глаза — не шутит! Значит, всё — правда, жизнь
продолжается! И я счастливо засмеялся.

* * *

— Так что же такого в этой синей тетради? — небрежно поинтересовался я, утопая в громадной перине и наматывая на палец рыжие кудряшки возлюбленной, которая тоже обитала в этих пуховых волнах нашего счастья и в настоящий момент, пользуясь короткой передышкой, что-то изучала в своём телефоне.
— Мама звонила, — констатировала она, откладывая аппарат на тумбочку и ввинчиваясь мне под бок. — Подумать только, не надо тащиться в этот треклятый офис, слушать болтовню местных клушек и считать дни до встречи с тобой... Милый, как всё славно, ты даже не представляешь!
Это я-то не представлял? Да я был сейчас самым счастливым бездельником на свете. Недоделанный архитектор, недобитый дворник, недообращённый монах... Полуфабрикат, одним словом. Но зато безмерно счастливый. Однако, в какой-то момент я ощутил, что меня банально разводят, и вернулся к вопросу:
— Не финти, дорогая. Что в той тетради? Синее море — белый пароход? Как у Остапа Бендера?
— Нет, — засмеялась она. — Это всего лишь бизнес-план. Такой малюсенький бизнес-бизнес-планчик нашего с тобой прекрасного будущего.
— Никакой бизнес-план не поможет, если сразу после завтрака мы будем возвращаться в кровать вплоть до обеда, — возразил я. — Под лежачий камень, сама знаешь...
— Ну, хорошо, — она приподнялась на локте, однако с таким истинно женским коварством, чтобы пышные локоны не слишком прикрывали выглядывающую не сообразно моменту вызывающую грудь. Я хотел было опять пуститься во все тяжкие, но она мягко отстранилась:
— Дорогой, у нас вся жизнь впереди. Не торопись выпить её до дна в один день — лопнешь!
Я откинулся на спину с видом оскорблённой добродетели:
— Ладно, рассказывай, чем привела дядьку в состояние исступлённого восторга? Я его таким ещё не видал до твоего появления.
— Правда? ЗдоМрово! Понимаешь, — она в запале уселась на постели, и её прелести явились передо мной во всём своём естестве. И это было как-то настолько само собой разумеющимся и естественным, что нисколько меня не смутило. — Я придумала, чем нам с тобой заняться... Не беспокойся, только после того, как теперешние потехи нам порядком поднадоедят.
— Долго ждать придётся, — неискренне посетовал я, по-кошачьи облизываясь, она рассмеялась, прикрылась одеялом.
— Подождём. В общем, жить нам на что-то надо, вот и займёмся делом. Пойдём в аграрии.
Я откинулся на спину и захохотал, на миг представив себя за этаким классическим крестьянским плугом, запряжённым парой быков, как изображали в школьных учебниках. Она укоризненно посмотрела на меня, потом сама прыснула:
— Ты что, меня дояркой представил?
Когда и эта картина сформировалась в моём сознании, я просто провалился в подушки, хохотал до поросячьего всхлипа и остановился только тогда, когда Юлька довольно чувствительно стукнула меня кулачком промеж лопаток.
Откашлявшись, я просипел:
— Прости... Накатило... Посев и надой отпадают по определению. Так чем ты предлагаешь заняться, любимая? Кролиководством? Разведением селекционных пород кур?
— Осетрами, — просто сказала она, пропустив мимо ушей весь мой сарказм. И я понял, что шутки кончились.
Если бы мне, когда я слыл знатоком морской и прочая кухни и регулярно посещал московские и европейские рестораны не чревоугодия для, а токмо за ради эстетического наслаждения, кто-нибудь сказал, что вот этот конкретно осётр, источающий томительные ароматы специй, не выловлен мужественными волжскими рыбаками под Астраханью, а благополучно прошёл свой жизненный путь в примитивном садке, я бы рассмеялся тому в лицо. Пусть невежественно, но зато не разрушает иллюзию некоторой патриархальности ресторанного действа.
А так что же получается? Икра белковая, крабы синтетические, осетрина из аквариума! И это традиционно русская кухня, господа!
