Библиотека

Глава 8. Бухгалтер или писатель?

Школьные годы закончились, и встал вопрос о моем дальнейшем образовании. Профессия бухгалтера казалась моим родителям самой подходящей, а бабушка обещала обучать меня в магазине. Она уже видела во мне своего приемника в конторе. Результаты приемных экзаменов в торговую школу показали, что я набрал достаточное количество баллов даже для учебы в торговой академии. Так начался мой тернистый путь к знаниям.
В период экономического подъема семидесятых годов в Шпитале на Драу развернулось бурное строительство. На главной площади было воздвигнуто огромное неуклюжее здание банка, которое закрыло прекрасную старую ратушу. Но это жители осознали уже позже. В то время был построен также учебный центр с гимназией, а рядом большое учебное здание, где разместилась торговая академия, торговая школа и высшее федеральное учебное заведение женских профессий, презрительно прозванное "поварешкина академия".
С благоговением переступил я порог громадного бетонного здания, и первые три недели был горд тем, что учусь в нем. Однако вскоре я начал страдать от необходимости изучать преподаваемые в торговой академии предметы: бухгалтерское дело, хозяйственный учет, экономика производства.
Мои профессора порекомендовали родителям изменить направление обучения. Однако те решили оставить все, как есть и моя учеба продолжилась.
С приятелями по академии у меня проблем не возникало. Мы прекрасно понимали друг друга. Всегда кто-нибудь нес мой портфель, но это уже не был обычный школьный портфель, а соответствующий моему положению слушателя торговой академии, старый портфель отца. У меня был ключ от преподавательского лифта, который я в знак благодарности время от времени одалживал моим помощникам.
После обеда я обычно занимался в своей комнате сидя или, как это делали конторские служащие, стоя за высоким письменным столом.
Мало-помалу я привыкал к новой учебе, но занятия экономикой и постоянная зубрежка превратили меня, некогда блиставшего, в среднего слушателя.
Еще в школе я открыл поле для творческой деятельности -- я занялся сочинительством. На одном из конкурсов чтецов я выступил с высокопарной речью, которая закончил стихотворением:
Всю жизнь торопится
За счастья куском,
Хоть пальцем потрогать,
Хоть глянуть глазком.
Прочь время шагает шагами годин,
Лишь стресс современности есть господин.
Работа -- ее не намажешь на хлеб,
Все шире разинут кладбищенский склеп.
Всю жизнь торопился
За счастья куском,
Хоть пальцем потрогать,
Хоть глянуть глазком.
Я безоговорочно победил. И все последующие годы те, кто хотел меня превзойти, вынуждены были смириться с мыслью, что этот прыгающий на костылях Франц - лучший оратор.
Во время работы над текстами я обращался за советом к преподавателю немецкого языка. Это был невысокий мужчина, который толи из-за тяжести своего огромного портфеля, толи из-за трудностей преподавательских будней ходил по зданию, всегда скорчившись и шаркая ногами. Никто не принимал его всерьез. Он чувствовал себя непризнанным писателем и именно поэтому был идеальным слушателем моих первых литературных опусов. Со временем я начал посылать свои стихи в издательства и редакции газет, и однажды мои родители со смешанным чувством гордости и досады прочитали в "Kartner Tageszeitung" мое стихотворение о чрезмерном употреблении мяса. Отец заявил, что столь явное наступление на мясников отвернет от нашего магазина этих ни в чем не повинных людей. Моя возросшая переписка стала вызывать подозрения у родителей, и они начали первыми вскрывать адресованные мне письма.
Одно издательство сделало необычное предложение: они готовы были издать мои стихи книгой в случае, если я гарантирую достаточное количество предварительных заказов. Я разнес подписные листы соседям, родственникам, своим профессорам. Подписались практически все, и на свет появился мой первый стихотворный сборник "Маскарад этого мира".
Надо сказать, что стихи были столь эксцентричны, что одна преподавательница позже призналась мне: "Когда я читала эти безжалостные, беспощадные стихи, ты начал вызывать у меня беспокойство". Но это было явное заблуждение, к тому же, мои литературные излияния привели к окончанию физических, рвота прекратилась. Со второго курса академии я уже мог спокойно принимать пищу.