Но сегодня, когда я воистину король без королевства, осетровый бизнес при ближайшем рассмотрении показался мне весьма привлекательным. Во-первых, рыба эта, как ни крути, благородная и в определённых кругах весьма востребованная. Это — факт. Во-вторых, производство её, как практически на пальцах доказала мне Юлия Станиславовна (после прочтения её бизнес-плана по другому называть её у меня язык не поворачивался), было не только простым с технологической точки зрения, но и весьма рентабельным, не требующим особых познаний. Естественно, при более глубоком анализе находилось достаточно тонких мест, но, на взгляд Фёдора, вполне преодолимых. Дядька вообще по поводу этого проекта преисполнился воодушевления и даже сумел заразить им меня, доселе преисполненного самого черного пессимизма. Мои доводы на тему, что «...я архитектор, а не ихтиолог или там Ихтиандр, я даже не аквариумист!» его не трогали и разбивались об его уверенное спокойствие, как волны о скалу. Постепенно я втянулся в эту авантюру с присущим мне азартом.
Главный затык был в самом помещении, которое обязано было быть тёплым, иметь водоснабжение (естественно, рыба же!), канализацию, отопление. Остальное производство мало чем отличалось от содержания аквариума. Проточные фильтры, как в бассейне, чтоб не было застойных бескислородных зон, собственно ванны, системы очистки воды, поддержание определённой температуры. Как оказалось, всё это не было в дефиците и продавалось как фирмами со складов, так и через всё тот же Интернет. Но сама ферма... Я было затосковал...
— Я не разделяю твоего пессимизма, — говаривал Фёдор, гоня машину к дому. — Что из того, что крыша прогнила? Так или иначе, её пришлось бы перекрывать. Но на своём-то коровнике оно куда сподручнее, я, племяш?
Я молча кивнул, поскольку уже про себя «прокачал» ситуацию и, при стороннем взгляде, всё выходило не так уж хреново.
— Что касаемо отопления, так с этим и вовсе просто. Поставим ло-калку: котёл купим, газ рядом — дотянем. К батареям присовокупим тёплые полы, вообще работать комфортно будет. Термостат установим, автоматику, стоит-то копейки...
Копейки... Складывалась вполне себе конкретная сумма в несколько миллионов, которой у меня не было. Что-то оставалось на счетах, карточки и доступ к ним я восстановил, но это крохи. Кроме обустройства производства надо ещё малька закупать, корма, обустраивать территорию, кататься по потенциальным покупателям, раскручивать маркетинговые исследования. В целях экономии на первых порах решили отказаться от наёмного труда, пока не поставим дело на промышленную основу. Опять-таки исключительно по соображениям практичности и экономии...
И хоть Юлька всё прекрасно просчитала, благо по профессии была экономистом — и неплохим, как оказалось, сути дела это не меняло: если мы всё-таки решим заняться этим бизнесом, деньги придётся искать. Где, я пока ума не мог приложить. Но, решил по принципу французского императора «.. .ввязаться в бой, а там будет видно».
Но, как выяснилось, Юлька была не только прекрасным экономи-стом-теоретиком, но и практиком, профессионалом до мозга костей.
Чем нисколько не напоминала советский Госплан, для которого главное было поставить задачу. Знаете, «принцип петуха» в действии: «Моё дело прокукарекать, а там хоть не рассветай!»
У неё и по поводу финансов имелись выкладки. И одной из них она огорошила нас с Фёдором, едва мы приехали до дому и сели обедать.
Расставляя перед нами тарелки с борщом, она как бы между прочим бросила:
— Серёжа, мне кажется, нам необходимо пожениться.
Дядька подавился квасом, который традиционно потреблял летом перед обедом. Я чуть не уронил ложку... Мы оба воззрились на неё, она же, нисколько не смущаясь под нашими изумлёнными взглядами, пояснила:
— Я собираюсь продать бабушкину квартиру в Екатеринбурге, ту, что досталась мне по наследству, и в которой я и живу. А деньги вложить в наше дело. И некорректно будет, если наше предприятие окажется после этого не семейным делом, а просто долевым партнёрством. Мои родители этого не поймут.
— А свадьбу с бухты-барахты они поймут? — съязвил я, на что получил исчерпывающий ответ:
— Свадьбы не будет. Пока. Только распишемся. Всё равно живём как муж и жена. Так пусть будет по закону. И для дела польза. А то твои близкие воспринимают меня как туристку какую-то...
Это был камень в огород одной из моих вертихвосток-сестрёнок, которая как-то высказалась в том роде, что вкусят пришлые деревенского быта и уже на всю голову колхозники. А через недельку-другую шасть к себе в города — и были таковы. Можно подумать, не она сама жила в городской квартире всю сознательную жизнь! А Юлька как-то всё это прослышала, но не обиделась, хоть и запомнила.
И вот теперь такой пассаж... Я впал в задумчивость, но Фёдор рубанул ладонью:
— Дельно! Сделаем проще: чтобы времени не терять, распишитесь в нашем сельсовете... тьфу ты, прости Господи, в Администрации. Михею литр первача выставлю — решит вопрос в тот же день. А потом поедем в Покровку, пусть отец Валерий повенчает. Это правильно будет.
Я только развёл руками, а Юлька повисла у меня на шее. Фёдор хмыкнул на это:
— Смотри, паря, так и провисит всю жизнь, вишь, как тренируется...
— А я и не против, — бросил я, обнимая будущую супругу.

* * *

Расписались мы через день, что действительно оказалось делом нехитрым. Теперь наша кровать-монстр могла по праву называться сначала брачным, а потом уже супружеским ложем. Свадьбу сыграли более чем скромно, были лишь самые близкие, остальным пояснили, что гулять будем по осени, когда приедут тесть с тёщей. Мама моя была на седьмом небе от счастья и заявила, что с первого взгляда признала в моей супруге будущую невестку. Мы с Фёдором, независимо друг от друга, отметили, что раньше она такой толерантностью по отношению к невесткам не отличалась. А Юлька после этого долго говорила по телефону со своими родителями, о чём — Бог знает, только потом весь вечер ходила сердитая. Но после получаса произвольных упражнений в постели новоиспечённая жёнушка малость отошла, бросила что-то вроде «перемелется — мука будет», и забылась со мной до утра.
А через день заявила, что нам до венчания необходимо слетать в Екатеринбург и всё-таки познакомиться с её родителями. А то, дескать, не по-Божески это. Такая перспектива меня не слишком вдохновляла, поскольку виделось, что для знакомства с новыми родственниками я ещё не созрел. Но неожиданная мысль, что прямого рейса отсюда до Екатеринбурга нет и лететь придётся через Москву, направила мои мысли в совершенно другое русло. Я моментально согласился на всё, и через день, оставив на Фёдора заботы по оформлению документов на коровник, который Михей, разговевшись очередной порцией самогона, передал нам не только в рассрочку, но и с отсрочкой первого платежа, мы с утра пораньше вылетели в Москву.
За два часа полёта я успел много всего передумать: представил, как зайду в офис своего бывшего коммерческого директора и начищу ему рыло, как съезжу на Троекуровское кладбище, положу цветы на могилу той, что спасла меня от тюрьмы, да и от смерти, почитай... Как посижу во дворике моего детства, пройдусь по тротуарам, что мелий мы с Мухой. Год всего прошёл, а кажется — полжизни пролетело!
Но когда под раскосыми крыльями самолёта замелькали подмосковные сады, промелькнула Кашира и машина, грузно завалившись на левое крыло, чиркнула тенью над знакомым шоссе и покатилась по раскалённому бетону Домодедова, я вдруг понял, что не желаю претворять эти замшелые планы в жизнь.
Мы неспешно, как иностранные туристы, прошли по посадочной галерее и вышли в зал прилёта. До рейса в уральскую столицу у нас ещё был впереди целый день, который мы решили посвятить прогулке
по Москве. Лавируя в толпах прибывающих и убывающих, мы направились в сторону платформы аэроэкспресса, по дороге я успевал рассказывать Юльке какие-то байки из практики своих многочисленных вояжей и искать автомат с горячим кофе.
Последний нашёлся достаточно быстро, я метнул в его необъятное нутро монетки и стал ждать, когда в выпавший стаканчик плеснёт густая струя ароматного бразильского или швейцарского напитка. И когда я вожделенно произвёл первый глоток божественного нектара (хотя, какой там может быть нектар в этих порождениях мировой стандартизации!), рядом раздался такой знакомый голос с давно забытой хрипотцой:
— Здравствуй, Серёжа!
Юлька замерла на полуобороте, удивлённо приподняв брови, у меня чуть не выпал из руки стакан с обжигающим кофе: передо мной, как всегда элегантная и неотразимая, совершенно не изменившаяся за тот год, что мы не виделись, стояла Луиза!