Один из моих текстов произвел благоприятное впечатление на независимое жюри, и я был приглашен федеральным министерством образования на семинар для начинающих авторов детских книг в Зальцбург, который проводил автор и переводчик Вольф Харрант.
Этим приглашением я радостно размахивал перед родителями - теперь они видят, какой у них одаренный сын!
Впервые я путешествовал в поезде один. На вокзале меня встретил лично Вольф Харрант. Я жил в одной комнате с молодым автором Хайнцем Янишем, за плечами которого уже была одна опубликованная книга. Хайнц вызывал у меня искреннее восхищение: он не только писал, но еще изучал публицистику и делал радиопередачи. Именно этим хотел заниматься и я! По утрам он помогал мне надеть поддерживающие аппараты и завязать ботинки. По ночам, перед тем как выключить свет, мы долго беседовали о литературной деятельности, работе ORF, о любви и жизни и о самих себе. Между нами возникла настоящая дружба. Мы не писали друг другу, не перезванивались, но постоянно встречались. И даже если между встречами проходили годы, каждый раз казалось, что простились мы только вчера.
Этот семинар стал поворотным пунктом в моей жизни. С планами стать бухгалтером в родительском магазине было покончено. Теперь я точно знал, чего хочу: учиться, заниматься журналистикой и писать детские книги. Новые жизненные перспективы помогли мне продержаться в торговой академии и получить диплом.
Но чтобы быть писателем, надо иметь достаточный жизненный опыт, которого у меня не было. Жизнь протекала очень монотонно, а уж об опыте в любовных делах и говорить было нечего. Брат, который был моложе меня на год, в этом смысле давно обошел меня. По вечерам дома его, как правило, не было. Он постоянно встречался то с одной, то с другой девушкой, а над его кроватью висел коллаж с фотографиями бывших и теперешних подружек. Над моей же - постер с изображением лошадей. Я всегда сидел дома, редко встречался с друзьями. Родители предлагали отвозить меня куда-нибудь, а вечером забирать, но я отказывался. Да я и не знал, с кем хотел бы встречаться.
Среди одноклассников я чувствовал себя хорошо, но контакты ограничивались только стенами школы. Меня не покидало чувство, что я обременяю других. Я мог бы попросить брата взять меня с собой, но я не делал этого из страха, что тот откажет. Естественно, что у меня не было подруги.
И все-таки я влюбился. Даму сердца звали Сандра. Она сидела позади меня и не обращала на меня никакого внимания. Когда я время от времени пытался стащить у нее жвачку, она царапалась и отбирала ее. И я решил изменить тактику. В радио-игре я выиграл два билета на концерт и, набравшись мужества, пригласил Сандру. Она согласилась. Я был мне себя от радости. Родители отвезли нас в Виллах. Сандра нарядилась, даже загримировала два больших возрастных прыща.
Я очень волновался, ведь это было мое первое свидание.
Родители, дождавшись начала концерта, покинули нас и появились уже только после его окончания. Во время концерта Сандра вся ушла в музыку, ей было явно не до меня. Оставалось надеяться, что теперь-то, после моего приглашения, она заметит, наконец, как я ее люблю. Но на следующий день в школе она спросила, почему, собственно, я ее пригласил. Мои чувства были попраны. Сидя вечером в одиночестве за письменным столом, я думал, а какой смысл жить? Ответа я не находил.
Может, стоит покончить с собой. Много молодых людей шли на это, а ведь они не были инвалидами. И если уж их сломила жизнь, то что говорить обо мне, которому в ней намного тяжелее. В уме я проиграл много сценариев ухода из жизни: повеситься, но как это сделать? И веревки у меня не было. Броситься под поезд? Но поезд, столкнувшись с моими поддерживающими аппаратами, может сойти с рельс.
Представив такое, я рассмеялся, и мысль о самоубийстве показалась мне абсурдной. Нет, я стану знаменитым писателем и все будут мной восхищаться, и женщина, которая полюбит меня, несмотря на мою инвалидность, тоже.